Грег рассмеялся:

— Можно, это точно. Но если ты об Элизабет, то ей не нужны цветы и конфеты. Ей хватит искренности и обещания не делать так впредь.

— Угу. Понял.

Он снова принялся ходить вдоль кромки воды, словно игрался с океаном.

Эфир возмущался и кипел вокруг дома Орвудов — видать, дом оказался полон секретов. Воняло нестерпимо эфирной гнилью. Алые искры то и дело прорывались через щит Фидеса — парням Себа нужно будет выписать премию. Заслужили.

Океан стихал. Волны становились все меньше и меньше. Погода менялась — ветер поменялся и теперь нес прохладу. Даже не верилось, что зима вернется обратно, пусть и на пару дней.

Хогг уже не сливал эфир — он стойко сиял голубым цветом. Кажется, у Брендона все получилось. Теперь бы натиск адера Уве выдержать — он явно вот-вот примчится. Такое возмущение эфира сложно пропустить. Наверняка в ближайших храмах все амулеты сошли с ума. Знать бы еще: что адеру Уве нужно от ведьмы? Он чем-то болен? Чем-то неизлечимым. Только он пять лет искал и не нашел. Никакая болячка столько ждать не будет. Или адер Уве просто не привык сдаваться перед несправедливостью? Ведь Хогг ничем не заслужил болезнь. И предупреждение Арно о том, что адер не тот, за кого себя выдает. Арно лгал или нет?

Грег встал с валуна — можно уже возвращаться в дом. Там слишком много дел. Хогг вроде успокоился и глупости делать не намерен. Бежать ему уже не надо. Нерисса Анна должна его понять.

Хогг развернулся к нему:

— Забавно, да?

— Что именно? — Грег еле сдержал зевок, когда потягивался.

Хогг пнул в сторону океана камешек:

— Там в Вансе мы возможно видели одного из Вансов. И тут столкнулись с его потомками.

Грег признал: Хогг все же светлая голова!

— А ты прав, Грегори. Надо приставить к Орвудам охрану — просто на всякий случай. Эти самопроизвольно поднимающиеся кладбища меня пугают. Мы вроде всех упокоили в Вансе, но чем боги не шутят. Не хотелось бы, чтобы Орвуды столкнулись на пороге дома с вернувшимся предком. — Он кивнул в сторону дома: — я пойду. Дела. Ты со мной или еще хочешь побыть в одиночестве?

— Чё? — не оценил его деликатности Хогг. — Надо дальше разбираться. Дел по горло.

Разбираться почти ни с чем ни пришлось. Брендон уже снял привязку на крови со слуг, и констебли одну за другой выводили из дома и отправляли на допрос в управление растерянных служанок. Невиновных отпустили обратно в особняк — нериссам Орвуд понадобится их помощь.

Брендон отдыхал в холле, устроившись в кресле. Над ним нависал адер Уве, во всю благоухая ванилью и сдобой.

— … получается, что это была ведьма… Как неожиданно. Кто бы мог подумать: я думал, что это колдун. Непростительная ошибка. Мой грех — четыре загубленных жизни. Но кто мог предположить, что нера Орвуд — некромант и ведьма. Настоящая ведьма. В архивах храма ни слова о магии в их роде.

Брендон, из-под полуприкрытых век наблюдая за адером, вздохнул:

— И так бывает. Нечестивые пути притягательны.

Адер оглянулся на входящего вслед за Грегом Хогга:

— Грегори… Я рад за вас! — и во все стороны пахнуло сладостью. — Вы излечились. Это невероятно и вполне заслуженно. Жду вас на днях — вам надо зарегистрировать ваш настоящий эфирный эталон.

Хогг лишь кивнул — все же его выдержка была не безупречна: говорить он не мог — не каждый день выздоравливаешь от неизлечимой болезни.

Адер догадался о него состоянии — он опять переключился на Брендона:

— Нера Орвуд дореформистка, когда как вы — реформист.

Грег напрягся — чего-то такого он и ожидал от адера. Тот приторно улыбнулся:

— Я забираю дело ведьмы Орвуд под крыло своего храма.

Брендон широко открыл глаза:

— Простите, но не получится. Нера Орвуд сегодня раскаялась и сама утром забрала болезнь с Хогга, после чего спокойно умерла в своей постели в надежде на прощение богами. Я прибыл слишком поздно — увы, я непозволительно много потерял времени на погашение защитных рунных цепочек и пентаграмм в особняке. Спасти неру Орвуд я уже не успел.

