- Да я… кхм-кхм, извините. Как я вижу… госпожа Аколит уже вынесла свой вердикт для нашего… дорогого гостя. Теперь моя очередь пролить немного света, по ее же просьбе. В данной книге отмечены судьбы многих имперских орденов, тайных собраний и, порой, полноценных бунтовских ячеек, что рождались в тени Их света. Среди них, особенно выделялось одно единственное, что противились не власти Императора, не помещикам и даже не богам… но те, кто выступали против церкви, видя в этом единственный верный шанс на то, чтобы узреть истину. Орден змеиного воя. Среди Имперских орденов было множество тех, кто пытался уничтожить церковь, но это первый, состоявший из высокопоставленных церковных деятелей. Их деятельность представляла собой вербовку и последующую революцию в церковных кругах, которая должна была идти сверху, а вовсе не с низов. Они действовали в самом расцвете единой Империи, несколько сотен лет назад, во время века пламени, но вскоре, орден ждала участь раскола, как то часто бывает с революционными элементами, которые тянут свою линию слишком долго. Наиболее отчаявшиеся его представители, под предводительством прелата Фория, в своих еретических помыслах усомнилась не просто в надобности церкви… они свято уверовали в то, что в основе человеческого греха, скорби и слабости, лежит нечто иное, как сами Близнецы! Именно этот орден опустился к деятельности заговорщиков, изменников, которые приняли активное участие в расколе Империи, выступая на стороне северных и южных бунтовщиков… пусть и без своего прославленного епископа, погибшего заметно раньше. Вторая часть ордена… к нашему счастью разочаровалась в собственных идеалах. Крах единой Империи открыл им глаза на коварство иных богов, на жестокость тех, кто вчера были верными союзниками и звался братьями. Они раскаялись перед ликом Императора и Близнецов, в своей клятве обещав, что до скончания веков, будут чтить только Их свет, после чего, именитый Фэор, бессменный владыка легионов надежды, простил бывших еретиков, приняв их во свет. С тех пор, орден змеиного воя существует лишь в качестве отдельных пропащих семей, что по-прежнему следует учению Фория. И как я вижу… Прибывший жрец обвинен в пособничестве ереси названного не единожды епископа, так ведь? - Учитель истории в своих лучших традициях очаровал меня своим рассказом, заставив слушать его забыв о проблемах и страхах… так значит, вот что за два стертых года, пропавших навсегда в пучине разума Марка, вот что за темная тайна скрывалась за ним. Он служил отколовшимся еще очень давно еретикам, что по-прежнему, имеют в своих руках какую-то власть, способную распространяться в Империи словно чума, овладевая разумами отчаянных. Улыбка Аколит не заставила себя долго ждать, она угадала. Оказалась права с самого начала, в глазах девушки блестело горькое самодовольство, которое конфликтовало с постоянной печалью и тоской, что плотно поселились в ее разуме. Историк аккуратно преподнес раскрытые страницы отцу и Тревелья, позволяя им самим убедиться в письменном доказательстве того, о чем рассказал мужчина. - Если вам требуется полный текст катехизиса Фория, я могу запросить его из столицы, но думаю, это уже излишне.

- Благодарю вас, вы оказали неоценимую услугу нашему делу. Как вы видите, Марк действительно следовал всем догматам Фория, его лживого учения и всем нарративам их ордена. Два года он странствовал по южным землям, видел разрушения и смерти, но видел далеко не вину южан, не предательство Их, а винил богов. Отчаяние привело его к тем, кто давал сладкие обещания, винил Близнецов и их слуг, во главу ставя страхи и опасения. Два года службы, забытые по наитию хозяев, два года службы во благо ереси, последствия которых вряд ли мы когда-нибудь узнаем… А после, попытки “спасти” Мирен. Скорее всего, в его кельи, которую нельзя осматривать мещанам, вы найдете приказы, ингредиенты и, что самое главное, останки магии крови, которым он травил девушку. Потому что то, что создавал Марк, является продуктом запретной магии, и это легко определит любой маг. - Аколит оглядела зал, пытаясь сама понять, удалось ли склонить людей на ее сторону или нет. По-прежнему, взгляды оставались ужасающими, полными страха, но теперь, все чаще, они вглядывались в фигуру Марка, словно надеясь, что тот скинет свой облик, представ дьяволом, которого судить не так сложно, как жреца, которых с самых юных лет учат чтить и уважать. Но Марк оставался собой, еретиком, совершившим множество преступлений, и самое главное, пошел против Богов, избрав темный путь. Он отчаялся, возможно, отдался в объятия владыки Горести, либо попросту по глупости признал правдой то, что казалось ему лучшим исходом из всех возможных. Но на деле, подобный путь не имел никакой праведности или очищения, лишь боль, которую он приносил Мирен и возможно, многим других, которых пытался спасти.

