— Откройся сердцу Тьмы.

Его клыки вонзились в мою кожу. Моя голова безжизненно повисла, склонившись к его узкой груди, сознание поплыло в кровавом угаре. Луна зашла за облака, и в этот момент раздался мощный рык. Нечто большое кинулось на упыря, повалило его на песок, и мимо меня покатилась лысая, безобразная голова. В этот момент горизонт пошатнулся, и земля оказалась странно близкой. Я не ощутила удар о песок, и теперь лежала на боку и молча, неподвижно смотрела, как мечутся яркие огни, отражается от неведомой преграды пламя Рю, вновь принявшего свой драконий исполинский облик, как во вспышках взрывов исчезают женщины с горящими багровыми глазами, ослепительно прекрасные, и настолько же смертоносные. Я ничего не слышала, практически ничего не понимала, и могла лишь лежать с широко распахнутыми глазами и видеть то, во что я больше не могла вмешаться.

Духовая трубка Ирины делала своё дело: патроны вспарывали кожу ведьм, а затем смесь трав принималась пожирать тела отступниц. Повсюду слышались крики умирающих ведьм. Закатилась луна, и песок начал окрашиваться розовыми лепестками. Ведьмы закричали так, что у меня чуть не лопнули перепонки, и, спустя несколько мгновений, куда-то испарились. Последней с поля боя ускользнула тень: чёрный плащ, тьма под ним, и витиеватые рога, вспарывающие толстую ткань. У меня мурашки по коже побежали, когда я представила, кто может скрываться под этой одеждой.

Голова упыря, лежащая прямо передо мной на песке, зашипела, задымилась, загорелась, и, в смрадном чёрном облаке, сгорела дотла. Ветер разнёс пепел, и вскоре поле боя опустело. Остались только наши следы, которые уже сглаживал прилив. Русалки уплыли прочь, и взошло солнце. Я всё так же неподвижно лежала на земле, и в моих глазах всё ещё отражалась та тень.

— Ника! — словно сквозь пуховую подушку, слышался голос. — Очнись, любовь моя! Ника! Посмотри на меня! Ты должна очнуться! Вернись ко мне! Прошу тебя, вернись!

Я почувствовала, как Огнеяр подхватил меня на руки и куда-то понес. Я ощутила, что моё тело свисает безжизненной тряпкой. Я не могла пошевелиться, дыхание спёрло, я никак не могла вдохнуть. Ощутила, что задыхаюсь. Лёгкие жгло огнём. Тело покрылось ледяным потом. Из глаз текли слёзы, затекающие мне в нос, в уши, в приоткрытый рот, но моё тело всё равно сковывала мгла. Я начала биться в конвульсиях, мне было очень больно и страшно. Я больна чем-то смертельно опасным?

— Ника, нееееет! — последнее, что я услышала, был отчаянный голос моего любимого.

Наконец, когда я задохнулась, моё сердце перестало биться.

Что это за яркий свет? Он так обжигает мои глаза!

— Больно, больно, жжется, уберите! — закричала я.

— Ника, это всего лишь свеча…

— Убери её! Она режет мне глаза!

Огнеяр задул свечу, и я вновь смогла видеть. Спасительный мрак укрыл меня от жара свечи. На всякий случай я отползла в самый темный угол. Отсутствие света казалось настолько приятным, что я не обратила внимание на то, на что следовало бы обратить его в первую очередь.

— И вот так каждый раз. Я же говорила, что вам не стоит соваться в это дело. Юные ведьмы особенно им по душе.

— И что нам теперь делать?

— Ничего. Ждать, когда она услышит зов.

— Вы это обо мне говорите? Вообще-то, я здесь.

Огнеяр подошёл ко мне, неся нечто овальное, в деревянной раме.

— Посмотри на себя, — он протянул мне зеркало.

Я увидела комнату, просвечивающую сквозь раму: пыль, паутина, ряды книг, стеклянная утварь, бревенчатая стена дома.

— Да ты шутишь. Зачем ты мне подсунул пустую раму от картины?

Огнеяр покачал головой.

— Ты не понимаешь.

В этот момент я догадалась оглянуться на стену за спиной, увидев те же самые предметы, отражающиеся в зеркале, только повернутые слева направо. Закричав, я уронила зеркало на пол, и оно разбилось.

— Не к добру этот знак, — сказала Ирина, собирая стекла в подол. — Твоя ведьма обречена, ты, кем бы ты ни был.

