Терпеливо жду, не спеша подходить.
Через несколько минут в обозначенном месте мелькает голубое пятнышко.
Бегом лечу к решетке, падая на колени, возле моей маленькой Тико!
У нее под мышкой старый изношенный стирками заяц с длинными ногами и дырявом платье, которого я покупала еще года три назад. На коленке ссадина. У платья оторван карман.
Хотя одета она как маленькая принцесса в синих кружевах и бантах. И лаковых туфельках.
Бант правда сбился и ленточка распустилась.
— Детка… — глажу ее пальчики, которыми она держится за решетку.
Концлагерь, блядь!
— Мама…
— Ч-ч-ч…
Прижимая к решетке мордашку, выпячивает губки для поцелуя. Несколько раз с чувством чмокаю ее в губы.
Даю ей парочку ее любимых конфет. Довольная жует. Возвращает мне фантики.
— Я тебя очень люблю, — шепчу ей.
— Ты пьидёшь ещё? — шепчет она.
— Конечно… Обязательно… Никому не говори, что приходит мама, ладно?
Кивает.
— Расскажи мне что-нибудь, моя маленькая.
— У меня няня тепей…
— Хорошая?
Пожимает плечами.
— Говорит, я… — задумчиво вспоминает слово. — Неяха.
— Неправда.
— И сквевная! Непосвушная.
— Плохая няня! — хмурюсь я. — Скажи папе, что она тебе не нравится, ладно?
Эльдар любит Тико. Этого не отнять.
Кивает. Чешет макушку, окончательно распуская голубой бант.
— Ты у меня самое чудесное солнышко.
— Почему папа тебя вугает? — ковыряет носочком лакированной туфли в грязи.
Вздыхаю.
— Это все очень сложно объяснить, малыш. Но ты должна знать, что я тебя очень люблю. И если я вдруг не смогу приходить, то только потому, что меня кто-то не пускает к тебе. Но в сердце я всегда с тобой.
— Пьиходи… — просит Тико.
— Тебя никто не обижает, моя маленькая?
Отрицательно крутит головой. Потом задумчиво замирает, накручивая кудряшку.
— Конфетов не дают… — грустно.
— Безобразие! — осуждающе цокаю я, улыбаясь. — Я ещё принесу.
— Тико! — слышу строгий окрик Эльдара. — Где ты, Тико??
Мы испуганно вздрагиваем.
— Что ты там делаешь? — голос становится ближе.
— Скажи что здесь была кошка… Кошечка… — нервно шепчу я. — Она была рыжая и убежала в лес.
Тико снова выставляет губки в ячейку решетки.
Чмокаю.
Шелест шагов. Метнувшись, прячусь за густой куст у забора. Зажмуриваясь и съеживаясь. И закрываю ладонью рот, не дышу, боясь шелохнуться.
Тихо.
— Тико… Что ты делаешь тут?
— Я смотьела кофечку.
— Какую кошечку?
— Выжую… Она убежава в лес, — невинно врёт дочка. — С ней быв маленький котёночек, папа. Девочка…
О, нет-нет, малыш! Не фантазируй! Остановись на кошечке! — умоляю про себя.
— Да-а-а? — заинтересованно. — А откуда ты узнала, что этот котёночек был девочкой.
— Потому что он любил свою мамочку. Кофечка не хотела его бвосать… — голоса удаляются.
— Может быть, у этого котёночка был синий бантик?
— Котеночки не носят бантик…
Конспиратор из Тико так себе. Она фантазёрка.
— И что кошечка сказала котенку?
Нет-нет-нет!!
— Она сказава — мяу, папочка! Она вже кофка…
— Что это означает?
— На кофкином это означает… ты мое чудевсное совнышко.
— М-м…
Срываюсь в лес. Прячусь за толстый ствол, выглядывая и наблюдая издали. Здесь возвышенность и все прекрасно видно.
Эльдар говорит с охраной, поднимая Тико на руки.
Мне не стоит сюда приходить. Эльдар не дурак. Но я не могу удержаться.
Эльдар выходит за ворота и идёт туда, где кусты и наша сетка, через которую мы встречаемся с Тико.
Разворачивается. Смотрит на лес. А мне кажется на меня.
— Татико! Если ты здесь… Ты можешь прийти сюда открыто!
— Рассказывай сказки… — цежу я.
Если я зайду, то уже не выйду. И наверняка мне придется. Но еще немножечко свободы!.. Совсем чуть чуть…
Это его люди приезжали тогда? Или — фейсы?
