Вроде как не праздник…

С утра маюсь. Кусок в горло не лезет. Тётушку попросил сегодня не приходить.

Тахикардия нарастает с каждой минутой.

Кидаю кости на раскрытой доске с нардами. Играть не с кем. Кидаю на удачу. Если выпадет дубль, то все в итоге будет хорошо.

Расслабляю пальцы, кости с характерным стуком прыгают по доске. Шесть-шесть!

Круто.

Да только с трудом верится в такие исходы на максималках.

И я бы сейчас бахнул коньяка, чтобы немного расслабиться. Но он, зараза, стоит в буфете на самом верху.

Нет, я, конечно, все переживу. Но внутри очень дерьмово. Ведь, ноги ещё пол беды. Надо сказать своей женщине, что ты больше не мужчина. А тут уж…

Ну где же они. Ожидание казни, честное слово!

Выезжаю на террасу.

На крыше соседнего дома вижу Татьяну с пилой.

Какая самостоятельная дамочка!

И она мне навевает мою Татико. Та тоже была "Карлсоном, который живёт на крыше". Но этого не может быть. Имя, конечно, можно сменить, но дом был продан уже пару раз. Да и слишком большие несовпадения внешне — нет главного предмета гордости Татико — горбинки на носу. А также предмета ее вечной скорби — большой щербинки между зубами, да и на голове не рыжие пушистые три волосинки. Тати была откровенно страшненькой, а эта… очень привлекательна.

Никак не бьётся эта история.

— Татьяна! — кричу я.

Оборачивается.

— Вы бы аккуратнее там, крыша старая.

К тому же ветрено и накрапывает дождь. А там ещё и провода.

Поднимая руку показывает мне "ок". Ветер в ее сторону, и ответная реплика растворяется в порыве.

"Слезайте немедленно!" — набираю воздуха в грудь, чтобы крикнуть.

Слышу, как подъезжает машина.

Дергаюсь. Провожу рукой по обросшему лицу. Вот что тебе мешало побриться, Литвин? Из принципа? Да, блядь! Чего уж тут красоту наводить, когда…

— Танго! — слышу голос Психа.

Разворачиваюсь, цепляюсь колесом за деревянную балясину.

Беззвучно матерюсь, дёргая коляску. Она наконец-то поддается. Но рука срывается, и разбиваю костяшки. Не чувствую ничего от волнения.

Поднимаю взгляд.

В раскрытых двойных дверях на террасу — Псих и Йода. Между ними миниатюрная Кира.

Пауза…

Кира закрывает ладонями лицо, оставляя только немигающие глаза.

— Привет, Кир, — хриплю я.

Друзья проходят, молча по очереди пожимая мне руку.

— Мы прогуляемся пока.

Спускаются с террасы в сад, уходят к мангалу. Там нужно нарубить дров. Самому мне тяжело.

Оперевшись на косяк, Кира стекает на корточки.

Обычно, она всегда бросается мне на шею при встрече.

"Обнимемся, поцелуемся?" — хочется поязвить мне, чтобы немного поставить броню на происходящее. И до кучи выкатить ей кольцо с предложением, которые она так просила.

Но я не позволяю себе. Кира же не виновата в том, что со мной произошло.

Кто-то должен начать диалог.

Проезжаю мимо нее.

— Пойдем в дом.

Послушно заходит следом.

Опустошенно смотрит на меня сверху вниз.

Снизу вверх смотреть на женщину — такое себе, скажу я вам, если она не сидит на твоём члене, конечно.

И мы долго ещё молчим. Сигареты где-то оставил… — ощупываю карманы.

Набираю побольше воздуха.

— Хорошо выглядишь, детка.

И правда хорошо. Видно, что с иголочки сегодня. Макияж, укладка, каблуки.

Она открывает рот, и не найдя что сказать, закрывает его. Губы дрожат.

— Н-да… Такого "богатыря" в инсту не выставить, верно? — пытаюсь пошутить для разрядки обстановки, но получается очень жёстко.

По ее лицу начинают течь слезы.

Мне хочется, чтобы она мне врезала за эти слова. Чтобы сочла это оскорблением.

Но Кира, наверное, ещё слишком молода и не бита, чтобы понимать такие тонкости.

— Ты, наверное, хочешь спросить — навсегда ли это?

Кивает, поправляя прядь волос.

— Не исключено.

Начинает плакать навзрыд, взгляд стекленеет.

