На третий день умер Пассажир. Я провел рядом с ним долгие часы, но мало чем мог помочь. Я не сомневался, что он облучился еще из какого-то источника – воздействие солнечной бури гарантирует рак, но не убивает столь быстро, как ожог от открытого атомного реактора. Уже состояние Капитана вызывало у меня подозрения. Капитан мог спуститься к реактору «акулы» – но Пассажир? Для меня это оставалось загадкой. Я сидел рядом с ним и видел, как он уплывает от берегов сознания, как соскальзывает в предсмертную кому, о его путешествии в закат рассказывали ритмы электроэнцефалографа. Как-то раз он приподнялся и оглянулся. Я тогда только что принял снотворное и не сразу среагировал. Он смотрел на меня одним открытым глазом. (Второй слишком опух.) Пальцы сгибались и выпрямлялись. Он висел, подключенный к капельнице, катетеру и кислородным канюлям, к ЭКГ и ЭЭГ; нужно было привязать его ремнями, хватило бы одного резкого движения, чтобы он запутался и сорвал провода. Я схватил его за плечо. Он приоткрыл запекшиеся губы и протяжно захрипел. Под обгоревшей кожей напрягались мышцы. Пытался ли он мне что-то сказать? Вместо того чтобы успокоить страдальца, я склонился над ним и начал безжалостно допытываться: что с ним случилось? Куда он отправился внутри руин корабля? Где подхватил дозу ионизирующего излучения? Зачем таскал в «жемчужину» космоарт, если уже терял там сознание? Знает ли он, что случилось с Радистом? Наверняка он пытался мне что-то сказать, но не мог издать ни звука, лишь влажный шелест или хриплый писк.

Я привязал к раме койки большой блокнот, сунул Пассажиру в пальцы карандаш, а затем подвел его руку к бумаге. И дальше последовал диалог:

– Что с вами случилось? Что с вами случилось? Напишите. Что случилось?

РЗМ А НЕТ

– Чего нет?

АСТРМНТ

– Но я знаю, что это лишь сгусток машинного хаоса. Я знаю, что у него нет разума.

СЗД ИССКСТ ВС ЧИТ

– Тот хаос сам себя создает, именно потому.

НЕТ

– Знаю.

ВС В ГЛЗ СМТРЩ

– Знаю. Но что с вами случилось? Где вы облучились? И Радист?

ЧИТ

– Те его распечатки?

СКЖИ ИМ НЕ АСТРМ ВС

– Кому? Не Астромант – что?

КРСТА КРСТА

– Что?

ПЛИ КН ИО МА К И Л И

Тогда я понял, что то внутреннее разложение, тот клеточный шум, к нему ведущий, – не уникальная болезнь, что Пассажир заразился ею, как заразились все шпионы, воры, изобретатели, агенты, разносчики хаоса Астроманта. И именно ее они разносят потом по миру, распространяют по всей Солнечной системе. Ибо что я тут делаю? Сижу над буквенным хаосом, исходящим из руки укушенного Астромантом человека, и дописываю смыслы, дорисовываю очертания. Нет никакой разницы: Астромант, космоарт, злокачественный рак, энтропия письменного слова. Никакой разницы.

(Не так ли именно я уплывал?)

Он смотрел на меня единственным рабочим глазом то с гневом, то с отчаянием, взгляд его пронизывал меня навылет.

Схватившись за раму, я завис над Пассажиром.

– Зачем ты собирал весь этот космоарт, если уже знал, что это отходы машины, слепой выброс гейзера?

СМТР ВС ТВ НЕ АСТРМ СМТРИ

– Что? Искусство? Красота в глазах смотрящего, знаю.

ВСЕ И ТК НКА

– Что значит – «все»?

СМТРИ

И он закрыл глаз.