Я распята между ними. Но ничего! Я обязательно что-нибудь придумаю.
Иду домой. Ищу в себе энтузиазм и энергию. Потому что депрессовать надо тогда, когда ты заперт в четырех стенах и ничего не можешь. А я свободна и могу!
Что будешь делать, обезьянка? Выкрадешь дочь?…
Пока что рано думать об этом. Как это не грустно.
Поэтому я думаю о моем Митяе.
И сердце моё стучит, радуясь старому другу.
Ах какой! Красавец стал. Мужчина! Мне гордо за него.
И может, самую крошечную капельку жаль… В груди щемит. Я даже не могу понять почему. Быть может потому, что понравился мне… Чуть больше, чем друг. Но это ерунда. "Митяй" — это гораздо круче и важнее, чем симпатия к мужчине, верно? Тем более к чужому.
Вот эта чертова любовь — она ничего не стоит. Эльдар тому пример. Я зареклась, наверное.
А Митяй — он как старинная родня. С ним рядом я "дома".
Девочка его очень хорошенькая, да?…
Морщусь. Фу, какая гадость, твое лицемерие, Тати. Фу-фу-фу! Тебе не идёт!
Девочка его тебе не понравилась! Размазня невнятная! И все внимания его ты хочешь только себе. И ревнуешь, как Отелло, ко всяким невнятным девочкам.
А вот, да!
Митяй всегда был моей собственностью. И первым моим мужчиной. Не в смысле какой-то там страсти, нет! Но как мерило преданности и рыцарства, полного великодушного принятия моей девчачьей капризности и самодурства. Обожать!
Я всех дальше мерила по нему и подруг и друзей. Поэтому у меня их и не было.
И сейчас возвращаясь домой, я ною от раздражения, что не могу как девчонка бежать к нему. Ничего не поделать. Взрослая жизнь вносит свои коррективы.
Ах, как бы мне хотелось познакомить Тико и Митяя. Но… Этому не бывать. Это — какая-то совсем другая версия реальности.
Врастаю в землю, не доходя до дома.
На дороге, у моих ворот, оперевшись на капот тачки и сложив на груди руки — мой следак. Зольникова. Зараза…
Глава 9 — Оплакивать
Мы с Кирой все больше молчим. Обоим неловко.
Спали отдельно. Я у себя, она на диване в гостиной. Не пришла ко мне…
Я рад, на самом деле.
Было бы в разы тяжелее, если бы пришла.
С утра свалил сразу в сад.
Кира ещё спит. Она полуночница, а я жаворонок. Среди военных сов не бывает. Перевоспитывают очень быстро!
Обещал себе начать заниматься, Литвин? Вот, давай… Нехер волю расхолаживать. Она тебе сейчас, может, ещё больше будет нужна, чем раньше.
Канат…
Кольца…
Невысокий рукоход. Друзья переварили высоту так, чтобы держась руками, ногами я стоял на земле.
И вот я стою, пытаясь делать шаг за шагом. Не чувствуя нихрена и волоча ступни по земле. Опереться на них и встать не вариант, колени ватные. Но я, мокрый от напряжения, упорно "иду", волоча ноги.
В доме такая атмосфера, что находиться там тяжело.
И я тяну, не желая возвращаться. Хоть бы Тати, что ли в сад вышла. Но дом ее словно опять вымер. Ни шороха, ни дымка…
После душа, выезжаю к Кире. Надо начинать говорить. Девушка ко мне приехала всё-таки.
Умотан так, что мышцы на руках судорожно подергиваются.
— Тетя твоя приходила.
— Мм. Познакомились?
— Ну так… — пожимает плечами. — Давай завтрак закажем?
— Кир… Здесь провинция. Здесь заказать можно машину дров. А завтрак надо готовить самому. И молоко здесь тоже только из под коровы, ни миндаль, ни кокос тут не доят, детка. Вместо супермаркета — рынок. Вместо спортзала — огород.
— Понятно… — прикусывает губу.
Завариваю чай сам на низкой тумбе.
И мы молчаливо, вежливо завтракаем. На самом деле, уже обедаем.
Сидим друг напротив друга. За столиком для нард. Их я закрыл и подвинул к стене.
— Ты меня заблокировал везде… — обиженно.
Откладываю в сторону вилку, откатываясь от столика. Прикуриваю, стоя в дверях на террасу.
— Кир, сколько раз ты ко мне прикоснулась за все это время?
