Встаёт в стойку.

Прижимаю ладонь к груди, успокаивая сердцебиение.

Гадюка. Здоровая какая.

— Прости подруга… Но вариантов у меня не много, а когда нас найдут, я не знаю, — извиняюсь перед ней.

Очень нужна энергия. И горячая еда.

Выбираю из собранного хвороста рогатину и палку покрепче. И после непродолжительной борьбы изворачиваюсь ткнуть ее так, чтобы пригвоздить змею к земле. Разбиваю ей голову.

Рыбу я тут вряд ли поймаю. А змеи вполне съедобные… Жёсткие, правда. Но ничего. Мы в детстве пробовали и змей, и лягушек, и улиток.

Закинув на охапку, возвращаюсь на каменистый берег.

— Я думал не придёшь… — невнятно.

— А я пришла.

Из камней делаю колодец. Чтобы от взрыва зажигалки ничего не полетело в стороны. А то я так шрам на коленке приобрела. Выстрелила стальная часть мне прямо в ногу. А так камни погасят и поймают все, что полетит.

— Тань… Я сказать тебе хотел… Ну… Про няньку эту…

— Тихо, я занята.

Далась мне твоя нянька.

В центр кладу большой, сколотый камень.

Разложив на нем самые сухие веточки, пачку от сигарет, кору, и выдернутый фитиль, кладу сверху ёмкость с горючей смесью из зажигалки.

Поднимаю повыше тяжёлый камень, и со всех сил швыряю его вниз, на ёмкость.

Взрыв…

Пластик контейнера с треском разлетается, врезаясь в камни.

Присаживаюсь, начиная поспешно раздувать слабые искорки, бегущие по фитилю.

И через несколько минут у меня есть огонь!

— Ну вот! Живём, Эльдар.

Подкидываю ветки, аккуратно строя домик.

— Не уверен… — вяло. — Тань… Пить…

— Сейчас.

Отдираю полосу бересты, сворачиваю из нее "кулёк". Набираю воду, пою его.

Жаль, что воду в моем кульке не вскипятишь.

Разгибаю железяки от зажигалки. Точу об скол камня.

— Что ты делаешь?

— Мы в детстве в Робинзона играли, вот — вспоминаю… А вообще, Эльдар, у мужчины должен в кармане не кокс лежать, а складной ножик.

— У меня был пистолет… Змея, Тань! — нервно.

— Это — моя…

— А?!

— Обедать ей будем. Там ещё маслята есть. Земляника. И на склоне лилии видишь, красивые? У них клубни съедобные. Так что, если даже придется ждать несколько дней, мы продержимся.

— Ты сумасшедшая… Я умираю.

Его трясет.

— Угомонись. И не драматизируй. Литвин в детстве ломал ребро, через неделю уже бегал. Главное затянуть корсет. И сами срастутся. Если бы было опасно, ты бы кровью плевался. Сейчас высохнет твой пиджак, я тебя на нем перетяну ближе к жаровне и перевяжу им тебе ребра.

— Мне кажется… Я умер. И это чистилище…

— Боже… Да все нормально. Могло быть хуже.

— Ты… Тико про меня не говори плохого… Если что.

— Успокойся, сказала. Литвин нас найдет.

Солнце выходит, наконец, согревая нас. Промыв гадюку, натягиваю ее на ветку и выкладываю ее на угли. На веточках вялю найденные несколько штук маслят. В золе лежит горстка съедобных луковиц.

Кто молодец? Я молодец…

Валяюсь на спине, на своей спортивной кофте.

Если закрыть глаза и не париться, почти кайф. Димку бы ещё и гитару…

— "Катастрофически… Тебя не хватает мне…"

Пою в небо.

— "Воздух толчками… И горячие губы твои…".

— Хватит! — просит Эльдар.

Замолкаю.

— Дожил. Одна надежда — на любовника жены. Дай мне кокс.

— Нет. Завтракать будем.

Отщипывая жёсткие волокна кормлю его. И ем сама.

— Мы отравимся… — ропщет он. — Она же ядовитая.

— Нет. Ешь.

— Нога… Отрежут нахер.

— Там живица по сосне застыла. Расплавим сейчас, наложим. Отличный антисептик. Продержишься…

— Ты чё, блядь, в тюрьме курс спецназа прошла по выживанию?

— Это просто детство, Эльдар. Человеческое детство.

Встаю.

— Дима! — со всей силы кричу я. — Литвин!! Я здесь! Литвин!! Дима! Митя-я-яй!

Я буду делать это каждый час.

Он обязательно нас найдет.

