— Да. Это моя гостья. Соседка наша новая. Татьяна.

— Я побегу, у меня дел дома… — скидывая поспешно фартук, сбегает тетя Валя.

Смеюсь, качая головой. Все женить меня хочет. Внуки, все дела. Для нее каждая симпатичная женщина — потенциальная невеста. Киру она в глаза не видела, но не одобряет. Потому что… Да в целом, по той же самой причине, что и друзья.

— Проходи…

Забираю гитару с ее места за игровым столиком.

— Вау! — принюхивается она. — Я знаю этот запах!

Стягивает ещё горячий хворост.

И божественно мурлыкая и закатывая глаза, хрустит, подставляя руку, чтобы не крошить.

— Вы, Дмитрий, допрыгаетесь, я за вас замуж выйду! — шутит она. — Разве можно женщину так соблазнять? То в нарды проиграешь, то букет, то хворост! Я же не железная. С огнем играешь! Да-да… — жуёт, облизываясь.

Ухмыляясь, играю перебором ее "Кошку", которую она напевала сегодня.

— "Хотя бы немного молока, и можно быть сильной, а можно быть слабо-о-ой!" — подхватывает.

Татико любила мамин хворост с молоком.

Рука моя замирает.

Сглатываю ком в горле. Не может быть этого! — открыв рот, снова разглядываю ее.

Ну нет… Не может! Или?..

— Я запачкалась? — дёргает настороженно бровью.

Хворост весь в сахарной пудре, и она действительно устряпалась. Но дело то не в этом.

В лицо мне бьёт горячей волной и сердце ускоряется.

— Тати?..

— Да, ладно… — падает у нее челюсть. — Нее… Не может быть!

— Может-может, — моргаю ей положительно.

— Митяй?!

Боже ты мой!

Истерично ржу, пытаясь отыскать в ее чертах хоть намек на Тати. Ну другой же человек.

— Я, да, — киваю ей.

— Ты где это тело взял?! — поднимает она брови, — в качалке спер?

— Там же, где и ты свое!

— Боже-Боже!! — рдея обмахивает руками лицо. — Предупреждать же надо! Я чуть не влюбилась!

— Ну иди, обнимемся, что ли? — распахиваю руки.

Она подходит, пытаюсь обнять, но чертово кресло…

Не церемонясь, садится ко мне на колени и стискивает.

— Господи… Я уж думала никогда не встретимся!

Обнявшись и замерев, молчим.

Обнимая мое лицо ладонями, разворачивает к себе. И дотошно рассматривает.

— Лицо тоже украл? Хотя нет, смотри-ка ты… Родинка осталась! — ведёт пальцем над губой, вынуждая меня улыбаться. — Почему ты темный??

— Не знаю… Потемнели… Годам к четырнадцати может.

— А я тебя искала по сетям! Литвиных этих… море. Искала блондина тощего. А ты… трындец!

— А у меня аватарка — на лице балаклава.

А ещё камуфляжные штаны.

И прокачанный торс.

Повыебываться — наше всё, да, Танго?

Надо сменить, вообще-то не пацан уже.

И если искала дрища блондина, то я последний, на кого бы подумала, да.

— А я тоже искал. Фамилию даже выведал — Арданиани Татико.

— Так это бабушкина, не моя.

— Ну, в общем, безуспешно, — пожимаю плечами.

— Черт! Митяй! — снова обнимается. — Мне словно опять десять…

— И мы пиздячек получили за кота?

— Аха-ха-ха! — закатывается.

И вот по хохоту сразу всекаюсь, что Тати!

— Круто было, да! И кроме бабушкиного прута, никаких тебе неприятностей, — мечтательно вздыхает она.

— Прут, сука, был чувствительный!

И теперь я разворачиваю ее лицо за щеки к себе, с упоением вглядываясь в каждую черту. Веду подушечкой большого пальца по едва заметным веснушкам.

— И как я сразу не врубился, что ты. После проводов обязан был! И обезьянка эта ещё твоя… вот я тупой!

Ты куда свой нос дела? Это чужой!

— Сломала! Собрали обратно так, как собрали! — закатывает глаза. — Лицевой хирург счёл тогда, что девочке ни к чему горбинка.

— А щербинка между зубами?

— О-о-о! Мой огород во рту спасали брекетами и пластиной. Несколько лет мучилась.

— Ладно! Сиськи у кого отжала?