- У меня нет выбора, Нерис... Ты видишь все сам, их доказательства стоят того, чтобы обвинить жреца и предать его казни... Но я должен спросить, что ты думаешь насчет него? Несмотря на все, это по-прежнему твой гость и твой человек. - Тиер вложил книгу в руки Тревелья, но тот уже все прочел, аккуратно отдавая ее в руки одного из слуг, который отнес томик обратно историку, который с удовольствием принял его, начиная разглаживать смятые страницы и порой хмуро сверлить взглядом Тревелья, замечая отпечатки его жирных пальцев. Лорд выглядел погасшим, весь вечер обернулся сущим кошмаром, о котором он даже не мог догадаться. Его дочь призналась в расторжении помолвки, жрец оказался еретиком, отравителем и сектантом, возможно одним из худших. Мне было видно, как он метается из стороны в сторону, не желая говорить то, что должен. Но выбора не было, все факты были против, я видела жизнь Марка, тьма поглотила его душу и тело, изменила мысли, подчинила волю и сломила тело. Подобные ему... Им нет пути ко свету, больше уже нет. Они не хотят искать путь к нему, довольствуясь той ложной дорогой, по которой идут. Подобное могло бы заслужить уважение, если бы зачастую, эти дороги не были путями разрушения, убийства, пламени и тьмы. Они могли бы стать отдельным орденом... Если бы несмотря на все, оставались верны Империи, служили бы ей, как то делают тысячи и тысячи других людей, возможно, тоже сомневающихся, тоже бьющихся в агонии сомнений.

- Он виновен и достоин смерти. - Приговор прокатился по залу громогласно, четко и твёрдо, словно говорил вовсе не Лорд, а мой отец. Но после, раздался тихий шепот, окончивший этот суд. - Но прошу... Дайте моей девочке увидеться с ним... В последний раз перед казнью. А после, делайте все, что пожелаете.

Толпа неспешно разбредалась по дому. Исчезая из виду, они оставались лишь обособленными парами людей, следующих по своим делам. Было так странно наблюдать, как люди, несколько секунд назад смотрящие на эту сцену с страхом, непониманием или боязнью, просто отворачиваются от нас, от жреца или глав семейств, уходя прочь. Словно не было никакого суда, никто не истекал кровью, не плакал лежа на стуле, порой начиная дрожать. Будто бы закончилось представление, на которое никто не хотел попадать, и когда спектакль подошел к концу, все бросились прочь, забыв об актерах. Я не ожидала, что именно так будет выглядеть конец нашего суда. Аколиты вместе с нашими жрецами первыми покинули помещение, принявшись готовить на улица костер очищения. На прощение, Аколит коснулась моего плеча, поздравив с первой казнью и успешным раскрытием ереси. Остальные наши наставники расселись за стол, принявшись что-то обсуждать с Дереком, да счетоводами, которые иногда поглядывали на Марка, обычно наливая себе еще алкоголя. Удивительно, что за один вечер Ворон приобрел столь высокую популярность среди моих учителей, рассевшихся вокруг него, словно дети, слушающие байки своего деда. Было видно что Ворон заметно набрался алкоголя во время смуты, улыбаясь чаще обычного и разговаривая крайне громко, в особенности в сравнении с шепотом, который обычно исходил от мужчины. Наверно, для диверсанта и убийцы подобное было крайне непривычно, но судя по всему, подобное мало волновало самого мужчину, травящего байки и шутя, смеясь в унисон с остальными. Лекари и лорд Тревелья трепетали вокруг лежащей без сознания Мирен, пытаясь то ли пробудить ее, то ли попросту облегчить боль. В какой-то момент, они взвалили ее на плечи друг друга, принявшись выносить матриарха из зала. Остальные разбрелись кто куда: фрейлины попросили разрешение у Сессиль чтобы уйти, несколько раз взглянув на нас с удивлением и страхом, несколько счетоводов так же попросили у отца разрешения наконец покинуть празднество. В итоге, судьба оставила нас наедине с остальной семьей, которая глядела на нас с Гвин все теми же неясными, потерянным взглядами, которые я не понимала как именно следует трактовать. Возможно, это и вообще не могло быть переведено в слова, и потому, не было нужды в попытке понять мысли и чувства. Вглядываясь в членов семьи, я понимала, что видимо, наконец пришло время того самого разговора, о котором говорил отец еще в самом начале празднества. Наконец наступила пауза, во время которой, мы не были обязаны ни играть чуждые роли, ни пытаться следовать традициям, давно устаревшим и ненужным в своей основе, но остающихся властью в этом мире перемен. К сожалению, я не успела подготовиться к этому. Предстоящий диалог пугал своей неизвестностью, бессмысленной неопределённостью, которую я не хотела принимать или сдаваться на ее милость. Смогу ли я понять, что же чувствует отец, почему ему так тяжело и скорбно. Смогу ли вновь в глазах брата быть все той же сестрой или подобное навсегда потеряно? Будет ли мать по-прежнему ласково гладить меня по волосам… или же, смириться с тем, что я изменилась. Но изменилась ли я на самом деле?