Все шептались между собой, даже Ворон нашел свое место в разговоре с центурионом и учителем истории, заставив тех несколько раз рассмеяться. Между собой тихо перекидывали взглядами Аколиты, порой что-то говоря стоящим впереди священникам, что либо от эйфории то ли от бесстрашия, даже вступали с девушкой в дискуссию. Староста и начальник страже так же шутили, порой вписываясь в разговор Дерека, фрейлины заигрывали с двумя счетоводами, окружив мужчин и заставив тех, нервно дергать пуговицы на своих рубашках. Но все разговоры вмиг затихли, когда отворились тяжелые двери, в первую очередь впуская внутрь отряд из легионеров надежды, держащих в руках длинные алебарды, с болтающимися на них алыми лентами, украшенными изображением розы. Их светлая броня, с изображением возложенных рук на наплечниках, отражала солнечный свет, который только чудом не касался меня, благосклонно не сжигая кожу. Их нагрудники светились от выгравированного на них герба самого легиона, раскрытой книги, внутри которой лежал обвитый змеей клинок, олицетворяющий единую веру в Близнецов. Когда четверка стражей прошла вперед, встав по стойке смирно, между ними прошли два центуриона, в тяжелых, массивных доспехах, отличавшихся наличием пучков алых перьев на закрытых, птичеголовых шлемах и подобия опущенных крыльев из стали за спиной, что словно мантии шли вслед за легионерами. Они имели при себе массивные, осадные щиты, практически ростом с самих солдат, щедро одаренные шипами и высоченными выемками, дополнительно укрепленных изнутри сталью и магическими рунами, чтобы горящая смола попадал в них, не прожигая первые слои металла и не добираясь до держащей щит руки. Выйдя вперед, они ударили щитами об пол, несколько раз проговаривая о прибытии сначала моей семьи, а после и семьи Тревелья, после чего разошлись в разные стороны, вставая между двумя подчиненными, пропуская вперед отца с матерью.
Разумеется, он не мог измениться за ту неделю, что отсутствовал, это попросту невозможно для человека в возрасте, с уже устоявшимся характером. Но стала сильнее я, стала прозорливее, мой взор стал чище и острее, я стала ощущать в нем то, что прежде скрывалось. Тиер шагал медленно, величественно, облаченный в мантию первого пера Империи, темно-голубое облачение, что на спине имело герб Империи вышитый лично по заказу Императора для нашей семьи, герб изображал пронзенную клинком голову волка, из глазниц которого выползает змея, что в свою очередь олицетворяло победу на божественным зверем и вечную власть Близнецов. Возле ворота она украшалась редчайшим белым мехом, что принадлежал убиенным чудовищам, торгарам, созданиям с ледяной кровью, непомерной силой и живущих в глубоких пещерах самых отдаленных северных гор. Их мех обладал удивительной способностью впитывать и сохранять холод, отчего накидка отца неизменно приносила прохладу, видимо следуя логике, что у Верховного судьи всегда должна быть холодная голова. Под ней виднелся мундир глубоко алого цвета, с черными пуговицами, отражающими свет. Узоры на мундире были вышиты золотыми нитями, что изображали около сердца перо и скрещенный с ним клинок, в свою очередь символику судейства. На его поясе ударялся о пояс изящный кейс для короткого, изогнутого кинжала, который отец брал для заключения союзов крови или в качестве самообороны. Но куда сильнее я увидела изменения в его взгляде, теплый оттенок, я всегда любила смотреть в него, ощущая близкое к сердцу спокойствие… но мне стали понятны новые чувства, власть, которая находилась в его взгляде, чем-то напоминала силу Аколита, мою силу, но она не являлась магической, не дарована молитвами или словами. Его слова наполнялись не просто силой воли... Его должность, назначенная Императором Империи, вот что именно было основой власти, ее начальной точкой, которая позволяла голосу звучать ровно, а словам проникать даже в самые запертые умы. В глазах горел тихий огонь, но вовсе не магии, а настоящей властью над сотнями и тысячами людей, которых отец ссылал в каторги, предавал казни, или же миловал, руководствуясь справедливостью. Это очаровало меня, я не смогла отвести взгляд ровно до того момента, как Тиер вместе с матерью не оказались прямо перед нами, кланяясь. Вместе с Гвин, мы сделали тоже самое, высказывая свое почтение. Быстро испив яда, отец взглянул на мне, вмиг заостряя взгляд на свежих ранах.
