— Чувствую себя девочкой, — посмеивается Лекс, когда на фоне моих скромных покупок гора его пакетов выглядит еще больше. — Куда дальше?

Я безразлично пожимаю плечами.

Весь вкус от шоппинга улетучивается, а мысли, что мне снова придется смотреть, как на Лекса пускает слюни буквально все фертильное «население» этого торгового центра, вызывает приступ агрессии.

— А как же сумочки и туфельки? — подтрунивает Лекс.

— Боюсь, пока мы будем составлять мой гардероб, половина сотрудниц местных магазинов успеет от тебя залететь, а другая половина — выйти замуж.

— Ты сильно преувеличиваешь, — без нотки вымученной скромности, говорит он.

Если бы когда-то мне пришла в голову безумная мысль отвесить похожий комплимент Марату, тот так раздулся бы от гордости, что превратился в ходячую экологическую катастрофу. Лекс выглядит гораздо лучше брата, превосходит его по всем параметрам, но на мои слова реагирует примерно так же, как и на все остальное, что выходит из моего рта — примерно никак, большей частью пропуская мимо ушей.

— Ладно, ну раз ты не хочешь заниматься покупками, значит… — Лекс осматривается, находит взглядом ближайший кафетерий и тащит меня туда, словно капризного ребенка. Усаживает за стол, просит официанта принести мне «что-то очень сладкое и клубничное», а сам ненадолго утыкается в телефон.

Пишет своей Эстетке? Отчитывается, что с ним все в порядке и его задница никак не пострадала, пока он героически спасал от ужасной смерти одну свою недостойную бывшую? Интересно, а она вообще в курсе о том, что мы поддерживаем контакт? Или вообще ничего обо мне не знает? А если знает — то что именно?

— Это наш лучший десерт, — растекается в улыбке официант, ставя передо мной невероятных размеров круассан с ломтиками клубники и сливочным кремом внутри, щедро посыпанный пармезаном и вдобавок украшенный парой шариков мороженного. — Вот увидите — вы придете к нам снова. За добавкой.

Аппетита есть этот кулинарный шедевр нет вообще, но обижать парня, который так его нахваливал, тоже не хочется, поэтому пересиливаю себя и откусываю самый краешек. На удивление, это действительно вкусно. Ладно, к черту Лекса и его очередные непонятные игры — насладиться десертом мне они никак не мешают.

— Вот. — Спустя пару минут, Лекс разворачивает ко мне свой телефон с развернутой афишей «Красотки» на экране. — Мы идем в кино.

— Очень… — проглатываю слишком жадно откушенный большой ломтик, — … смешно.

— Блин, Вик, что не так? — Он так искренне вскидывает руки, что в его неведение почти хочется верить. — Ты же любишь всякое сопливое женское кино, всегда любила! Я старался найти маленький показ, что-то проверенное, что всем девочкам нравится. И вроде ты даже всегда над ним ревела в конце.

Строго говоря, я много над чем люблю пореветь. Но в последнее время мое отношение к подобным фильмам изменилось на кардинально противоположное. Потому что «Красотка» — это буквально манифест содержанки. А я в последние годы прикладывала много усилий, чтобы обрести какую-то финансовую автономность. Ну то есть, думала, что стараюсь.

— Я не хочу смотреть кино, в котором популяризируется продажная любовь, — говорю тоном училки, смахивая с рукава своего нового шелкового костюма хлебные крошки. — И если ты думал таким образом меня унизить или намекнуть на способ, которым я должна буду расплатиться с тобой за все эти «подарки», то спешу тебя огорчить — ты…

— Лучше ешь круассан, Вика, — грубо перебивает Лекс, и снова опускает взгляд в телефон. — У тебя ПМС? Или застой желчи? В чем проблема просто сходить в кино? Не хочешь на всратую мелодраму — пошли на боевик!

— На боевик тоже не хочу.

— Фантастика! — Вскидывает руки Лекс. — Кино про разумных обезьян, которые поработили человечество. Пойдет?

— Уже смотрела, — кривлю рот, вспоминая детский галдеж и смех, которые испортили все впечатление от просмотра. Это было два года назад и с тех пор я больше не ходила в кино. Как-то просто даже вычеркнула этот способ времяпрепровождения из списка возможных.

