Вздыхаю.

— Что там у нас дальше, — усмехаюсь невесело. — По плану…

— По плану мы сейчас, Таня, поедем в Управление. И я тебя посажу в следственный изолятор.

Отпускаю взгляд.

— Потому что там единственное место, где для тебя будет безопасно. Танго не буди. Ему как мужчине тебя невозможно будет отпустить. Но другого пути у нас нет. А ты пока посидишь в одиночке, повспоминаешь…

— Господи, чего вспоминать-то?

— Вспоминать… судя по всему, с чем ты работала, когда у тебя ребенка решили изъять в первый раз.

Дверь входная хлопает.

— Ушли. И нам пора. Тико вместе с мальчишками мы к бабушке в деревню сегодня отвезем. За нее не переживай.

— Спасибо…

— Поешь.

— Не лезет что-то.

Вручает мне пакет с вещами.

— Одевайся…

Мы едем по пробкам в центр. И меня не раздражают эти пробки. Хочется, чтобы они подольше… держали меня на свободе.

— Не сдувайся… — хмурится Диляра. — Выйдешь досрочно.

— Как?

— Забеременеешь.

— От святого духа? В вашем изоляторе свидания не положены.

— Это уже мои проблемы.

На душе тяжело, что с Митяем не попрощались.

Зольникова заводит меня в здание по заранее выписанному пропуску.

Заходим в лифт. Едем вниз. На следующем этаже заходит мужчина.

Я поднимаю на него глаза. Вздрагиваю от неожиданности.

Они приветственно кивают друг другу.

— Здравствуйте, Виктор А-а-алексеевич… — здороваюсь с одним из спонсоров Эльдара из нашего далёкого прошлого.

Что он здесь делает?

— Здравствуйте, Татьяна.

У Диляры перекашивается лицо.

— Да ладно?!.. — шокированно и беззвучно.

Надзирателя Диляра выпроводила. Все камеры следственного изолятора, расположенные вдоль стены здесь пустуют.

Сухо, чисто, светло… Только решетки в пол.

Мы сидим с Дилярой на полу. Опираясь на них спиной. Только она на свободе, а я в тюрьме.

— Откуда ты знаешь Виктора Алексеевича?

— Он один из лоббистов, с кем вел переговоры Эльдар. Предвыборные кампании — дорогое удовольствие. Никому не вывезти их самостоятельно. Если тебя в какой-то момент не поддержат серьезные спонсоры, ты вылетаешь из гонки. Но "спонсоры" никого не спонсируют. Они вкладывают в кандидата, чтобы он стал лоббировать их интересы, когда получит доступ — принимать решения. Виктор Алексеевич предлагал свое покровительство, представлял один из центров сил.

— Они договорились?

— Я не знаю с кем из лоббистов договорился Эльдар. В какой-то момент мы оказались по разные стороны баррикад. Я работала над обличающими политиков материалами, он — вдруг оказался тем самым купленным политиком. Но я была уже глубоко беременна…

— Значит, помолимся, чтобы они не договорились. Чтобы эта сила была на твоей стороне.

— А если — да?

Вздыхает.

— Самый худший исход любого расследования, это когда вышел сам на себя.

— Виктор Алексеевич?! — зажмуриваюсь я.

Набирает на телефоне номер, выходит в коридор.

— Вить, привет… Кажется, у нас проблема… Семейная. Дело в том, что… У Ивана есть крестница… Тико. Да-да… Есть крестница. Дочь его сослуживца. Ее мать оказалась у нас в программе. О-о-о… Не ори, пожалуйста! Я все понимаю…

Закрываю глаза. Фей-крестный у нас?

От нервов по щекам бегут слезы.

А если бы Литвина не случилось сейчас в моей жизни? Чем бы это закончилось для нас с Тико?

— Я всё понимаю, Вить. Но ведь ее просто раскатали. Она всего лишь защищала дочь. Да, я понимаю, что ты не можешь контролировать всех… Да, я сама предложила ее в программу, но… Все, ладно, я поняла. Вам, решающим судьбы мира сего, не до обиженных системой женщин, да. Вы только по терр-угрозам. Вопрос снимается, Виктор Алексеевич. Я сама… Только один нюанс… С каких пор наша контора занимается киднеппингом для давления на штатских? Мне кажется, это методы "Мансуровых"… И последствия мы будем потом разгребать…

Возвращается.