- Здравствуй, дочь… я рад видеть тебя, но от моих глаз не укрылось… что нечто случилось, надеюсь, это всего-лишь недоразумение. - Отец аккуратно поднялся, соблюдая традиции и стараясь остаться со мной на одном уровне глаз, что было практически невозможно. Сейчас, у нас будет недлинный разговор, приветствие сначала с отцом, потом с братом, а после с Тревелья, и уже вместе с лордом, все, кто сейчас находился перед Тиером, соберутся в главном зале для трапезной. Голос отца остался ровным, шрамы на руках никак не испугали и не удивили его, возможно, отец просто не мог позволить себе сейчас показывать эмоции но, как бы то ни было, он сразу же смог заметить их, высказав свое беспокойство. - Приветствую вас, госпожа Грау, недавно я виделся с посланниками Ревнителей, надеюсь, для вас будет счастливой вестью знать, что ваш предок укрепился в Слезах, он в полном здравии… и для вас там уже есть своя должность. Разумеется, по завершению обучения.
- Мне счастливо это слышать, господин Рихтер, я благодарна, что вы принесли столь благие вести. Надеюсь, в следующий раз, вы сможете передать моему деду благодарность и спросить о его самочувствие? - Гвин прекрасно отыграла свою партию, я рада, что несмотря на все, за эти два дня девушка вслушивалась в мои советы и истории о традициях, которые я рассказывала ей перед сном, в надежде самой запомнить все от и до. Пусть это все и было не столь важно ввиду приезда Тревелья, который в общем-то, не достоин подобного внимания, умение говорить чисто, правильно и высокопарно невероятно ценилось в любом дворянском обществе, от такого нельзя было отказываться в пользу краткости или же лаконичности, как бы порой не хотелось.
- Приветствую, отец, благодарю, что поинтересовался самочувствием… у меня есть что рассказать тебе, я обязательно поведаю тебе об этих изменениях, вновь благодарю, что заметил. - Отец кивнул мне, ясно давая понять, что этот разговор не окончен и подобное не простая ложь во имя традиций, ему действительно важно узнать, что случилось, и во взгляде матушки, которая, к сожалению, не имела голоса, так же я видела беспокойство и удивление. Они даже не могу предположить что случилось… что мы видели и что делали. Еще раз поклонившись, я показала окончание разговора, призывая к быстроте, мне хотелось поскорее покончить с официальной частью и поговорить с родными обыкновенным языком. - Мы присоединимся к вам, как только остальные гости встретятся с нами... Надеюсь, вы достойно проведете этот ужин.
Отец легонько кивнул, взяв Сессиль под руку и ведя в сторону столовой, куда мы вскоре должны были пройти. Следующим вошел Людвиг, мой кровный брат, ведущий под руку девушку, которой нежно поглаживал запястье, словно пытаясь успокоить. Она выделялась на фоне остального интерьера, абсолютно неожиданно обладая темной, загорелой кожей, и даже будучи облаченной в прекрасные, шелковые наряды, которые стесняли ее движения и мешали передвигаться, делая движения еще менее грациозными и простыми, она не могла стать одной из нас просто по этому признаку. Абсолютно все, начиная от темных, практически черных волос спадающих вплоть до середины торса, заканчивая суженными глазами и необычным, фиолетовым цветом зрачков, говорило о ее принадлежности к южанам, что скорее всего, вызовет ни один скандал в высших кругах, если все же, Людвиг женится на ней. Тонкие, длинные руки с такими же продолговатыми пальцами испуганно жались к брату, хватаясь за его льняную рубашку черного цвета и поглаживая ее. Казалось, что она вот-вот готова повиснуть на Людвиге, поддавшись страху и испугу. На ее губах остались шрамы от плетей, около правого глаза сиял еще один, оставленный раскаленной сталью. Подобное было просто непозволительно для любой дворянской девушки, что осталась в милости Сивила… но в тоже время, подобное являлось абсолютно естественным для тех несчастных, кто жил на спорных территориях, за которые сейчас ведется долгая... Очень долгая война. К сожалению, я даже не могла точно сказать, получила ли она эти шрамы от южан или имперцев… война жестока, ей повезло, что Людвиг избавил ее от подобной жизни, пусть и не могла с уверенностью считать, что ему позволят выйти за девушку. Даже если брату придется жениться на дочери Тревелья, вряд ли мы просто так оставим ее одну. Она не станет членом семьи, но отец не бросит ее на произвол судьбы… по крайней мере, хотела в это верить, Тиер никогда не отличался излишней жестокостью, я считала, что ему будет не сложно пристроить ее на работу у нас в доме. Страх в ее глазах отзывался мне, она страшится быть непризнанной, потеряться здесь, лишится брата, который казался ей единственным оплотом. Признаться, она затянула меня так сильно, что я практически не обращала внимание на брата, который признаться, практически не изменился за все то время, что тот провел в столице. Далеко от дома.
