— Заче… — Грег подавился воздухом. — Я не понимаю Хогга. Совсем.

— Просто ты неправильный с его точки зрения сиятельный.

Если Хогг и слышал эти слова, то предпочел промолчать. Он и в душе молчал, когда щедро намыливал кожу, сплошь в язвах. Они были везде — на груди, на плечах, опускаясь до запястий, на ногах, правда до голеней еще не дотянули, на шее — одна почти вырвалась за пределы воротничка — еще чуть-чуть и форменная рубашка перестанет её скрывать. Смотреть на Хогга было до одури больно. Так просто не должно быть. Никто не должен нести на себе чужие ошибки и чужие болезни. Никто не должен принимать чужую смерть.

Шагая под прохладные струи воды, Хогг фыркнул:

— Ты ни хрена не знаешь о вернийке, да?

— Не знаю, — признался Грег. Он так и не мог отвести глаз от серых, мертвых язв с подрытыми краями и желтыми, гнойными корочками. Наверное, это безумно больно — делать любое движение. А он потащил Хогга с собой на кладбище! Совсем не умеет думать! Совсем не умеет заботиться. Сиятельный эгоцентризм во всей красе. Или это просто эгоизм? Он плохо ориентировался в новых веяниях психоанализа.

Голос Хогга звучал глухо, заглушаемый струями воды:

— Сперва зверски болит, а потом нервы отмирают, и становится легко. По мне: уж лучше когда болит — понимаешь, что еще не весь сгнил, что еще где-то теплится жизнь. И прекрати так глазеть — я не статуя в музее. Мойся. Сам говорил, что мечтал о воде.

Грег веско сказал:

— Знаешь, в пекло поиски ведьмы. То есть если Хейг разрешит — попробуем поискать, но главное сейчас — вылечить тебя. Завтра, как разрешит комиссар, поедем к моему родичу. Он самый сильный колдун, которого я знаю. Надеюсь, есть какой-нибудь ритуал вернуть язвы хозяйке! — Он шагнул под струи воды, чтобы не слышать ответ Хогга.

Грег успел привести в порядок свои брюки, одеться и даже почистить обувь — свою и Хогга, а тот все еще стоял под струями воды и не двигался. Руки упер в стену, голову склонил и прикрыл глаза. Только когда Грег напомнил о себе, тактично кашлянув, Хогг дернулся, выключил воду и молча принялся промакивать протянутым Грегом полотенцем обезображенную язвами кожу. Глаза Хогга покраснели, словно он… Грег сглотнул и отвернулся — им всем с детства внушают мысль, что мужчины не плачут. Полная хрень! Хогг имел право на слезы. Это не слабость.

— Прости, я…

Грег сухо сказал:

— Не стоит извиняться.

Когда напали на Натали, Хоггу было лет восемнадцать, не больше. Совсем мальчишка, который еще не влюблялся, не флиртовал, не ухаживал за девушками, а потом это все стало под запретом. Любое прикосновение. Любое чувство. И жизнь стала не бесконечной, а весьма короткой и понятной — только боль и мучительная смерть. Сейчас Хоггу лет двадцать три-двадцать четыре — все равно мальчишка, чуть обозлившийся не на неправильный мир, а на крыс, которых считал виновными в своей разрушенной жизни. Твою же мать… Грег в свои тридцать себя стариком, умудренным опытом, почувствовал рядом с Хоггом.

— Я…

Грег развернулся к Хоггу:

— Грегори, все хорошо. Если бы я так умирал, а потом появилась бы крохотная надежда на жизнь, я бы тоже… Не сдержал чувств.

Хогг взлохматил короткие мокрые волосы:

— И вот как у тебя получается так красиво сказать об истерике?

— Сиятельное воспитание. — Он качнул головой в сторону раздевалки: — пойдем одеваться. Нельзя заставлять лер ждать.

— А уж как нельзя заставлять ждать комиссаров — если бы вы знали! — в дверях раздевалки стоял Эван Хейг собственной персоной.

Грег, пока Хогг судорожно одевался, спросил:

— Докладывать?

— Докладывай, — разрешил Эван.

— Грегори Хогг теперь мой секретарь. И не смотри так — непотизм во всей красе. Имею право проталкивать по карьерной лестнице друзей. И, чуть не забыл: Хогг невиновен.

Грег ждал удивления, но Эван лишь кивнул:

— Мне Вики уже сказала. Только непонятно, как искать эту ведьму.

Грег рассмеялся:

— Надо же, мы с ней шли разными путями, а пришли к одной и той же мысли. У меня есть несколько вариантов: очень скандальный, чуть-чуть скандальный и один с отъездом. На последнем буду настаивать — Грегори надо лечить. У него на шее язва вот-вот проест шейный пучок — Грегори просто умрет от внезапного кровотечения. Надо действовать быстро.

