Утром, встаю, не выспавшись.

Колю себе витамины, морщась, делаю глоток настойки. Поднимаю глаза на столик для нард. Там бумажка…

С колотящимся сердцем, беру в руки, открываю. Там наш шифр. Зависаю, расшифровывая.

"Обещаешь?"

— Обещаю…

Упахавшись вхлам, валяюсь под рукоходом, смотрю в темное звездное небо. Может быть, потому что почувствовал, что есть прогресс, а может потому, что пытаюсь спровоцировать встречу с Тати, теперь я зависаю на турниках постоянно. Утром, в обед и вечером.

Скучаю очень… Немного фантазирую.

Слышу шаги.

Не Татико. Тяжёлые шаги. Грузные, четкие. Это что за гости?

— Добрый вечер, — нависают надо мной два здоровых кабана.

— Добрый-добрый, — подозрительно смотрю на них снизу.

— Не подскажете, соседей ваших как дома застать?

— Соседей?… — внимательно оглядываю их.

У обоих мелькает кобура. Менты что ли? Не похожи…

— Соседей здесь уже много лет не было.

Интуитивно не хочу говорить им о Татико. Особенно после намеков Зольниковой.

Один из них кладет кисть на ручку от моего кресла. Задумчиво двигает его туда-обратно.

— Чего на траве-то лежишь?

— А чего бы мне на ней не лежать?

Второй пинает этого по ботинку. Типа, не отвлекайся.

— Не видел соседей, значит?

— Не-а.

— Слышь, инвалид… Ты чего лепишь нам? Люди другое в вашей деревне говорят.

— За то, что люди говорят, я не отвечаю.

— Ладно…

Откатывает демонстративно мое кресло чуть дальше от рукохода. Какой нехороший человек!

Поднимаясь на локтях смотрю им вслед. Уходят обратно на участок Тати.

— Что-то заебался, Сергеич, сюда кататься без толку.

— Шеф сказал пасти это место.

— Нет места, нет проблем.

— Такого приказа не было.

— А это импровизация. Тебя наняли неудобные проблемы решать… Тут без импровизации никак.

В смысле "нет места"?

Перевернувшись на живот, тянусь к колесу кресла.

— Да мать твою! — цежу, психуя.

От беспомощности и злости, кровь бросается в лицо. И опять удается встать в упор на колени.

Ух! Отлично! Рывок вперёд, дотягиваюсь.

Тяну обратно, к шведской стенке, прикрученной к дереву. С ее помощью сажусь в него. Пристегиваюсь.

Взбесили меня эти кабаны. А отсутствие ног вообще не оправдание для бездействия. Я им и без ног шеи посворачиваю.

Снимаю со скамьи у бани замшевые ножны для метательных ножей. Пацаны дарили. Вот, развлекаюсь от скуки иногда. На бане висит мишень. Засовываю между бедром и стенкой сиденья. На всякий… Может, они неадекватные.

Подъезжая, слышу плеск. Словно ведро воды плеснули на стену дома. Чувствую запах бензина. Беспредел…

Куда ты вляпалась, родная?

Достаю телефон, начинаю все это снимать. Потому что один в поле конечно воин, но с братвой как-то повеселее.

Подставляют старый деревянный стул к стене, облитой бензином. Прикуривают оба. Один держит в руке открытую Зиппо с пламенем. Он бросает зажигалку, стул вспыхивает. Свистнув, окрикиваю их.

— Эй!

Поворачиваются. Нажимаю несколько кнопок.

— Рот откроешь, твой дом будет следующий, — с угрозой. — Ты ничего не видел.

— Не-а… Тушите, мужики. Видео ушло в следственный отдел службы безопасности. Вместе с вашими рожами и эпично летящей зажигалкой. Какая статья за поджог, напомни…

Переглядываются.

— Гонишь.

— Ну иди, покажу… — ухмыляюсь я.

Пламя разгорается. Кабаны недовольно переглядываются. Сжимаю рукоять ножа пальцами.

— А ты кто вообще, инвалид?

— Я? Да никто…

— Толян, надо тушить. Эльдар нас сам прикопает.

— Погоди…

Вытаскивает ствол. Чешет на понтах им голову. Значит, не взведен. Хрень в том, что в кресле беда с размахом и балансом. Это сбивает точность броска. И я ебусь уже неделю с меткостью, пытаясь приспособиться под ограничение хода руки.