И мы снова ржем в голос.

Встает с моих колен.

С сожалением отпускаю.

Хозяйничая, достает бокалы и вино.

— Рассказывай давай! — требует у меня, жуя в процессе хворост.

— Да… нечего, — пожимаю плечами. — Не женат, детей нет, не привлекался. Вот, — хлопаю по подлокотникам, — всадник теперь.

— Апокалипсиса? — хихикает она.

— Могу и апокалипсиса, если надо.

Моя татуха — "Рождённые любить, обученные убивать", считай, подтверждающий документ.

— Что с ногами-то?

— Несчастный случай на охоте.

— Это ты феям рыдающим втирай! Я жажду кровавых подробностей, — отдает мне бокал, чокается об мой. — За встречу, родной.

И я зависаю с улыбкой.

Потому что — родные, да!

И башка моя неразумная кружится, и сердце стучит как ненормальное и вообще…

Тати! Душа моего детства!

— Ну так что там?

— А?

— "Несчастный случай на охоте".

— Ой, да даже понтануться нечем! Охотились мы на волков. Нам разрешение на отстрел выдали. Там, в области, стая больше сорока голов. Голодные, наглые… Третий день в тайге, короче, паёк сожрали уже. Волков не догнали. Решили козла приговорить у горной речки. Он по скалам меня повыше заманил, говнюк и бортанул из засады…

Ахает возмущённо.

— Козёл! Бозис швило!! — экспрессивно ругается Татико, растопыривая пальцы.

И наверняка грязно.

Как ее только не лупили за обзывательства!

— Короче, порвал бедро об выступы, пока летел.

Задираю шорты показывая некрасиво сросшиеся раны на мышце.

— Два перелома, связки… Все в мясо! Чудом спиной и башкой на мох упал. Нахуевертили мне что-то с препаратами обезболивающими, отказали ноги, — развожу руками. — Вот… Массажиста ищу. Да только тут какие массажисты… Врачи то все путевые в город сбежали.

— Меня возьми.

— А ты умеешь? — дёргаю удивлённо бровями.

— А я научусь! — уверенно. — Я ж талантливая. Кста-а-ати, тебе нужна иглотерапия! — щелкает увлеченно пальцами. — Всегда хотела научиться!

— Ахах! Начинается! Татико — ты неизлечимая авантюристка!

— Короче, ты попал, понял меня! Ты у меня через месяц Танго станцуешь.

Смеюсь, качая головой.

Танго…

Как вернуть ее на колени? Хочется тискать, как антистресс.

— А ты, значит, решила дом бабушкин выкупить?

— Можно и так сказать, — уклончиво.

Ловлю ее кисть, разглядывая, на автомате замечая, что нет обручалки.

— Почему замуж не вышла?

— Свободу люблю, — прищуривается.

Сжимаю кисть, зависая в своих ощущениях. Она хрупкая, тонкая, трепетная, как у девчонки.

— Дим…

Вздрагиваю, поворачиваясь к двери.

Кира!

Мать твою так.

Большая сумка из ее руки со стуком падает на пол.

Сказать, что удивлен — ничего не сказать!

Тати, вытягивает незаметно свою руку из моей.

Мы замираем как два нашкодивших ребенка.

Хотя, казалось бы… А чего такого?!

— А-а… Кто это — Дим? — смотрит на Татико Кира.

Ноздри обиженно подрагивают.

— Это Татико… Таня, — исправляюсь я. — Моя… мой… друг.

Пытаюсь, я как-то более правдоподобно описать нашу связь.

— Это Кира…

Зависаю.

В каких мы статусах?

— …Девушка Дмитрия, — поправляет Кира прядь, распрямляя плечи.

— Очень приятно. Я потом забегу, — на мгновение сжимает мое плечо Тати, смываясь.

А мы остаёмся, настороженно глядя в глаза друг другу.

Ладно. Допустим. Окей.

— Она правда друг?

— Правда…

— Хорошо. Ты мне не рад?

— Рад… — пожимаю плечами.

Наверное.

Обняв себя за плечи, Кира трагично смотрит на мои колени.

И мерзкое ощущение неполноценности возвращается…

Пройдя несколько километров через лес, смотрю на небольшой особняк, где мы раньше проводили лето с Эльдаром.

Это не парадный вход, здесь толстая высокая решетка, отгораживающая сад от леса.