Эван, заметив, что Хогг уже оделся, вышел из душевой:

— Вики затребовала в архивах Университета… И не хмурься так, тут отличный архив скопился… Она затребовала родословные всех известных некромантов — такой дар бывает спорадическим, но чаще всего из рода некромантов он не уходит. Проверим, кто из возможных некромантов проживает возле парка. Мало ли. И если ты собираешься отвозить Хогга Брендону — я обоими руками за. Если есть возможность перевести болезнь на истинную хозяйку — я дам разрешение на любой, даже самый темный ритуал.

Хогг, до этого молча шагавший за ними, пробурчал:

— И с человеческими жертвами?

Эван обернулся на него, и Хогг хмыкнул:

— Понял, я не настолько ценен.

Грег вздохнул:

— Он законопослушен, Эван, слово чести. Но нарываться любит, что есть, то есть.

В общей зале было пусто — дежурные констебли разъехались: кто в порт, кто в Ветряной квартал. Сейчас людей не хватало, а уж как не хватало магов! Конечно, проще было собраться в кабинете Грега или Эвана, но Лео Байо, еще недавно простому констеблю, и Виктории привычнее было тут. Да и удобнее — констебли уже давно обзавелись кофейниками, бульотками, чашками и даже тарелками, правда, ни Грег, ни Вик ни разу не видели, чтобы именно тарелками тут пользовались. Обходились по большей части обрывками старых газет, благо из-за выходок Брока и Грега были ими надолго обеспечены. Вот и сейчас стол ломился от еды, заботливо уложенной на газетах — полуодетый Брок смотрел из-под залежей вареного в кожуре картофеля, выглядывал из зарослей зеленого лука и салата, и кокетливо заворачивался в штору под кусками рыбы и пирожками. Живой Брок морщился и делал вид, что не замечает свои фиксограммы.

На стенах залы плакаты о верности королю Алистер недавно заменил картами — города и герцогства. Это важнее призывов хранить верность не совсем своему королю.

Все окна были раскрыты настежь. Сквозняки во всю игрались плотными шторами. Ветер на улице не то, чтобы стих, но уже не завывал, как баньши, в ветвях деревьев. Прогретый за день воздух и не думал остывать — волны зноя из Кафры все еще летели сюда. Грег отвлекся, думая, как хорошо сейчас в океане — вода еще стылая и сизая. Жаль, что волнение еще не утихло. Не до купаний пока.

Лиззи, смешная в подвернутых, слишком больших для неё штанах и такой же сорочке, подтянув колени к груди, устроилась на стуле и задумчиво жевала зеленое перо лука с солью. Было душно, и Лиз не стала застегивать ворот сорочки. Он чуть сполз вниз, оголяя плечо. Брок, сидевший рядом с Лиззи, то и дело подкладывал ей на обрывок газеты пирожки, жареные в кляре кусочки рыбы, чищеные клубни картофеля в белоснежных крупинках соли. Хогг, сидевший напротив Лиз, прилежно делал вид, что всецело увлечен едой и не видит Брока и его заботы. И неподобающую для леры одежду он тоже не видит. Интересно, он усмирил свою ненависть к крысам или просто смирился с Лиз?

Эван, присев на край соседнего стола, неторопливо рассказывал о пожаре в порту. Голос его то и дело садился, и Эван извинялся и долго откашливался в платок, уже черный от густых пленок мокроты. Ему бы в госпиталь, но не пойдет — гордый, как лер, упрямый, как офицер. Брок тоже не отставал в кашле, сипло извиняясь перед Лиз. Этот куда как хуже — даже умирать будет, но не уйдет с поста. Драконоборец! Хотя из Хогга нерисса в беде так себе.

Грег рассеянно кивал в ответ на слова Эвана. Пожар испортил все планы. О его жертвах было даже страшно думать. Как нелепо все совпало: шаррафа и белый фосфор. Взгляд Грега то и дело замирал на карте герцогства, и тогда мысли сами перескакивали с пожара в порту на поиски кладбищ, готовых этой ночью восстать. Почему-то неизбежность этого он отчетливо понимал и принимал. Понять бы еще, почему покладистая веками нежить вдруг решила восстать. Грег задумчиво что-то ел — Брок сунул в руки, хотя больше он был бы рад ледяной бутылке колы. Впрочем, он был непривередлив и умудрился наглотаться воды в душе. Вик и Лео молчали — они уже все, что говорил Эван, слышали. Вик, стоя у рабочего стола, увлеченно заполняла какую-то огромную, просто чудовищных размеров таблицу — судя по всему, сведения о домах возле Приморского парка. Лео то и дело подавал ей бумаги из разных папок и что-то подсказывал шепотом.