— Приятное утро, целитель Сульнис! — бодро произнес стражник.
Фальшиво бодро.
— Утро, господин!
— О, я не собирался никому мешать. Просто кладовая давно пустовала, поэтому мне стало любопытно, почему внутри горит свет.
У целителя было доброжелательное лицо и теплый, располагающий к себе взгляд, который остановился на моем рабочем столе. Потом взгляд перешел на мое лицо.
— Любопытно, — повторил маг. — Я ведь встречал тебя раньше, девочка?
— Да, почтенный. В «Белой ласточке».
— А, — протянул он удивленно. — Припоминаю. Почему ты здесь?
Я посмотрела на Телрика. Пожилой стражник направил мне такой же растерянный взгляд и пожал плечами. И что мне следовало сказать? Существовали разные способы объяснить свое присутствие в резиденции лорда…
— Я готовлю мазь для госпожи Ринелии. По ее заказу.
Объяснение мага устроило.
— Да? — протянул он. — Могу я взглянуть? Я все же не совсем далек от лекарского ремесла.
Я посторонилась, пропуская целителя к столу. Маг зачерпнул из каменной миски крошку зеленой кашицы, растер между пальцами, а затем понюхал. Длинный рукав он осторожно подобрал, чтобы не испачкать.
— Что это, и зачем это нужно?
— Это двоелистник, почтенный, целебная трава. Она растет повсюду, где влажно.
— Так ты лечишь с ее помощью?
Я вежливо улыбнулась.
— Травники могут готовить только самые простые составы. Лекари сживут меня со свету, если я стану отнимать их хлеб.
— Если это не лекарство, тогда зачем нужен «двоелистник»?
Маг достал платок, чтобы вытереть пальцы, которыми трогал растертую зелень. И что он здесь забыл? В этой части резиденции я пока не встречала посторонних.
— Это будет мазь… Примерно вот такая, почтенный.
Худощавое лицо целителя вытянулось от удивления… Или от отвращения?
— Этой черной жижей нужно мазать живую кожу?
— Почтенный Сульнис, — вступился за меня Телрик, — говорят, именно травы вылечили ту женщину… Я говорю про ту знаменитую красавицу…
— Ту красавицу? А! Ты говоришь про артистку, из-за которой убивался Велиард?
Сульнис снова взял со стола заполненную зеленой массой ступку и покрутил в руках. Прикрыв один глаз, маг забормотал себе под нос:
— Не думал, что это может оказаться сколько-нибудь действенным. Хотя… Что-то в этом есть… Может быть, может быть…
— Для магов травы бесполезны, — напомнила я.
Целитель издал странный звук, похожий на мяукание кошки. Я не сразу сообразила, что так звучал его смех.
— Я знаю, девочка. Уж в исцелении одаренных я смыслю побольше твоего. Однако ремесло травников до сих пор оставалось вне моих интересов.
Он не уходил, поэтому я осмелилась задать вопрос:
— Это изменилось, почтенный?
— В некотором роде… Да! Меня посетила любопытная идея. И почему я раньше не задумывался, что в растениях также заключается сила жизни? Значит, в твоем ремесле тоже есть что-то от колдовских практик.
Я поймала напуганный взгляд Телрика, и быстро сказала, пока целитель не надумал себе чего-нибудь еще:
— Пища тоже когда-то была живой. Вы же не равняете с колдунами пекарей или забойщиков скота?
Маг моргнул, как будто сбросив с себя наваждение.
— Нет… Хотя в этом есть смысл. Своеобразный смысл, но он есть…
Он задумчиво потирал подбородок. И по-прежнему не уходил.
— Покажи, девочка, как ты готовишь… то, что ты делаешь…
Я жалобно посмотрела на Телрика, но старый стражник не мог мне помочь. Я взялась за пестик.
— Так из растения выходит сок. Вся польза двоелистника в этом соке…
Сульнис глубокомысленно кивал. Кто бы мне объяснил, зачем ему потребовалось это знать! Наделенные даром почти не болели, а когда получали ранения, то нуждались в заклинаниях, а не в мазях! Целители-маги использовали собственные методы лечения, которые не подходили обычным людям. То есть так обычно говорили…
— А вот это из моих прошлогодних запасов, почтенный. Нужно только нарезать.
