А знаешь, почему так?

— Господи… Да я не знаю как прикоснуться! — бросает нервно вилку. — Ты словно другой человек!

— Это, — хлопаю по поручням. — Реально меняет.

— Ну я же не виновата в этом!

— Не виновата, нет… — вздыхаю я.

— Это ты виноват! Что рисковал! Подвергал себя опасности. И вот она выстрелила! Ты думаешь, мне легко принять это?

— Да? А раньше тебя это заводило. Когда я рисковал и подвергал себя опасности. Нет? На что ты выдавала свои бурные реакции, вспомни? Какие мои фотки репостила? М?! "Мой Богатырь без страховки покоряет скалу!" — зло и скептически фыркаю я.

— Мне казалось… ты всё контролируешь! Ты говорил — все под контролем! Ты говорил — это твоя профессия! Ты говорил — ты спец! — начинает снова рыдать она.

Мне немного срывает башню.

— Это мои риски, да! Они выстрелили! Но лицемерить не надо!

— Я же приехала! — гневно хлопает по столу руками, зацепляя, свисающие нарды.

Доска летит на пол, они рассыпаются. Кости скачут и летят мне под кресло.

— За что ты на меня наезжаешь?! За что обижаешься?? Меня мама отговаривал, отец ехать запретил! А я приехала!

— И вместе того, чтобы выразить радость, что я выжил вообще, оплакиваешь! Класс. Я, блядь, живой, Кир. Мне хуево. Можно не подкидывать дров?!

— То есть, я виновата??

— Всё! Закрыли тему! — рявкаю. — Я не наезжаю, всё, не плачь. Извини.

— Я просто хочу тебе хоть чем-нибудь помочь, Дим.

— Хорошо. Хорошо… Собери, пожалуйста, нарды. Я сам не смогу.

Выезжаю на террасу.

Зависнув, не вижу ничего.

Через несколько минут Кира подходит, кладет руки на плечи. Сжимает.

И я чувствую, как и она, нас чужими людьми, блядь. А чужой женщине, мне вообще не хочется откровенничать про проблемы с потенцией.

Но она ведь действительно не виновата. Какой смысл на нее злиться.

Кладу руку, поверх ее лежащей на моем плече.

— Я не обижаюсь. Хочешь ягоды?

Отрицательно мычит.

— Мне нужен пароль от интернета. Мне нужно поработать немного.

— "Танго"… Пароль — "Танго".

Всхлипывает опять.

— Ну что такое?

— Я мечтала, что на свадьбе мы будем танцевать танго! Я учиться пошла-а-а… на "танго"!

Рыдает снова.

— Хотела сделать тебе свадебный сюрпри-и-из!

Вздыхаю.

— Кирюш, ты, ложись, поспи, ладно? Что-то мы перенервничали немного.

Расходимся.

К вечеру опять моросит дождь.

У нас тихо и напряжённо.

Отмечаю для себя, что если убрать сексуальную реальность, то женщина рядом нихуя не радует. И вообще лишний, напрягающий элемент. Особенно такая вот молодая, совсем не твоего образа жизни.

Нам вдруг оказывается и поговорить то не о чем.

Ну, может, Тати моя — исключение… С ней всегда есть о чем, она даже бездельничает увлекательно.

Обещала зайти. Темно уже. Ее нет. У меня какой-то необъяснимый зуд… Когда хочется увидеть человека хотя бы мельком. Встретиться взглядами. Я изнываю.

Ты же обещала, Тати!

У нее не горит свет.

— Камин разжечь? — предлагаю

— Мхм…

Тоскуя, кидаю кости. Раз за разом.

— Дим, перестань, пожалуйста… Голова болит.

— Прогуляюсь.

— Там дождь.

— Не сахарный.

Забираю гитару в чехле.

Накинув дутую безрукавку с капюшоном, спускаюсь в сад. По дорожкам еду к ней.

В моем саду на широких тропинках брусчатка. А у нее все поросло газонной короткой травой.

Останавливаюсь у крыльца. Мне не подняться здесь. Объезжаю дом. Замечаю огонек под навесом.

В низеньком старом мангале горит маленький костер.

Подъезжаю ближе.

Тати, сидит у стены на старом пружинном матрасе. В руках наполовину выпитая бутылка.

— Привет…

— Привет.

Широко улыбается. Болезненно.

Блики от костра пляшут по лицу.

Вытирает чуть нелепым, детским движением, запястьем щеку, и шмыгает носом. А на второй щеки блестят дорожки от слез.