Солнце садится…

Становится свежо. Впереди ночь.

Эльдар лежит на своих и моих вещах. У него сильный жар. На лбу моя мокрая майка вместо компресса.

Я забрала только спортивную кофту.

Он смотрит на меня блестящими уставшими глазами.

Натираю кожу травой.

— Что ты делаешь?..

— Чтобы не сожрала мошка на закате. Кошачья мята…

Рядом лежит охапка травы, подбрасывать в костер для дыма.

На ужин собрано кое-что по мелочам. Ягода, травки, несколько грибов.

— Не пришел твой Литвин…

— Он идёт. Просто ночью искать было бесполезно. Они могли пройти мимо места нашего падения. Поэтому сегодня все заново.

— Нет, Тань… Вниз по реке нас будут искать в последнюю очередь. Можно неделями шерстить лес…

— Лето. Можно и недельку подождать, — нервно улыбаясь, пожимаю плечами.

Тучи закрывают садящееся солнце.

— Только не дождь, пожалуйста!

Умоляюще смотрю в небо.

— Ну точно будет… Улитки вылезли. О… Улиточки!

— Ты куда?.. — мучительно, с ноткой паники.

— Я тебя не брошу. Успокойся.

Забирая бересту, хожу вдоль берега у отсыревшего откоса с пнем, собирая довольно крупных улиток.

Запекаю в костре.

— Я не буду это… — морщится Эльдар.

— Они вкусные. Как рапаны. Ешь.

— Не могу… — тяжело дыша закрывает глаза.

Не заставляю.

Слушаю его пульс. Трепещет неровно. Плохо дело.

Начинает накрапывать.

Торопясь переношу костер дальше от берега, под самую крупную ель.

Ломаю лапник для настила.

С уговорами, наездами и психами кое-как заставляю подняться на ноги Эльдара. Чтобы увести его под кроны деревьев.

Ему совсем плохо. Едва стоит на ногах. Он совсем отчаялся и не пытается даже помогать мне. Практически тащу.

Тучи становятся темнее.

Копаю палкой землю, рядом с костром. Быстро и активно.

Пытаюсь говорить с Эльдаром, чтобы взбодрить.

— Знаешь, как мы в детстве угли от дождя прятали? Мы копали тоннель в земле с двумя выходами. Внутрь засовывали угли. А выходы делали как жерло вулкана, чтобы туда не заливалась вода. Сверху ставили лапник… А ещё можно не тоннель, а в форме колбы вырыть отверстие, тогда тоже не зальёт…

Не открывает глаз.

— Эльдар?.. Эльдар! — тормошу его.

— М-м… — надсадно кашляет.

Затягиваю туже его рубашку, которая превращена в корсет.

— Ну что ты расклеился? Отнесись к этому, как к пикнику.

— Пикник в аду?.. — хрипит он. — Плохо мне…

— Вот там есть муравейник… — киваю по направлению к берёзе. — Если мы дадим муравьям жалить место перелома, то воспаление и отек спадут. К тому же укусы муравьев при простуде подстёгивают иммунитет, понижает температуру… Бабушка моя… — начинаю рассказывать я про ее знахарские экзекуции.

Но Эльдар перебивает.

— Нет… Не хочу. Сдохнуть хочу…

Вздыхаю.

— Н-да…

Это тебе не Литвин, Татико. Который за любой кипиш.

И поэтому Литвин со убитым позвоночником бегает, а Эльдар с грёбанным переломом двух несчастных ребер хочет сдохнуть.

— Хочу чай… Горячий… С лимоном… Сладкий… — бормочет невнятно. — А не твоих ебанных муравьев.

Встаю, чтобы выйти на берег, пока дождь ещё не сильный.

— Куда ты?..

— В магазин! — злюсь на него. — Лимон куплю.

— Не бросай меня.

— Да я здесь… — смягчаюсь.

Вот интересное дело…

Мужество оно ведь не только в подвигах, но и в достойном проживании своей беспомощности. Ну как… Литвин!

Темно.

— Димка!! — отчаянно кричу я. — Я здесь! Слышишь?! Я здесь! Литвин!

Вздыхаю.

— Люблю тебя… — бормочу устало. — Где же ты?..

"Тати!.." — сквозь шелест крон, реки и дождя. — "Суда…ая!.."

Нет, это мне кажется. Адреналин подскакивает.

— Митяй?! — на всякий случай кричу ещё громче, срывая до боли связки.

Хватаюсь за горло.

— Литвин! — хриплю, не могу больше выдать громких звуков. — Черт!!