Марк был убит девушкой, под ее же отчаянный плач, которая беспомощно смотрела, как после, уже убиенное тело жреца ласкают, сжирая в себе, языки алого пламени, унося к черному небу алый дым, что был похож на снег, плывущий к небесам. Я видела это, но никаких эмоций не испытала, зная, что душа Марка уже очень далеко от тела, и никакой боли заблудший во тьме жрец уже не испытывает... И не может испытывать. В ту же ночь, матриаих сменила свой облик и сущность окончательно, словно Марк был единственным, что позволяло ей оставаться человеком... Отвергая свой новый облик и Их благо. К сожалению, узреть истинный лик матриарха я не смогла, оказавшись недостойна узреть творение рук божьих. Даже силы Аколита оказалось недостаточно, чтобы пробить божественную иллюзию, чтобы взглянуть на Мирен по новому. Но то, что осталось снаружи… было очищенным от всякого уродства и змеиных черт, словно их и вовсе никогда и не было. Омоложение до двадцати лет человеческое тело, не имеющие и капли боли, что могла бы остаться после десятилетий службы в церкви, с роскошными, пышными волосами, и бледной кожей, с видимыми венами, по которым текла зелёная, изумрудная кровь. Но больше Мирен не была прежней, хотя и казалась все той же жрицей, только лучше. Я не пересеклась с ней, не обменялась ни любезностями, ни утолила своего любопытства, по сути, не сказав ей ни слова, ни не услышав и слова в ответ… но даже в воздухе ощущалось, как веяло тишиной от девушки. И не просто трепетом, который мог заставить людей замолчать, лишь бы взглянуть на нее и проводить взглядом. Вокруг нее замирали всякие звуки, оставалось лишь тихое биение сердец и величественные шаги. Моя наставница предположила, что подобно Марку, которому не было чего сказать ей… сама Мирен тоже утратила голос, но в подобные совпадения я верить отказывалась, провожая взглядом Мирен, жизнь которой наконец оказалась окончательно вверенной в руки Близнецов. Но счастье?... Я не видела его, я не видела ничего в мёртвых глазах. Она была словно лишена мыслям, шагая будто бы по чужому наитию. И я... Боялась того, что однажды стану такой. Впервые в жизни, я боялась дара богов, зная, что не смогла бы жить без собственных мыслей и разума. Без них... Я бы была никем, попросту тем самым полым сосудом, которым и должна была жить. Но оставалась еще одна удивительная и внезапная новость, на этот раз связанная с Людвигом.
Брак будет заключен. Такое неожиданное заявление на утро вынесли из отцовского кабинета трое собравшихся мужей. Но как оказалось, оба лорда нашли удивительное, в своей изворотливости, решение проблемы. О преображении Мирен знали только собравшиеся здесь семьи, а потому, проведя свадьбу, через несколько дней, будет объявлено о расторжении, на основании преображения Мирен и ее посвящению себя церкви. Судя по усталости на лицах обоих лордов, им с трудом удалось прийти к подобному консенсусу, либо же, так сказывалось истощение от длительного нахождения подле Мирен, которая разносила вокруг себя печальную духоту и тревожную боль, фантомную боль. Я понятия не имела, что происходило за внешним образом, но я чувствовала, что однажды, мы вновь услышим о Мирен. Она казалась мне не правильной, вырожденной через боль и ненависть, через страдания и ересь. Она не была чистой в Их глазах, и я знала, хоть и не хотела признавать, не хотела даже думать об этом, но Мирен являлась ошибкой. Ужасной ошибкой, которая рано или поздно сорвется, став чем-то уникальном, чем-то потрясающе ужасным. И тогда, тишина прервется, возможно, навсегда. Но сейчас, все что было, это аура вокруг девушки, что убивала всякую чистоту и насыщенность, оставляя сухость. Подобное оказалось столь невыносимым для обычных людей, что лорд Тревелья вызвался ехать на лошади, но когда даже самая стойкая кляча выдохлась спустя один круг с лордом на спине, на лошадь посадили молчаливую жрицу, укрыв лицо капюшоном а тело другим плащом, что скрыл от окружающих какие-либо черты ее телосложения. К десяти часам нового дня, семейство Тревелья, лишившиеся своего духовного наставника, покинуло наше поместье, пребывая в трагичном, молчаливом трауре. Но для меня... Это было просто очередное вычеркнутое из списка дело, пусть и я ощущала что Мирен... Однажды, окончательно сломается под гнетом того, чего была недостойна. Сложно признавать... Но возможно, ей действительно было лучше никогда не перерождаться. Возможно... Близнецы совершили ошибку.
