Его движения были тяжёлыми, вынужденными, тело пыталось двигаться, но непременно заваливалось то вправо, то влево, словно не в силах найти точку опоры на земле, которая так отчаянно прогиналась под ним. Когда зверь покинул прочную кладку около башни, начиная приближаться по мне, ориентируясь исключительно на запах, что исходил от меня и еды, оставшейся в сумке, его лапы все глубже и глубже увязали в глине и грязи, которая из-за дождя поддавалась каждому его движению и вызывала яростный, раздраженный и злостный рык. Осознание, что смерть близка ко мне так, как только может быть, пришло далеко не сразу, лишь тогда, когда медведь рухнул под собственной тяжестью в землю, принявшись с диким ревом и ненавистью рыть землю, передними лапами ударяя по грязи и создавая себе выход из западни. Подобное, я видела возле деревни, но как бы я не пыталась, даже такая близость опасности не могла в полной мере... Пробудить тело, разум и сознание, которые до сих пор безрезультатно утопали в уже давно закончившейся песни, такой прекрасной, такой далекой и безумной, темной и жестокой. Проклятый ритм не отпускал, сознание плавало в самом себе, не в силах выявить ни одну мысль, до сих пор, я не испытывала ужаса от того, что видела перед собой столь огромного зверя, по-прежнему на душе царил странный, ни чем не объяснимый покой, который змеей стянул сердце и душу, не позволяя мне понять, что уже давно стоило бежать отсюда, искать Гвин, готовить план. Сделать хоть что-то, чтобы не погибнуть, это все было так далеко, неважно и бессмысленно... Что как бы я ни старалась, как бы не бился мой разум в клетке, я не смогла сделать даже шага в сторону, оставаясь на месте, не готовая встречать смерть, но не имея сил... Чтобы уйти.
Ангел спаситель явился ко мне незамедлительно, когда душа уже была готова принять смерть. Сбивая меня с ног и затаскивая за очередные развалины бывших строений Волкодавов, ее руки ледяными касаниями проводили по моей разгоряченной коже, сбивчивое дыхание ударяло в маску, просачиваясь сквозь отверстия для глаз и рта. Гвин принялась трясти меня за плечи, пытаясь вернуть сознание и привести меня в чувства, на глазах девушки виднелась россыпь грязи и застоявшихся слез. Ее предплечья и пальцы оказались обезображенны грязью, на шее виднелся свежий синяк, словно она с кем-то сражалась, в сумке что-то трещало и скрежетало, но благо, не так громко, чтобы привлечь к нам медведя, но достаточно, чтобы добавить к хороводу бессвязных мыслей новые. Ее взгляд был напуганным, но далеко не зверем, а мною, в нем читалось беспокойство, но постепенно, на его смену приходило спокойствие, попытки осознать проблему и решить ее. Губы дрожали, пока она в итоге не прикусила одну из них, тихо всхлипывая и начиная слизывать с нее кровь. Мой разум отзывался физическому контакту, вид крови привлекал, она манила, будучи словно свет, яркий и теплый. В тоже время, ее движения постепенно возвращали меня в холодную и опасную реальность, куда мне необходимо было вернуться, оторвавшись от прекрасного созерцания прошлого. Оказавшись в силах наконец сделать хоть одно движения, я утерла с ее губ кровь, смахивая ее в сторону, но кровь осталась на пальцах, стремительно исчезая на них, будто я впитала ее. Это придало мне новые силы, которые объяснялись только странным влиянием алого эликсира, кровь на пальцах, на ее губах, на мне... Так будоражила, так возбуждала, я смогла утолить жажду, дарованную песней, ненамеренно взяв крови у родного человека...кажется, мне оказался понятно, почему в домах неизменно лежали мертвыми целые семьи, песнь не дала им сдвинуться, пока жрец питался ими...и возможно, кормил зверей, подчиненных его силе. Все выстраивалось в единую историю, и это придавало мне уверенности в своем сознании, я ведь не безумна, способна мыслить, и поэтому... Нужно двигаться, нужно вернуть в тело жизнь, пока еще не стало слишком поздно.
- Выброси из сумки... Еду... - Я не говорила словами, в горле словно стоял ком, который превращал мою речь в странное рычание, похожее на звериное, но сохранившее в себе человеческие ноты, что казались насмешкой над речью. Я отчаянно пыталась, повторяла это, надеялась что смысл доберется до девушки, и благо, Гвин поняла, тут же начиная рыскать в сумке и выбрасывать прочь остатки хлеба и мяса, откидывая их в сторону от нашего временного убежища. Внутри сумки я заметила несколько изящных кинжалов, что каким-то чудом не подверглись ни коррозии, ни времени, но которые сейчас казались обычными побрякушками... - Он лишен зрения...
- Хорошо... Что с твоим голосом, Лиз? Ты можешь идти? Он ранил тебя? - Гвин позволила мне облокотиться на нее, медленно вставая на дрожащие ноги. Мне было сложно, больно, непривычно. На земле я ощущала себя значительно лучше, и хотела вернуться к ней. В одночасье, я словно растеряла все свои навыки...утратила человеческие способности, которые сопутствовали мне всю жизнь. Судорожно пытаясь вспомнить какого это, быть человеком, меня словно ударило. Я рухнула на землю, спиной прислонясь к стенке дома. Кровь... В сознании осталось только это слово, я потеряла те силы, что вернулись ко мне, в разуме вновь наступила запретная тишина, во время падения Гвин не пострадала только чудом, но ее взгляд, направленный на мое трясущееся тело, был столь печален и многозначителен, что я все равно ощутила себя виноватой. Гвин, начав молиться, вновь принялась оттаскивать меня в сторону, на этот раз, дальше, поскольку медведь смог учуять еду и двигался к ней, медленно перебирая лапами. - О Близнецы... Что же с тобой, Лиз, ответь мне...