Огнеяр метался по комнате, как пойманный зверь. В его глазах стояли слёзы. Наконец, он подошёл ко мне и крепко обнял, и тут же разрыдался. Потом отпустил меня и начал метаться, как раненый зверь.

— Шшш, — успокаивала его я, — всё не так плохо, как ты думаешь.

— Да, просто ты стала ходячим трупом, а так-то всё хорошо, ты права! — с горьким сарказмом сказал Огнеяр. — Я тебя не смог уберечь.

Вдруг я испугалась.

— И что же, я стану такой же серой и лысой, как тот клыкастый?

Ирина хмыкнула.

— Чувство юмора у тебя осталось, это хорошо. Нет, ты станешь такой же, как те несчастные ведьмы: прекрасной, неживой марионеткой Тьмы.

— Так тот чёрный человек…

— Мы не знаем, кто это. И, боюсь, если и узнаем, то слишком поздно.

— Отчего они нападают именно на вашу деревню?

— Идёт кровопролитная война между морем и пустыней. А мы, как посланники моря, обречены погибнуть в неравном бою. То же самое и с другими рыбацкими деревнями. Вскоре пустыня поглотит прибрежные воды. Море будет вынуждено отступить.

— Но разве вы не можете попросить помощи у моря?

— Всё не так просто. Время моря — день, а время пустыни — ночь. Они сильный в разные часы.

— Нет никакого выхода?

Ирина покачала головой и тяжело вздохнула.

— Выход есть. Кто-то должен пробраться в их логово и сжечь его дотла при помощи моего зелья. Проблема состоит в том, что войти внутрь может только один из них.

— Значит, теоретически, я могу попытаться уничтожить этих упырей?

— Есть два препятствия.

— И какие же? — спросил Огнеяр, представляя самое худшее.

— Промежуток межде первым укусом и временем полного обращения составляет всего две ночи.

— То есть у нас практически не осталось времени, ясно. А какое второе?

— Обращенный сам подвержен воздействию зелья. И просто не сможет выжить во время своей миссии.

Огнеяр тут же обнял меня сзади.

— Я не пущу тебя.

— Я и сама не хочу туда идти. Мне страшно.

— Но тебе придётся, — прошептала Ирина. — С первыми лучами следующего рассвета ты потеряешь себя. Перестанешь быть самостоятельной личностью и станешь всего лишь тенью тени.

— То есть, у меня нет выхода?

— Почему же, ты можешь выбрать. Смерть тела или смерть души.

Я хотела заплакать, но слёзы больше не могли течь из этих неживых, стеклянных глаз.

Сердце Огнеяра разбилось. Мне показалось, что я слышу это физически.

— Нет… я не могу потерять тебя. Только не снова… нет…

— Мне так страшно, Огнеяр, спаси меня!

— Вы больше не сможете быть вместе, — голос боевой знахарки звучал как приговор, — пламя и лёд не смогут ужиться друг с другом. Отойди от неё, или она растает в твоих объятиях, как восковая свеча, как снежинка.

Огнеяр отпрянул от меня. Я увидела, что в тех местах, где он меня обнимал, появились чёрные ожоги. Спустя полчаса нашего молчания, я заметила, что моё тело начало восстанавливаться. Так вот оно какое, бессмертие. Холодное, как смерть, страшное, как ночной кошмар. Не может быть, чтобы вечная жизнь была именно такой. Скорее, это вечное бытие-в-небытии, забвение при телесном существовании. Я не хочу этого. Пока во мне еще тлеет огонек души, я должна разобраться с этим. Остаться в плену проклятого тела хуже, чем сгореть дотла.

— Я приняла решение. Делай патроны, Ирина. Сделай мне пояс смертницы. Бабах — и нет больше Ники.

Я засмеялась, и постепенно мой хохот перешёл в истерику. Огнеяр хотел утешить меня, но посмотрел на свои руки, и с силой сжал пальцы, не давая себе потянуться ко мне. Его прикосновения несли погибель, а не жизнь.

Весь день я просидела, прикрыв глаза, медитируя, чтобы услышать отголосок Айур внутри себя, но натыкалась на пустоту. Я боялась, представляя, как кусочки моей души отрываются друг от друга, постепенно теряясь во мраке вечной ночи. Я должна победить в этой схватке… победить ценой всего, что у меня есть. Я так хочу жить! За что мне всё это? Богиня, ты так жестока. Я не хочу служить такому жестокому божеству.