Оставляю гитару.

— О-о… Тати! Это что за дела ещё, подружка? — стараюсь помягче выстебать ее.

Пьяно смеётся. Но не весело.

— Давай-ка… — забираю у нее бутылку.

Делаю глоток. Не вино…

Тяну ей руку.

— Поднимайся.

Тяну к себе на колени. И глажу, успокаивая.

— Ну что такое, родная?

Она обнимает меня за шею и греет ледяной нос у меня на виске.

— Ты чего придумала рыдать, м?

Её опухшие губы очень близко в темноте. И я чувствую, как просыпаются рефлексы.

Облизываю свои.

— Кто мне "иглы" обещал и забыл? — хриплым и неровным голосом напоминаю ей.

— Не забыла… — улыбается. — Завтра приду.

— Обещаешь?

— Зуб даю!

— Расскажешь свое горе горькое?

Отрицательно качает головой, улыбаясь.

— Петь будем?

— Ты… — выдыхает она.

Встаёт с моих коленей, вкладывает мне в руки гитару.

Очень хочется ей петь. Что-то пронзительное!

Она раздувает огонь, подкидывая дрова.

— "Я раскрашивал небо как мог!..", — хрипло пою ей. — Оно было белым, как белый день. Я лил столько краски на небеса… И не мог понять откуда там тень…"

Задумавшись, смотрю на рукоход. Мне показалось сегодня, что дело идёт чуть легче. А может, это компенсаторные мышцы таза и пресса стали лучше вывозить, кто знает!

Вздрагиваю от вопля Киры.

— Кир?!

— Боже!.. — хныкает она.

— Что случилось?

— Меня пчела ужалила! Тут жало, кажется… — прижимает руку к себе. — Ненавижу их всех… Б-р-р… Пауки, муравьи, осы…

— Иди сюда.

Выдвигаю ящик стола, достаю пинцет. Вытаскиваю жало.

Жалобно всхлипывает.

И мне кажется, что плачет она не от боли, а от этого всего вот… стресса.

Глажу по ладони.

— Скоро пройдет.

— Мне нужно какое-нибудь лекарство. Чем от пчелиных укусов лечат?

— Ничем не лечат! — за спиной.

Оборачиваемся. В дверях — Татико.

— Тук-тук…

С литровой банкой в руке. Банка закрыта марлей.

— Пчелиный яд — это и есть лекарство.

— Но болит же… — поднимает на нее жалобный взгляд Кира.

— Пожуй листик подорожника и приложи! — пожимает плечами Тати. — Да, Митяй?

— Чего пожевать? — взлетают от удивления брови Киры.

— Просто полотенце намочи и приложи, — улыбаюсь я.

Настроение мгновенно взлетает. Потому что пришла Тати. Потому что она больше не рыдает, обнимаясь с бутылкой. Ну и вообще…

— Что там у тебя в банке? Давай, хвастайся.

Держит её как трофей!

— О-о-о… Это твои черноглазые подружки! — играет бровями.

— Ну ка…

— Нет, я сначала объясню. Короче, иногда введённые препараты не рассасываются полностью, а образуют что типа кист. И остаются в одном месте.

— Ты врач?

— Боже упаси! Это гугл всемогущий. Так вот, дальше я уже особо вникать не стала, так как вспомнила, что когда я болела пневмонией, мне ставили дохрена инъекций и лекарство перестало рассасываться. Моя бабушка, быстро решила проблему…

Сдергивает с банки марлю, как раз в тот момент, как возвращается Кира с полотенцем.

— Что это? — присматриваюсь я.

— Пиявки.

Взвизгнув, Кира дёргается в сторону. Жалобно причитает..

Пиявки явно голодные. Быстро сокращаются, дергаясь в воде.

— Фу… — морщусь я. — Нет, я пас!

— Пф! Я тебя не спрашивала, вообще-то. Штаны снял, лег на диван.

— Да ну… — скептически качаю головой. — Если бы проблема решалась так, врачи бы её давно решили.

— Моя бабушка не верила во врачей! Но это никогда не мешало ей лечить меня. Быстро давай.

— Да нет… — смотрю на черных кровопийц с отвращением.

— Нет, ну если тебе настолько прикольно быть "всадником", что ты не готов даже попробовать…

— Ой, ладно! — закатываю глаза.

Расстегиваю ремень.

— Дим, ты с ума сошел! А если это навредит?! — с омерзением встряхивает руками Кира.