Хогг перевел потрясенный взгляд на Грега, но промолчал, поздно понимая, что Брендон вернул нере Орвуд не только его болезнь, но и те язвы, от которых погибла Натали. Выжить у неры Орвуд не было ни единого шанса.

Адер Уве возвел очи горе и прошептал короткую молитву за душу неры Орвуд.

— Что ж, раз заниматься ведьмой не надо, пойду и поддержу молитвами нерисс Орвуд. Заодно займусь похоронами неры Орвуд.

Брендон разрешающе улыбнулся и вновь закрыл глаза: дело ведьмы Орвуд вымотало его. Впрочем, уже через час, написав кучу бумаг и заверив их, он был готов пускаться в путь:

— Я заеду в Танцующий лес, посмотрю, что было там, а потом в Вернию. Если будет что-то — я телефонирую. И ради всего святого, не надо меня провожать — я не малыш. Я справлюсь. В Вернии я сейчас важнее — не будет меня, то на Ничейную землю полезет Марк, а это плохо, очень плохо.

Грегу и Эвану пришлось согласиться с Брендоном. Жаль, что они не знали — они последний раз видят Брендона живым.

Домой возвращались вымотанные до предела. Брок переругивался с вернувшимся из Ванса Одли. Одли вяло отвечал, погруженный в свои мысли. Эван молчал, держа Вик за руку. Сама Вик… Она снова и снова перебирала в памяти сегодняшний день и пыталась понять: можно ли было сделать что-то иначе. Ответа у неё не было.

Нерисы Орвуд: Анна, Аполлинария и Арабелла — вернулись домой вместе с немногочисленной прислугой. Вернулся домой и нер Орвуд, изображавший полное неведение. Имена любовниц он выдавать отказался — еще и попытался выставить из дома Викторию. Ничего, Брок докапистый, этот найдет всех. Брендон перед отъездом обещал, что он что-нибудь придумает для нера Орвуда, но это же потом, а сейчас сестрам Орвуд день за днем жить под одной крышей с собственным убийцей, с тем, кто их не пожалел и обрек на мучительную смерть. В голову ничего путного не приходило, если только уговорить нериссу Анну подать на эмансипацию. Только захочет ли она становиться взрослой и нести ответственность за своих сестер? Поль всего четырнадцать, а Бель только-только исполнилось одиннадцать. Самой Анне в этом году исполнится семнадцать.

Услужливый Джон загодя распахнул дверь в дом, сиявший в начинающихся сумерках как детская игрушка. Дом манил теплом, светом, обещанием отдыха. А еще из дома явственно несло слезами. Вик, которая после трудного дня еле держалась на ногах, спешно понеслась в холл, тут же опускаясь на колени и обнимая выбежавшую ей навстречу заплаканную Полли. Вик не выдержала и взяла девочку на руки, ничего не понимая из её спутанных пояснений, прерываемых плачем. Пришлось вмешиваться Альку, как настоящему мужчине:

— Лиска сбёгла. Мы пошли её кормить, а в её коробке пусто. Убегла, как пить дать.

Ноа, которая крепилась и не рыдала, в отличие от Полли, тоже решила расплакаться. Она старательно шмыгала носом, морщилась, фыркала, но слезы не появлялись. Уставший Эван сам подхватил её на руки и принялся вслед за Вик утешать:

— Лиса вернулась в свой домик.

Одли хмыкнул и подтвердил:

— Лиска дикое животное. Ей в лесу хорошо.

Ноа быстро забыла про слезы и возмутилась, глядя на Одли — тот даже поежился под её взглядом:

— У нас ей тоже было хорошо.

Полли, обнимая Вик за шею своими слабыми руками, прошептала ей в ухо, которое тут же стало мокрым:

— Ей точно там будет хорошо?

— Точно-точно, — старательно честно сказала Вик.

Альк, стоявший в холле в стороне и демонстративно прошептавший куда-то в бок: «Плаксы!» — сам то и дело хлюпал носом. За эти дни дети привыкли заботиться о лисе из Танцующего леса, и её побег был для них неожиданностью. Брок посмотрел на мальчишку и взял его на руки:

— Ничего, парни тоже плачут, Альк. Поверь. Особенно, когда сбегают коварные лисы.

Альк громко швыркнул носом:

— Я не плакса. Вот возьму и навещу её сам в лесу!