— Мультики? — Лекс нервно смеется от отчаяния. — С разговаривающими и поющими животными?

Собираюсь снова ему отказать, потому что мультфильмы точно стоят на последней строчке того, ради чего я пошла бы в кинотеатр, но потом ловлю себя на мысли, что не случится ничего плохого, если мы два часа посидим рядом, погрызем сладкий попкорн и посмеемся над говорящими белками и зайцами.

— Мультик пойдет, — говорю после нарочно затянутой паузы.

И Лекс, возведя очи горе с чем-то вроде: «Да, блядь!» на губах, за минуту бронирует билеты в центре зала, прямо напротив экрана. Одно плохо — невзирая на середину недели и день, зал будет забит почти под завязку, а учитывая жанр — почти наверняка это будут дети. Много детей. Много шумных детей.

— Только, Вик, вообще-то у нас сорок минут времени, чтобы добраться на другой конец города. — Лекс делает многозначительный жест бровями в сторону моего наполовину съеденного десерта и стаканчика с апельсиновым бамблом, к которому я вообще еще не притронулась.

— Я возьму это с собой!

Не отказываться же от вкусняшки, тем более, что она действительно зашла мне как вода в сухую землю. Правда, еще до того как мы выходим из торгового центра, я успеваю дважды споткнуться, пока приноравливаюсь с какого бока откусить, и еси бы не вовремя подоспевшая помощь Лекса — содержимое круассана было бы или на моей новенькой шелковой рубашке, или у меня на физиономии.

Но пока мы едем в такси (все наши покупки Лекс с курьером из магазина отправляет в гостиницу), я все-таки разделываюсь с едой и с наслаждением смакую прохладный цитрусовый кофе. Один раз, когда отворачиваюсь к окну, привлеченная красивым пейзажем, Лекс успевает присосаться к моей трубочке, за что получает увесистый щелчок по носу.

— Мальчик повзрослел, а дурная привычка воровать чужую еду никуда не делась, — беззлобно отчитываю я. Но в глубине души мне даже нравится, что хотя бы здесь и сейчас и на ближайшую перспективу между нами установилось хрупкое перемирие.

Раньше меня всегда раздражала его привычка обязательно тащить хоть что-нибудь с моей тарелки, а Лекс, прекрасно зная, как это меня раздражает, все равно продолжал подворовывать. А сейчас кажется, что ничего такого в этом нет — типичная привычка у парочек, и точно не стоит испорченных нервов и недовольного ворчания.

Я осторожно притрагиваюсь губами к соломинке ровно в том месте, где из нее пил Лекс. Чувствую себя полной дурой, когда украдкой провожу по нему языком, пытаясь распробовать на вкус, но еще хуже то, что вся моя маскировка ни к черту, потому что Лекс все это время смотрит на меня хитрым, но почему-то потемневшим взглядом.

— Вот, — нервно сую ему наполовину полный стаканчик, — мне расхотелось.

— Я именно так и понял, да, — довольно лыбится Лекс и аппетитно причмокивая потягивает латте.

И ведь совесть его даже не мучит в этот момент!

Мы успеваем приехать за пять минут до сеанса, а потом Лексу еще приходится повоевать, чтобы согнать с нашего места парочку наглых подростков, которые уселись в надежде, что их или никто не выкупил, или владельцы придут уже после начала сеанса и не станут разводить суету. Но когда мы, наконец, усаживаемся, свет мгновенно гаснет, а Лекс подсвечивает пространство вокруг фонариков в телефоне, чтобы я знала, куда поставить колу и ведерко попкорна — у меня оно размера «больше не бывает» и я с таким наслаждением хрумкаю карамельных «барашков», что эти звуки наверняка слышны на весь зал. А когда Лекс порывается снова стащить у меня горсть, то тут же получает по руке и показушно морщится.

— Ты мешаешь мне смотреть! — возмущенно шиплю на него, в надежде, что он, наконец, угомонится и перестанет вести себя как ребенок.

— Ты так смешно глаза выпучиваешь, — вместо покаяния выдает новый «комплимент» с Лекс и я, поддавшись импульсу, швыряю в него парочку «барашков», один из которых он умудряется поймать на лету. — Имей ввиду — если еще раз протянешь свои клешни к моему попкорну, я применю СЗО.