- К... Кровь... - Захлебываясь свой слюной, я перевернулась на бок, сплевывая ее на землю, лишь бы только не умереть. Мне было необычно тяжело справится с слабостью, и я ощущала, как проигрываю ей, словно все, что я знала, растворялось, исчезало прямо с моих рук. Тело забылось, попросту лишилось привычных навыков... Я теряла саму себя, нужно было испить крови, как пелось в песни, вкусить этот эликсир, чтобы заново ожить, почувствовать жизнь... Я ненавидела себя за это за то, на что мне придется пойти, лишь чтобы выжить. Знала, что Гвин сделает это, без проблем, лишь чтобы спасти меня, но то отвращение, которое я испытала, когда познала правду, не было сравнимо ни с чем иным. Испить кровь Гвин... Как... Порочно, грязно, неправильно... Я не хотела такого для себя и тем более, для Гвин.
- Тебе... Он что-то сделал с тобой, да? Я... Не знаю, не знаю как... - Она не хотел этого, поскольку знала одну простую истину. Кровь является слишком опасной сущность, хранящей в себе слишком многое от своего владельца. Поэтому она почиталась Империей, поэтому ее превносили в жертву Мириану, отдавая частички собственной души в его руки. Волкодавы пили кровь ради силы, кровь Воронов была отравлена из-за их покровителя, змеиный яд смешивали с ней, чтобы проводить ритуалы и вызывать в людях раскаяние, многие ритуалы заставляли болеть саму душу, ведь в них использовалась кровь людей. Отдать свою кровь было тем же самым, что потерять рассудок, и подобное строго порицалось Ими, если это не было во имя спасения. Сейчас... Была именно такая ситуация, когда не было другого выбора. Мы обе это понимали, здесь не было иного пути, как бы не хотелось его увидеть. - Хорошо, хорошо... Давай вот так...
Гвин уложила меня себе на колени, опасливо оглядываясь, пытаясь понять, ушел ли медведь и в безопасности ли мы. Его топот было сложно не услышать, но прямо сейчас, все стихло, дождь вновь стал дождем, а в вихрях ветра я наконец перестала слышать дикий вой, что сводил с ума и заставлял дрожать, еще сильнее преклоняясь перед песней. Ее руки нервно гладили меня, пытаясь успокоить, или же убрать мокрые волосы с лица, которые застелили маску, которую девушка поспешно сняла, подставляя мое дрожащее лицо плачущему небу. Я увидела над собой блеск клинка, к своей боли ощутила, как кровь расползается по бледной коже раскрытой руки Гвин. Мучительные секунды разрывали тело изнутри, я ощущала кровь так близко, заставляла тело сдерживать свои позывы, но в ответ испытывала ужасную боль, проникающую в самую суть моего сознания. Уже вскоре, Гвин поднесла к моим губам наполненную кровью ладонь, постепенно позволяя испивать кровь, следя лишь за тем, чтобы я не захлебнулась в своей жажде. И как бы мне не было противно, песнь изменила меня, на мгновения, может на годы, но сейчас, я не испытывала отвращения к тому, что всегда презирала, что ненавидела, чего боялась. Кровь девушки была сладкой, хотя не должна была оказаться такой, освещающей, хотя я не верила, что это возможно, в ней читалась та святая вера, что хранилась у рода Грау в течении веков, и которая прямо сейчас очищала меня от ненавистной сердцу, но возлюбленной страждущим разумом, песни. Я ощущала, как взгляд проясняется, к телу приходит жизнь, отступает острая боль, тело наконец возвращалось в мою власть. Жадно лакая кровь, я приподнялась с колен, дрожащими, алыми губами пытаясь добраться до всего, что было, в своей жажде надеясь на избавление. Но кровь в ладонях стремительно кончалась, пока наконец, я не почувствовала, как из сознания словно выпадает раскаленный донельзя клинок, что резал разум и мысли. Я наконец вернула себе свободу воли, поборола тот кошмар, в котором оказалась, и это все...было столь прекрасным, что я не смогла сдержать слез, что смешивались с кровавыми разводами внутри ладоней Гвин. Такого облегчения я не испытывала очень давно... Пальцы сжимались и разжимались без всяких проблем, тело словно обновилось, из-за крови родившись заново, став сильнее. В руках чувствовалась сила, власть, которую я не испытывала раньше, но все эти чувства вмиг унялись в момент, когда Гвин обняла меня, прижимая к себе так сильно, что на мгновение, я вновь ощутила себя как никогда слабой и беззащитной, но больше, безвольная слабость не возвращалась, оставшись чем-то вне... И все это, благодаря Гвин, которая сейчас, тихо плакала мне в плечо. У меня не было слов, чтобы выразить ей всю свою благодарность, я попросту не могла сказать ничего... Безвольно прижимаясь к ней, нервно вздыхая и порой, поднимая взгляд, глядя на ее закрытые глаза и тонкие, алые губы, шепчущие по мне молитвы.