Гвин с грустью приняла то, что я собираюсь провести практически весь день с матерью, считая что мы должны повеселиться в посокдний день перед отъездом. Мне оказалось невыносимо трудно бросать ее одну, в доме больше не было никого, с кем она могла бы провести свой последний день. Наставники... Мы и так будем продолжать у них обучение и к сожалению, помимо них, Гвин так и не удалось завести здесь друзей... Или хотя бы знакомых, что могли бы быть с ней в этот день. Недолго думая, я решила, что нет ничего плохого в том, чтобы ей провести последние часы рядом с Сессиль и мной, ведь мать всегда относилась к ней не иначе, как к собственной дочери. Гвин приняла это предположение с опасением, редко по настоящему пересекаясь с моей матерью, но в итоге согласилась, не зная чем еще себя занять в этот день. Сессиль оказалась приятно удивлена, что Гвин явилась, ведь несмотря на всю доброту женщины, сама Гвин начисто игнорируя все ее попытки стать ближе, не столько из грубости, сколько от страхов и желании сохранить память о своей погибшей матери, не запятнав ее образ кем-то чужим. В голосе матери не было никакого излишнего удивления, которое могло оттолкнуть Гвин, даже хорошо скрытого беспокойства, несмотря на то, что с Гвин она практически никогда не говорила, ввиду закрытости девушки. Сегодня, мы впервые вели совместные беседы о моде, за два года моего обучения, а с Гвин, за всю нашу совместную жизнь. Сессиль смогла уговорить Гвин примерить несколько платьев, показала ей новые образы и попробовала изменить прическу, но это ей не удалось ввиду коротких волос девушки, которые та попросила не срезать во время поездки, и моя названная сестра действительно согласилась на это, возможно, не в силах отказать женщине, что относилась к ней как к дочери. Со временем, Гвин стала относиться ко всему проще, словно перестав бояться моей матери и приняв правила игры, которую мы затеяли. Видеть то, что они наконец поладили, оказалось на удивление ценным моментом, что оставил на душе приятное спокойствие, сравнимое мало с чем в жизни. Я не ощущала себя настолько умиротворенно уже очень давно… мы пили чай, вкушали искусные десерты, которые обычно готовили только для важнейших из гостей, посещающих наш дом. Но как оказалось, сегодня было исключение. Несколько часов мы провели в саду, на прощание, мать сорвал с сада несколько цветков… для Лиз, разумеется, это были фиалки, а я… фраза девушки мага, которую я почему-то запомнила, убедила мой юный разум, что помимо асфодель, более цветов для меня уже не существовало и не могло существовать, несмотря на их великое множество. К сожалению, из-за этого, я так и не смогла решить, какой цветок взять с собой в столицу… из-за чего, Гвин преподнесла мне целый венок, состоящий из полевых ромашек, растущих среди множества более высоких, красивых и грациозных растений. Я с гордостью приняла этот подарок, хоть и ощущала некую печаль, осознавая, что рано или поздно, он завянет, но разве подобное… могло действительно быть проблемой? Ведь он подарил мне счастье, ради которого и был создан, так что еще я могла требовать от растения?
Середина дня прошла в блаженном отдыхе рядом с Сессиль и Гвин, но вот под вечер, перспектива разговора с отцом становилась все ярче и ярче, неуклонно приближаясь, пугая меня своей неотвратимостью. Я не знала, что он хотел сказать мне. Возможно, Тиер желал дать наставление, рассказать что-то о столице, либо же, предупредить об опасностях. Для прощания было слишком рано, поскольку несмотря на все, впереди ждал еще праздник и несколько дней перед ним, что мы по-прежнему проведем в столице как единая семья, что уж говорить о многодневной поездки. Потому с каждой секундой, я все больше и больше драматизировала предстоящий разговор, не желая томиться в ожидании, но вынужденная ожидать того момента, когда Тиер пригласит меня к себе. Под вечер был новый пир, во многом состоявший из вчерашних блюд и куда более семейный, скромный. Здесь не присутствовали ни наставники, ни доверенные отца только наша семья и Аль… к которой даже отец несколько проникся, наконец успокоившись из-за проблем с Тревелья и Мирен, из-за которой, упоминания матиарха в доме Рихтер резко перебивало даже самый оживленный разговор, вынуждая неудобно отвести взгляд, вспоминая о девушке. Людвиг стал куда раскрепощеннее, часто обнимал Аль, целовал в шею и щеки, в ответ та лишь скромно улыбалась, оглядываясь вокруг, словно пытаясь понять, осуждает ли подобное поведение остальная семья, либо же нет. Но Сессиль лишь отводила взгляд, стараясь скрыть улыбку, мы с Гвин общались между собой, отец не придавал этому абсолютно никакого внимания. Единственное, что печалило меня, полное отсутствие возможности поговорить с ней, узнать о том, что же это за человек и каковы его мотивы… . Но возможно, если Людвиг был счастлив, то мне это было и не нужно. Брат далеко не глупец, и даже ослепленный любовью вряд ли лишний раз подставится под удар кого-то с юга. Поэтому уже вскоре после начала ужина, я оставила эти мысли, отдавшись вкусной еде и приятному аромату чая, шедшего от фарфорового сервиза. Ведь уже скоро, это навсегда растает в небытие... Подобно дыму, идущему от напитка в моей чашке.