— Спа…

— Эй, ты ведь знаешь, что любят девчонки? — внезапно перебил меня Корнер.

От звука его голоса я вздрогнула. Где-то в груди появилось странное волнение. Словно я уже слышала этот голос раньше, еще до Нортенвиля. Словно это голос стал для меня родным. Когда же это произошло?

«Давно, очень давно, — подкинула ответ память, — слишком давно, чтобы помнить».

По телу снова пробежали мурашки, но уже не от холода.

Я уставилась на Майкла. Сейчас он действительно казался копией портрета в холле академии. Те же бездонные серые глаза, в которых плавали льдинки, длинные ресницы, темные волосы. Только сутаны не хватало, вместо нее был серый свитер и джинсы.

Передо мной стоял падший ангел, нарисованный безумным художником.

И, как любому человеку, увидевшему оживший портрет, мне стало не по себе.

— Ты не поняла меня, да? — он вздохнул. — Просто ты одна из них, из девчонок, наверняка знаешь, как можно признаться в любви конкретной особе, чтобы эта конкретная особа осталась довольна.

В этот момент я снова вернулась в реальность. От слов Майкла, точнее, от его циничного тона мне стало немного смешно:

— Ты намекаешь на ответную услугу за куртку?

— Именно. К тому же мне все равно в ней жарко. — Его язык слегка заплетался. Очевидно, глинтвейн не был таким уж безобидным напитком.

— Моя девушка Арабелла, — он нахмурился, — хочет, чтобы я признался ей в любви на вечеринке в честь дня ее рождения. При всех.

Майкл вздохнул и ударил кулаком по каменным перилам:

— А я представить не могу, как это сделать!

— Пф-ф… — На моих губах невольно появилась улыбка. — Странный ты, просишь у меня совета, но это ведь твоя девушка. И если ты ее любишь…

— Вот только не начинай! — Майкл больно ткнул пальцем в мое плечо. — Не надо мне этих нотаций. Я… я не чертов принц на белом коне! Ты же видела Арабеллу! Она всегда получает то, что захочет! — Его голос стал громче, а затем он оглянулся и тяжело вздохнул: — Уж не знаю, зачем я это тебе говорю.

Майкл положил локти на перила и посмотрел в ночную даль. Вся его фигура выражала непонятную мне безысходность. Словно на его плечах лежал непомерный груз.

Мне стало жаль Майкла. Да-да, знаю, что жалость приводит людей в ад, и все же…

Я подошла к нему и начала тихо говорить:

— Любовь — недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды.

— Что? — Он резко повернулся и взглянул на меня.

Я взяла его за руку:

— Запоминай.

И прочитала стих еще раз.

Майкл смотрел с непониманием и надеждой. Удивительно, сейчас передо мной был совсем другой Майкл, не высокомерный и бездушный, а, скорее, растерянный и бесконечно грустный.

— А теперь представь, что ты говоришь это Арабелле в день ее рождения.

После этих слов он нахмурился, затем указал рукой на небольшой участок балкона, освещенный луной.

— Встань сюда, чтобы я мог тебя видеть.

Пришлось сделать то, что он говорит. Если честно, после безалкогольного глинтвейна у меня до сих пор кружилась голова. Наверное, сейчас мы похожи на двух идиотов.

Я улыбнулась.

— Не смейся, — проворчал он, — просто внимательно слушай. Сейчас представлю, что передо мной Белла.

Майкл взял меня за руку, закрыл глаза, затем открыл их снова и начал декламировать:

— Любовь — недуг. Моя душа больна…

В этот момент произошло нечто странное. Балкон Нортенвиля исчез. Мы стояли в саду под тенями деревьев. На мне было длинное громоздкое платье, на Майкле — странная средневековая одежда. А может, это был и не Майкл вовсе.

Мы молча улыбались друг другу, не в силах сказать то, что должны. На моих глазах выступили слезы. Слезы означают расставание. Опять. А мне так не хотелось его отпускать. Наверное, сейчас в моем взгляде читалась мольба. Королевы так не смотрят.

Надо что-то сказать, но я не смогла. Слова застыли на губах.

Он все понял и повторил:

— Любовь — недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды.

