- Ты не знаешь ничего о нашем учении... Тюремщица! - Донеся из темноты его протяжный, воющий голос, охрипший от времени, но сохранивший человеческие черты. Он был наполнен вековой болью, жаждой крови и тяжестью утраченного, словно то, что пережил жрец, стало основой его сущности. Погасший до основания, он жаждал возможности заново воспрять, в каждом слове читалась обида, ненависть, порочная злоба сжирающая его изнутри. Вой не был гневным, он не угрожал и не пытался запугать, в немного теплилась только болью, жрец верно уже забыл как разговаривать иначе, он помнил только вой, поскольку только это, связывало его с собственным идолом, который являлся неотъемлемой частью жизни жреца... Если конечно, не был основной сущности, что бродила в тенях. Гвин замерла, его голос раздался сбоку, жрец следовал по пятам... Словно охраняя скот, который двигался на убой. Медленно остановившись, девушка одним только взглядом призвала к продолжению диалога, возможно, намереваясь застать жреца врасплох. - Ты пособница бога ложного, не зная правды, ты клеймишь еретиками тех, кто на самом деле, куда праведнее, чем ты и подобные тебе.
- Как ты смеешь говорить о ереси, когда служишь божеству, ненависть которого призывает к уничтожению мира вокруг? Что будет после? Свергнув богов, что вы обретете, во имя чего сжигать Их творение? Власть? Это весь удел так называемого божества? - Я не думала, что когда-нибудь, мне придется вести подобные споры... Но я была тверда в своих словах, я знала, что несу правду, данную нам Близнецами... И пусть у меня не стояло цели обратить жреца в правду, это давало нам возможность перестать следовать его плану, выполняя каждое действие и гоняясь за незримой тенью, что заводит нас в ловушку, выхода из которой, возможно, уже и не будет. Сейчас, я наконец докажу Им, насколько искренняя моя вера в Близнецов, насколько я презираю ересь и то... Во что скатываются подобные волчьему жрецу. Он ведь даже не понимал, как выглядит в моих глазах, жалкий культист, потерявший все, кроме своей фанатичной веры, которую не был способен контролировать. - Ты безумец, который жаждет смерти миру, на устах неся имя давно мертвого бога... Которого возможно, никогда не существовало.
- Ты... Так наивна... - Раздался смех, охрипший до крови, пылающий злобой и упоением своим знанием. Внезапно, раздался удар об пол, из тени выступил не человек, не зверь, но нечто иное... Сочетающее в себе сразу все вышеперечисленное, но отвергающее устои обеих рас. Он оказался одет в лохмотья, содранные с разных трупов, остатки камзолов, военные наплечники, множеством нависших рубах, которые обнажали его собственную, ни чем не сокрытую кожу, на которой, во многих местах, проросла ярко серебристая шерсть, в которой комья грязи навсегда увязли среди волосков, кровь застывшая на ней казалась причудливыми узорами, намеренно оставленными в том состоянии корки, которая была на жреце. Его руки были изодраны в мясо, кое-где я даже видела оголённые кости, по сероватой коже струились алые подтеки крови, которые останавливались исключительно на его лапах, ибо руками они звать оказались более недостойны. Обросшие шерстью, с длинными когтями, которые в своей длиннее доходили до нескольких десятков сантиметров, они беспрерывно скрежетали друг о друга, от чего-то не поднимая никакого шума, пальцев не было вовсе, только когти и кисть... Поднявшись из сидячего состояния, он выпрямился в полный рост, но несмотря на это, горб оказался столь укоренившийся, что жрец по-прежнему был на уровне моих глаз. На его груди, поверх множества рубашек, болталась кожаная жилетка, столь древняя, что она потрескалась и осыпалась, обнажив тонкую прослойку ткани. Под ней виднелась растерзанная в мясо плоть, пульсирующая словно живая, что истекала кровью, разливая по телу алые ручьи и оставляя за жрецом след. Но около его груди, кровь имела ярко черный цвет, резко отличаясь от той, что текла по рукам и около пасти, будто бы в себе, жрец сочетал сразу несколько сердец, сразу несколько порочных сознаний, источающих разную кровь, возможно, именно так выглядел дар его Бога, именно это было благословением Волка, который делит тела своих фанатиков, позволяя тем слиться с