Я злюсь…

И не могу понять почему я злюсь на неё.

— Кира, хватит! — сдержанно рявкаю я.

Свет внезапно гаснет, комната погружается в сумрак.

— Кира, послушай. Ты сейчас вернёшься в машину к Тимофею, подождёшь их, уедешь. Переваришь всё. Если захочешь, потом поговорим.

Смотрю хмуро на ее рыдания. Не могу отыскать в себе сил, чтобы утешать и обещать что-то.

Мне самому, если уж по чесноку, нужны утешения и обещания. Я, блядь, слаб духом пока.

Если она скажет, мне плевать, я остаюсь, я найду силы на что угодно, клянусь.

Если скажет, не моя история и уедет. Я, наверное, тоже найду силы на все.

Но не вот это, пожалуйста!

Тук-тук — в косяк открытой двери.

— Я дико извиняюсь!.. — прикладывает ладонь к груди Татьяна.

К практически просвечивающий через мокрый топ груди.

Мое брови взлетают вверх.

Челюсть падает от слишком откровенного зрелища. Тема сисек раскрыта полностью!

— Алярм, короче. Вы мне срочно нужны.

— Э-э-э… — стреляю взглядом на истерично рыдающую Киру.

— Поверьте, истерика подождёт. Если, никто не умер, конечно.

— Все живы. Что случилось?

— Я пилила ветки, которые проросли через провода и шатали их. Одна из веток, когда падала оборвала ваш провод. И… он под напряжением упал прямо на дорогу. Там лужи и дождь. Если кто-то пойдет там, его убьет.

Натягивает извиняющуюся улыбку, разводя руками.

— Таня… Вы, блядь, ненормальная?! — встают дыбом мои волосы.

— Да, — покаянно. — Вся надежда на Вас…

Вот тебе и шесть-шесть!

Мой дом предпоследний на нашей улице, Татьянин — последний. Дальше — небольшое поле и лес.

До местных электриков мы не дозвонились. Сегодня воскресенье, да и дождь усиливается, обрывая связь.

Поэтому решили действовать своими силами.

Стоя на деревянных поддонах оглядываем издали масштаб трагедии.

Провод периодически потрескивает и искрит.

— Короче, вы здесь никого не пропускайте, — осматривает местность Гордей. — Мы попробуем вскрыть трансформатор и отрубить напряжение.

— А вы умеете? — прикусывая губу уточняет вредительница.

— А у нас выбора нет! — улыбаясь, дёргает бровями Йода. — Кто кроме нас?

Его взгляд съезжает на ее грудь.

Она тоже опускает свой следом.

— Оу.

Невинно хлопая ресницами, скрещивает руки на груди.

— Я могу помочь, кстати!

— А Вы, Татьяна, электрик?

— Нет, но я… сообразительная.

— Это мы заметили, — фыркаю со смешком.

— Танго, придержи барышню, а то, боюсь, всю округу без света оставим.

— Эх!.. — поднимает она мечтательный взгляд в серое небо.

Заправляет прядь за ухо. Там — обезьянка. И я, кажется, начинаю понимать ее выбор. Тотем? Ей идёт…

— Нужны резиновые сапоги, перчатки… — перечисляет Гордей, обсуждая с Тимом.

— В сарае всё, — отправляю их.

Качая головой, снимаю с себя тельняшку, протягиваю Татьяне.

— Благодарю! — делает она лёгкий реверанс, не опуская рук.

И отворачиваясь, натягивает мою тельняшку. На ней — как чуть великоватое платье.

Тонкие шаровары промокли и облепили ноги. Босая. На одном из пальцев — колечко. Маникюр на больших пальцах — подсолнухи.

Забавная…

И при том, что женщина довольно красивая, пафос и горделивость явно обменены на ухмылочку и шиложопость.

Отвожу взгляд.

Ловлю голым торсом дождь. Кайф…

И даже первый раз за все это время улыбаюсь от удовольствия, глядя на серое небо.

И теперь она искоса разглядывает мою обнаженку. И взгляд ее такой откровенно и наивно впечатленный… Что я снова забываю о своих проблемах. И, выебываясь, подергиваю слегка мышцами.

— Чем расплачиваться будете, Татьяна? — шутливо нахмуриваю брови.

— Есть у меня кое-что ценное… — срывается вдохновенно в сторону своего дома.

— Стоять! — хватаю в ужасе за тельняшку, дёргая на себя. — Напряжение!