Сказав это, он растерянно улыбнулся. В этот момент, я прикоснулась губами к его губам. Это казалось таким правильным и привычным.

Мы стояли, застыв между двумя реальностями, не понимая, где мы и кто мы сейчас. Но это было уже не важно. Все сейчас не важно. Главное — остановить это мгновение, продлить его хоть на чуть-чуть.

На пару секунд мы застыли, прикоснувшись друг к другу губами. А затем он ответил на мой поцелуй. Его губы пахли снегом и казались мягкими. Наверное, именно такие губы должны быть у ангела с картины. Казалось, что наше дыхание смешалось вместе с прошлым и настоящим, остались только осторожные движение, наши изумленные взгляды, его серые глаза и отдаленные звуки музыки…

До этого момента я даже представить не могла, что поцелуй — это так волшебно.

Где-то вдали под оживленный смех людей из колонок доносилось:

'Прощай навсегда и помни

Наш потерянный рай'.

В этот момент послышался скрип двери, и кто-то закричал тонким девчачьим голосом:

— Какого черта вы делаете?

Послышался звон разбитого стекла, и наваждение исчезло.

Мы отпрянули друг от друга.

Я оглянулась и увидела девчонку с тугим хвостиком волос мышиного цвета. Кажется, она была из свиты Арабеллы.

— Как ты мог, Майкл! Я все расскажу Белле, а ты! — Она показала пальцем на меня. — Это ведь ты его поцеловала, да? Тебе конец!

Затем она развернулась на каблуках и почти бегом вышла с балкона

— Постой, Мэри! — Майкл ринулся за ней следом, абсолютно забыв про свою куртку, а я так и осталась стоять, обняв себя руками.

Вспомнились слова Эрни, сказанные им после того, как мы разбили мамину любимую вазу:

— Некоторые вещи приводят к катастрофе, малявка Нина.

Похоже, я только что сама себе вырыла могилу. Эта Арабелла — дочь хозяина Нортенвиля, и не стоит рассчитывать на ее прощение.

— Черт! — Я ударила кулаком по мраморным перилам. Что это только что было?

Как мы оказались в саду в странной средневековой одежде? Неужели у меня галлюцинации? Или это все чертов глинтвейн?

В этот момент дверь в очередной раз открылась, и на балконе оказался Стив. Он протянул руку и стукнул меня по плечу два раза. Видимо, таким образом приятель выражал свое сочувствие

— Они уже ушли. В гостиной пусто.

Я кивнула. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как на балконе появилась эта девчонка? Или время здесь тоже течет по-другому?

— Как Арабелла? — Я подняла глаза на Стива.

Он тяжело вздохнул:

— В бешенстве. Видишь ли, Майкл Корнер — ее собственность с первого года старшей школы. Самая красивая пара и все такое, а тут…

Он смущенно отвел глаза.

В сердце закипала злость, я даже не могла сказать, на кого злюсь больше: на Стива с его проклятым глинтвейном, на Нортенвиль с его странностями или на Майкла, из-за которого так глупо и ужасно влипла.

Я сняла с себя куртку и кинула ее Стиву:

— Верни хозяину. Знаешь, если б не твой глинтвейн… — Мне хотелось наговорить ему грубостей, послать к черту, и все же, взглянув на добродушное лицо Стива, я сдержала гнев.

— Спокойной ночи. — Я вышла с балкона и поплелась в спальню, рассматривая по пути осколки разбитых бокалов, лежащие на полу пустые пачки из-под чипсов и помятую обивку красного дивана рядом с камином, на который с торжествующим видом взгромоздился мистер Берри.

Увидев меня, кот подмигнул и сказал свое коронное: «Мяу-у-у-у-у».

— Иди к дьяволу, Берри! — Я зашла в спальню и захлопнула дверь.

Эвелин уже спала или притворялась спящей. Когда я надевала пижаму, услышала странный шорох со стороны ее кровати.

Затем все успокоилось, и комнату накрыла абсолютная тишина ночи

Я с тяжелым вздохом плюхнулась на кровать. Не стоило мне выходить из комнаты на проклятую вечеринку. Глаза слипались от усталости. Где-то между сном и явью я