животными сущностями, стать одним целым с чуждым разумом и подчинить его себе. Ноги жреца обросли шерстью полностью, став волчьими, и только чудо помогало ему держаться на ногах, учитывая, как сложно было перемещаться на них. - Ты называешь ложным Богом того... Кто был первым из двух. Ты восхваляешь того, кто был смертен... Ваша вера это ложь, Он говорил мне об этом долгие века, и я убедился в этом, когда даже дети повторили Ложь этого презренного пса... Знай же, хоть перед смертью услышь правду. Мириан не бог! Он лишь шавка, убившая моего господина... И забравший его имя. Нет никаких Близнецов, Рихтер... Только презренные лжецы, недостойные ни своего имени, ни чести. - Взгляд жреца уставился на меня, пронзительно вглядываясь в зрачки, в самую глубь души... Так же, как это делали Годрик и Аколит, но сейчас, я смогла дать отпор, закрыв от взгляда душу и мысли. Полный крови зрачок моргнул, на лице заиграл животный оскал, блеснули клыки, столь неправильные, что даже организм отвергал их, не принимая за свои. Из-за остроты и длинны, кончики рвали кожу десен, заставляя тех кровоточить. - Тюремщица.. Ты темна в душе, ты знаешь, что они не способны защитить от демонов, что люди слабы без помощи и нуждаются в защите. Лизистрия Рихтер... Осознаешь ли ты, что просто игрушка в их руках? Они лишили тебя даже собственно лица, думаешь, просто так? Мы сражались против всего мира... Потому что он заслужил смерти, и ты тоже поймёшь это, господин рассказал мне твою судьбу.
Он не дал выбора, не дождался ответа, не вступил в разговор. Это был обман, он отвлек нас, заставив поверить, что в нём осталось хоть что-то, способное вести диалог, мыслить и созерцать. Но разумеется, этого нельзя было ожидать от подобного создания, нужно было бить, как только тот появился перед нами. Ошибка... Которую больше, я не смею допустить никогда. Закончив монолог, который казался последним, что он собирался произнести в своей жизни, жрец сжал свои руки, разрывая плоть ладоней и пуская новую кровь, на этот раз, багряную. Оглянувшись, он бросился вперед, пользуясь тем, что мы оказались под влиянием его слов, на секунду замерев. Несмотря на то, что жрец назвал тюремщицей именно меня, целью он выбрал Гвин, осознавая, что она неподвластна его песни, а я... Смогу без труда пасть, лишившись защитника. Потому, не взирая на опасность, я тут же встала рядом с девушкой, продолжая держать в руках факел, который сейчас оставался по-прежнему нашим единственным источником по настоящему яркого света. Гвин приготовилась к бою, скрестив кинжалы перед собой и ожидая, что предпримет стремительно приближающийся противник, который так отчаянно рвался к нам, передвигаясь на четырех ногах и оставляя на плитах следы от когтей, она читала молитвы, которые слились в унисон с моей. Прыгнув на Гвин, жрец получил нашу совместную контратаку. Заскрежетали клинки и когти, я оказалась рядом со жрецом, который опустился около Гвин, удары по ней. Девушка кивком приказала мне двигаться вперед, обходя его со стороны, сама оставшись на месте, жрец продолжал наносить по ней остервенелые удары коглями, схлестнувшись с Гвин в борьбе когтей и стали. Его удары высекали из оружия Гвин искры, когти скрестились с лезвиями кинжалов, продавливая девушку и оставляя на ее оголенных кистях тонкие, неровные раны, которые тут же начали кровоточить. В тот же момент я вонзила лезвие кинжала в бок жреца, провела вперед, прокрутила и выдернула, оставляя рану на весь бок, из которой вмиг хлынула черная кровь. Казалось, что этого должно было быть достаточно, чтобы тот хотя бы снизил напор на Гвин, но Даже не глядя на меня, жрец пинком сбил с ног, отбросив к одной из стен, так просто, словно я не весила вообще ничего. Отлетев, я лишилась ножа, что от неожиданности удара отлетел в сторону, скрывшись в тени, в моих руках остался только горящий факел, ударившись спиной о колонну, я ощутила приятную бархатистость ткани... Гобелен, один из многих, это даст мне время найти кинжал... Недолго думая, я поднялась, видя на боку рваную рану от его когтей, кровь текла не принося никакой боли, значит... Рана была не так важна, огнем подожгя гобелен я заметила на полу блеск кинжала, бросившись к нему.
