— Это "моё", Виктор Алексеевич, — киваю я.

— Рад… Погуляй… Присмотрись к "персонажам".

Забирая бокал гуляю по огромной территории банкетного зала.

Вздрагиваю от звука бьющегося бокала, машинально делая шаг в сторону.

Эльдар!

Он перешагивает через разбитый бокал. Мы застывает напротив друг друга.

Рядом с нами на минуту застывает официант с подносом.

Ставлю туда пустой бокал.

Эльдар изменился. Не могу уловить в чем. Проседь в волосах. И отекшее лицо. Взгляд бегает загнанно.

— Привет… — киваю ему.

— Таня… — тащит меня за локоть в сторону, сбиваясь шепчет. — Зольников страшный человек… Страшный! Не соглашайся ни на что!

Плавно вытягиваю локоть.

— Эльдар. Просто я теперь тоже "страшный человек".

Застыв, смотрит мне неверяще в глаза.

— А тебе нужно обязательно лечиться. Остановись с наркотой и алкоголем. Это не поможет…

Разворачиваюсь, втыкаясь в мужчину. Он ловить меня за талию. И только собираюсь возмутиться, поднимая взгляд… Но плыву от мужского запаха.

— Можно, вас пригласить?..

Литвин!

Я держу ее за руку, смотрю ей в глаза… И не могу даже въехать, что вокруг полно людей.

И ярко чувствую то, что ни к одной другой женщине не чувствовал… восторг, примитивную мужскую ревность и страх потерять.

Она здесь очень органична, я — нет. Я ее "такую" не чувствую "своей девчонкой".

В груди взрывается горячим порывом — присвоить. Нахально и публично. Моя всё ещё?

Мое тело двигается машинально. "Проходка", закручиваю ее — заставляя вильнуть влево-вправо.

— Боже мой, я сейчас в обморок упаду, — нервная усмешка.

— Я держу тебя…

Уверенно наклоняю назад, дёргая сразу к себе.

— Оу! А-а-а… — панический шепот. — Я не умею!

— Расслабься… Я — умею. Просто подчиняйся моему телу.

— Так вот почему ты — "Танго"! — с истеричным смешком всхлипывает она.

Касаемся на мгновение губами, застывая.

— Какой кошмар… — скользят ее губы по моим.

— Почему?

Втыкается носом в мою скулу, заставляя отвести от нее взгляд и бросить его в сторону.

Многие женщины замерли, разглядывая нас.

— Стервятницы будут откусывать от тебя налету. Придется носить с собой рогатку, — шепчет мне в ухо.

И я расслабляюсь немного, ловя в этой изысканной женщине свою оторванную Тати.

— Ха…

— Ведь, если женщина положила глаз на твоего мужчину, значит, у нее лишний глаз, — с шутливой угрозой.

— Пощади женщин, снайпер.

— Девочки там тебя затискали, наверное… — ревниво.

— Нет. У меня только одна девочка. И я ее жду.

Только одна женщина была со мной, когда я был без ног и без члена. Других для меня больше нет.

Мы шепчем одновременно:

— Хочу тебя…

— Соскучился…

И как пьяные замираем, обрывая движение.

— Сколько ещё? — веду костяшками пальцев по ее лицу.

— Скоро.

— Как ты там?

— Не волнуйся. Я на особом положении.

Музыка заканчивается, меняется на другую. Отпускаю ее, вставая рядом.

— Кстати, о ревности… Ты роскошна, — хмурюсь болезненно.

Обвожу взглядом зал.

— Бизнесмены, политики, генералы… Сильные мира сего. Я простой боец. То в деревне тусуюсь, то по сборам. Сбежишь от меня?

— С ума сошел? Я, может, только в этой деревне и была счастлива… — вытягивает канапе из тарелки на шведском столе. — Пусть все сильные мира сего идут к черту! У меня широкоплечий боец танго танцует и трахается как бог… И с ним ничего не страшно. Дура я, что ли, сбегать?

Смеемся, касаясь пальцами.

— Есть хочешь?

— Безумно!

У самых страстных женщин всегда отличный аппетит! Тати из них…

Закатывает от наслаждения глаза, засовывая в рот и снимая с палочки оливку.

— М-м-м… Как вкусно. Черт… Генерал смотрит…

Мы сбегаем от внимательных глаз Зольникова, теряясь в толпе. Я прихватываю для нее панна-котту с апельсиновыми дольками в шоте.