— Трубку бросил? — уточняю я.

— Ага.

— И что теперь?

— Ждём.

— А он кто?

— В некотором роде — боженька.

— Да сколько ж их — этих темных божеств на мою голову?

— Не самый темный… Чай будешь? — щелкает кнопкой чайника за столом надзирателя.

— А можно?

— Пока что ещё — да. Тебе крепкий?

— Крепкий…

Открывает незапертую камеру, отдает мне чашку с чаем.

— Диме можно позвонить?

— Они сейчас очень заняты. У Тико серьезное мероприятие. Ответить не сможет.

— Какое? — дергаюсь, проливая на пальцы горячий чай.

Обследовав карманы пиджака, выбирает один из трёх телефонов. Включает.

Там несколько фото перед церковью.

Тико на руках у Ивана. В белом платье и платочке. Рядом с ними…

— Это тётя Димкина. Она — крёстная, Иван мой — крёстный.

— Оу… — беру в руки, разглядываю.

Вздрогнув оборачивается на приближающиеся шаги.

Быстро возвращаю телефон. И в открытую дверь кружку.

Но Виктор Алексеевич все равно видит наши махинации.

— Почему заключённый конвоируется и содержится не по уставу?! — рычание с порога. — Почему открыта камера?

— Виновата, — не очень виновато кается Зольникова.

— Выговор.

Проходится раздражённо до окна вдоль камер и обратно.

— Крестница, говоришь? А ну-ка покажи мне фотки с крестин.

— Мм… Пожалуйста, вот.

Поджимая губы, Диляра протягивает ему телефон.

Устало закатывает глаза.

— Чего, — прищуривается, — полчаса назад покрестили? Комбинаторы…

Крестят прямо сейчас, вообще-то!

Поднимает взгляд на меня. Долго прохладно изучает.

— Правильных покровителей выбирать нужно, Татьяна. Это базовая настройка у женщины должна быть.

— А я правильного выбрала.

Литвина.

— Вы же здесь.

— Как зовут отца девочки?

— Дмитрий Литвин.

— Позывной "Танго". Спецназ… — добавляет Диляра. — В отставке. "Наш" человек. Участвовал в команде Ивана в операции по Мансурову, когда забирали Варю. Был в команде в деле по Муратову во Владикавказе, когда брали в клинику. "Свой", короче.

— "Танго", значит…

Виктор Алексеевич поднимает телефон к уху.

— Зольников. Кто распорядился забрать дочь у Сударской? Так, выясни! И вообще доклад по "кандидату", что за треш у вас происходит? Бошки вам посрываю вместе с погонами.

Отходит с телефоном к окну. Отворачивается. Слушает.

Тихо приоткрывая дверь в камеру, Диляра отдает мне обратно мой чай. Отдает телефон с фотками и видео с крестин. Ещё отправили…

Улыбаясь разглядываю, хотя на глазах слезы.

Доклад длится долго. Виктор Алексеевич своим стальным молчаливым недовольством словно искажает пространство.

— Что значит, он решил слиться из гонки? С каких пор он что-то решает? Его никто не отпускал. Пусть работает. Ничего, здоровье поправит и вперёд. Ишь ты нервный какой… То ли ещё будет впереди. А "нянек" ему — сменить.

— Что будет? — тихо спрашиваю я у Диляры.

Пожимает многозначительно плечами.

Виктор Алексеевич возвращается в мое поле зрения.

— И чего ты за Литвина замуж не вышла? Связалась с Эльдаром… Деньги?

Отрицательно качаю головой.

Как правильно ответить-то?

— Судьба… — пожимаю плечами.

— Судьба… Чтобы писать, Татьяна, "правду" о сильных мира сего надо не иметь точек давления. Никаких. Или…

— Я не напишу больше ни слова. Уйду из журналистики.

— Или иметь покровительство ещё более сильных. Поэтому, напишешь. Но только если я лично дам отмашку. И работать будешь только в направлении тех персон, на которых я тебе укажу. Меня интересуют все, кто в зоне влияния на нашего "кандидата". А сейчас… Решение суда я отменить не могу. Вернёшься к своим в камеру. Там, говорят, ты прижилась нормально. Не обижали тебя. Забеременеешь. Выйдешь по УДО. Возьмёшь псевдоним. И будем работать… Работать ты умеешь. Даже на меня накопала…