Под костяной рукояткой ножа скрывалась непростая вязь, которая не позволяла собранным растениям терять жизненную силу. Сульнис не был неправ, во всяком случае не в отношении меня.
— Когда у людей не хватает сил, чтобы исцелять себя, приходится прибегать к таким вот ухищрениям, — сказала я, с облегчением убедившись, что рука с ножом не дрожала.
Голос у меня тоже звучал спокойно.
— Понимаю… В лечении природными субстанциями имеется смысл… Искра жизни заключена во всем. Жизнь — суть мира, которая спаивает воедино его отдельные части, — рассуждал Сульнис как будто сам с собой, но потом вдруг в упор посмотрел на меня. — Ты согласна, травница?
Телрик, на которого я снова бросила взгляд в поисках помощи, растерянно развел руками. Было ясно, что странный маг не отстанет.
— Да… Наверное, господин…
Он взмахнул рукавами, едва не снеся на пол мою сегодняшнюю работу.
— Обычно люди отвечают на это: «Э…». Воззрения джах-ими немного запутанны… Тебе известно, кто они такие?
— Хм… Да, — осторожно призналась я. — Так называют магесс с Первозаселенной земли?
— Не просто магесс! — целитель поднял палец. — А магесс очень могущественных и искушенных в магии, но, как утверждают некоторые, не брезгующих колдовством. Совершенно уникальное учение!
— Маги терпят колдуний? — спросил Телрик, пораженный этим обстоятельством.
— Колдовство, конечно, на Тиохе не терпят так же, как и у нас, — терпеливо ответил Сульнис. — Но джах-ими занимают там особенное положение.
Тема доставляла целителю удовольствие. Он достал покрытую лаком курительную трубку, явно в расчете на долгую беседу. Я крепче сжала нож.
— Как же так, почтенный Сульнис? — спросил старый стражник, доверчиво глядя на мага.
— Считается, что джах-ими используют искру жизни осознанно и осторожно, не ради корыстных целей, а во благо… Только терпят их, конечно, не поэтому. Добрых намерений было бы мало… Среди живущих в нашу несовершенную эпоху именно джах-ими ближе всех подходят к пониманию неведомого. Говорят, со временем их разумы так сплетаются с тем, что прячется за границами постижимого мира, что эти женщины утрачивают рассудок. Но не бывает лучших ясновидец и предсказательниц! Джах-ими почитают в Тиохе — даже молодых, еще сохранивших разум, — за проводников неведомого в мир.
Телрик наморщил лоб и прищурил глаза, как если бы кривляние помогало думать.
— Что такое это «неведомое», господин? Про него вы говорите, но не объясняете, что это такое.
Маг улыбнулся шире. Интерес Телрика доставил ему еще большее удовольствие, а я бы с удовольствием зашила трепливому стражнику рот!
— То, что разум человека не может постичь. Весь наш мир, со всеми горами, материками и океанами, является только крошечной каплей в бесконечности невоплощенных возможностей. Единственной каплей, доступной человеку!
С каждой фразой маг все сильнее увлекался, но его речь все равно оставалась внятной и четкой. Сульнис непринужденно устроился на краешке моего стола.
— Реальность ограничена установленными законами, и от этого все ее несовершенства. Совершенство следует искать за пределами материального мира, где отсутствует само понятие жизни и нет возможности существовать.
— Я не понимаю, почтенный, — сказал бедный стражник.
— Конечно, стали бы мы иначе называть его неведомым… Может, тебе станет чуть понятнее, если я выражусь иначе… Когда мира еще не было, а среди небытия только зародилось желание быть, именно оно соткало материальный мир из бесчисленных возможностей… Из ничего, — исправился маг, заметив испуганное лицо стражника. — Но в нем не было жизни. Никто не знает, на что была похожа тогда реальность. Может, на застывшую картинку, а может, на механический театр. В Ларслирии иногда показывают представления с заводными куклами… Хотя это неважно…
Маг перевел дух и продолжил:
— Чтобы мир обрел жизнь, Создатель вытянул из неведомого еще одну сущность. В Тиохе его называют зверем Хаоса, а у нас — драконом Смерти, но дракон никого не убивает. Наоборот! Он был подчинен волей мира, и теперь сам ни жив, ни мертв. Все, что в этом мире растет и размножается, питается дыханием великого зверя. Он дает искру жизни, которая есть в каждом человеке, животном или растении. Эту искру можно утратить, передать или забрать.