— Телефон кидай.

— Возьми, — тяну ему.

— Кидай!

— Возьми.

Подходит. Эх высоко… С такой позиции только кастрировать или убивать.

Как только касается пальцами телефона, намеренно роняю. Бросив на меня яростный взгляд, наклоняется.

Захват… Дёргаю на себя. Приставляю лезвие к горлу.

— Ствол медленно вверх.

Поднимает.

— Бросай в кусты.

— Ты чё, мужик?! — кряхтит он. Чуть усиливаю давление, кожа на его шее лопается. — Всё-всё! — закидывает.

— Скажи своему коллеге, чтобы потушил пламя. Или останешься здесь, травку удобрять.

— Тебе ж пиздец!

— Или — тебе. Скорая будет ехать час. Истечешь ты за семь минут, может, за пять. Смотря насколько сейчас боишься. Долбит кровушка в уши? Долбит… Я и так чувствую.

— Сергееич! Туши!

Второй срывается за водой. На адреналине и в темноте не сразу до меня доходит, что к колодцу. Слышу грохот, мат, мучительные стоны.

— Вот уроды косорукие! — психую я. — Ни поджечь, ни потушить. И кто-то же вам платит ещё за это.

— Ты живой там, "Сергеич"? — скептично кричу в темноту.

— Сука, ногу, кажется сломал. Встать не могу.

— Во, дебилы… Вас даже убивать не надо. Вы автономные.

Зажимаю ему артерию, жду пока отрубиться. Корячусь сам со шлангом, тушу чуть прихваченную огнем стену.

Вызываю ментов. Сдаю братков. Даю показания…

В показаниях уворачиваюсь от темы соседей. Не общаюсь. Не знаю. Не видел.

Когда их увозят, возвращаюсь в дом. Не включая свет, прикуриваю сигарету.

— Угостишь?

— Блядь, Тати! — подпрыгиваю я на месте. — Держи.

Тяну в темноте сигареты. Чувствую, как забирает из рук.

— Давно ты здесь?

— Нет. Там машины просто чужие… Я испугалась.

— До утра останешься у меня?

— Можно?

— Нужно. Исповедоваться будешь… Каяться.

— Грешна, отче… — хихикает. — На колени встать?

Аа-а-!.. Вздыхаю. Что тут ответить?

— Ты голодный? — Очень…

Переписываюсь с Зольниковой по поводу отправленного видео.

Объясняю обстоятельства, и чем закончилось.

"У ментов их заберём, пропустим через нашу систему", — обещает она. — "Сударская где?"

Сударская?

— Татико? — делаю глоток красного вина.

К ужину мы решили открыть бутылочку.

Она ищет полотенце побольше.

— Какая у тебя фамилия?

— Папина…

— А кто такая Сударская?

— Я, — вздыхает.

— Ты же — Папина. А-а-а… папина? Это ты так хотела съехать с ответа? — скептически дёргаю бровью.

— Не вышло, да?

— А зачем?

— Ну… Мне бы хотелось, чтобы ты был беспристрастный друг. Хотя бы ещё какое-то время.

— Хм.

— До утра, например. Дашь мне время до утра, родной?

— Ладно… — озадаченно киваю.

"Со мной", — отписываюсь я.

"Не говори потом, что я не предупреждала!" — приходит ответ.

"А детали будут какие-то?"

"Просто отпусти ее с миром".

Ну как мне ее отпустить?!

Камин горит. И я горю.

Не просто так, а потому что Тати опять настояла на массаже своим жгучим маслом.

Сама сбежала спасаться в душ с горящими руками.

Мое сердце надсадно гоняет кровь.

Татико выходит с мокрыми волосами, обернутая полотенцем.

Глаза горят как у кошки… И взгляд такой. Что хочется скомандовать — немедленно в койку! Шалить и трахаться! Горячо и без тормозов.

У меня едет крыша от нее.

Это какая то чума, вообще!

Пересыхает во рту.

За что, Господи?! Я же никогда не обижал женщин! — закатываю с досадой глаза.

Почему я не могу взять эту?!

Отдай мне эту, и я больше ни одну не попрошу!

— С лёгким паром, — хрипло бросаю я.

Тянусь за сигаретой.

— Спасибо!

Проходит мимо меня на террасу, с волос несколько капель попадает мне на бедро.