Останавливаемся у панорамного окна. Смотрим на ночную Москву. Держимся за руки.

— Тико… — сжимает она мою руку.

— Вчера с тёткой отправил их в детский санаторий для "наших". Там специалисты хорошие, нервную систему подлечат. Тетка в ней души не чает. Разбалует, конечно… Ну и пусть. Девочка должна быть балованная. Держи…

Отдаю ей письмо-рисунок от Тико. Лист весь изрисован. Там много посланий.

Тати и я держим ее за руки. Сверху надпись "мама и папа". Много ещё разных персонажей из ее новой реальности. Все подписаны. Есть даже Эльдар где-то с краю. Тетка ее учит, что надо прощать людей.

Тати рассматривает.

— А это что? — ведёт по рисунку пальцем.

— Это у тебя братик в животе. Ей снился сон, что у нее будет младший братик. Я обещал проработать этот вопрос, — усмехаюсь.

— А это? — показывает на непонятные каракули у себя над головой.

— Это ангел. Тетка у меня верующая. Вот научила ее маме ангела нарисовать. Мы тебя очень ждём…

— Так… Я сейчас рыдать буду. Эвакуируй меня.

За руку втягиваю ее на лестницу за шторой, а потом в какое-то подсобное помещение.

В углу свалены бордовые шторы. Рядом большая платформа на низких колесиках, на ней — бутылки шампанского.

— Отлично! Прекрасное место для порыдать, — усаживается на низкий стульчик-подставку.

Нога на ногу.

Красивые бедра сверкают в разрезе.

— Сигарету хочешь? — прикуриваю я.

Отрицательно качает головой, витой десертной ложечкой ест панна-котту. Тихо мурлыкая от удовольствия и шмыгая носом.

Сползаю спиной по стене вниз к ее ногам.

Рисую восьмёрки на коленке.

— Похудел, — гладит меня по лицу.

— Прости меня…

— За что?

— За то, что ты там.

— Так безопаснее для всех.

— И все равно…

— Нет. Не хочу, чтобы ты принимал это на свой мужской счёт. Я когда первый раз сидела… Я сидела преданная, в ужасе, в ощущении полной беззащитности и одиночества. Сейчас — нет. Сейчас я чувствую тыл — тебя, и крышу, которую тоже дал мне ты. Это просто переждать, перетерпеть, с уверенностью, что никто не посмеет мне навредить и устроить беспредел. Если я и страдаю, то только потому, что очень скучаю по Тико и тебе… И ещё вот, — взмахивает десертом. — Невкусно там.

И мне в рот ничего не лезет. Потому что знаю, что она там плохо питается. Потому и похудел, наверное.

Открываю одну бутылку шампанского. Делаю глоток из горла.

— М-м… — смотрю на этикетку. — "Кристалл"… Нехило.

Протягиваю ей.

— Иди ко мне… — гашу сигарету в пустой бокал.

Щелкаю выключателем, гася свет.

— Будет "вкусно"…

Стягиваю ее верхом на себя. Целуемся, задыхаясь от возбуждения.

Пьянею от вкуса Тати, смешанного с шампанским.

— А если нас спалят? — хихикает она.

— Извинимся! — рычу тихо, расстегивая ширинку. — Мы по-быстренькому… нам очень надо!

Вхожу в нее, смещая трусики в сторону.

Бедра дрожат, по телу судорожно бьёт разрядами.

Есть всё-таки свой кайф в воздержании! Я наконец-то полноценно чувствую свой член. Даже чересчур!

Наши горячие языки сплетаются, тела срываются, двигаясь на инстинктах. Несдержанно, дрожа, нихрена не правильно… Словно это у нас в первый раз, и мы тупо ещё не умеем ловить друг друга. Все очень быстро.

А все равно ярко и охуенно! До головокружений и мурашек.

Впиваясь коготками мне в плечи, кончая, она выгибается и практически соскальзывает.

— Куда?… — ловлю ее, вжимая в себя. — Нам ляльку сделать надо, — шепчу, задыхаясь от долгожданных ярких ощущений.

Кончаю в нее болезненной, короткой вспышкой. И на мгновение вырубаюсь от короткого замыкания.

— Сделали уже ляльку… — шепчет мне опьяненно. — Сразу и сделали… Три месяца срок.

— А?! Три?!

— Ты — папа…

— Оу… Это ж…