Проглотив раздражение и горечь, я отправился к грузовому люку 4С, куда до этого перенес из «жемчужины» выкраденный Пассажиром космоарт; затем заглянул в его каюту, с глупой надеждой, что, возможно, найду там какие-то намеки. Намеки на что? Ибо сколько бы я ни вглядывался в висевшие в пустом складе клубы дадаистической механики, на меня не снизошло никакое озарение, не проявился никакой новый смысл. В каюте же я застал образцовый порядок – Пассажир прибрался в помещении, прежде чем отправиться к Астроманту. До запертого в тяжелых контейнерах багажа в любом случае было не добраться без шифра или ацетиленовой горелки. Я искал личные записи Пассажира – может, он вел дневник. Но даже если и так, то спрятал его в каком-то из контейнеров. Мне вспомнился обыск в каюте Навигатора. Почему мы считаем, будто предметы расскажут о мыслях использующих их людей лучше, чем в состоянии о них рассказать сами люди? Ну да, в присутствии предметов мы ничего не скрываем, предметам мы не врем. Кто стыдился перед шкафом, заливался краской перед стулом, чувствовал себя голым в присутствии чемодана? Следует также учесть, что если ты сам выбрал себе окружение, в котором живешь, оно отражает облик твоей души столь же надежно, как если бы ты вдавил лицо в глину – там, в отражении, ты сразу увидишь, найдешь на ощупь себя самого. Я замер, зависнув перед светящимися туманностями, огненными медузами сверхновых, золотой инкрустацией галактики. Какое спасительное искусство из жил Астроманта снилось Пассажиру под этими картинами? В воздухе свободно парила единственная книга – тот самый том поэзии Уитмена, плотно обтянутый аптечными резинками, но с толстой закладкой в месте последнего чтения.

Роль закладки играли фотографии космоарта из лунных коллекций. Пассажир явно годами выслеживал на аукционах и выставках «оригинальные» экспонаты, то есть добытые с Астроманта – еще до того, как узнал, что такое Астромант. Я пытался взглянуть на них глазами Пассажира. Какой общий знаменатель ему удалось найти? «Красота в глазах смотрящего». Да, но он утверждал, что не только красота, но и вся картина мира, конструкт реальности, который мы носим в головах, все это есть производная нашей первобытной обусловленности, чтобы дополнять любой наблюдаемый хаос образцами целенаправленного разума.

Мы летаем на космолетах, поскольку способны заметить в полночной чаще грозный образ несуществующих тигров.

На снимки экспонатов наложилось свежее воспоминание о космоарте, выловленном Пассажиром из руин «Беовульфа». У него имелась цель, имелось убеждение в ее справедливости. Каким образом обойти «стоп» прогресса, если мы не повторим путь Астроманта?

А чему должны были служить мои визиты в виллу Профессора у моря, зачем я выкрадывал его газетные заметки, что такого пытался извлечь из слов душевнобольного гения?..

Я хотел задать еще несколько вопросов, но когда вернулся в лазарет, Пассажира уже не было в живых.

На четвертый день внешние датчики «Бегемота» впервые зарегистрировали снижение напряженности солнечного излучения. Апогей миновал, интенсивность шторма постепенно снижалась. Еще пара дней, и мы сможем вывести корабль из-за планетоидов, сможем протолкнуть Астроманта. Я думал во множественном числе, хотя знал, что без Навигатора мне этот маневр не выполнить. И точно также я знал, что он, в свою очередь, прекрасно справится без меня.

Я постучал в его каюту. Он не хотел открывать, или его там не было. Я заглянул в кают-компанию, в библиотеку, в машинное отделение, во внутренние грузовые люки. Мы вполне могли разминуться в «Бегемоте», даже особо не прячась. Я вернулся на мостик. На пультах и панелях управления мерцали сотни огоньков. Отыскав в шкафчике под потолком курсовой справочник, изучил диаграммы: какой диод какую историю рассказывает о том, что происходит внутри космолета, а также – какая кнопка какие приказы отдает; эти диаграммы были подлинными Древами Познания и Древами Власти. Контрольные лампочки бортового калькулятора указывали на повышенное потребление мощности вычислительной машины. Возле самого калькулятора, однако, Навигатора не было, я проверил. Откуда еще он мог вести расчеты с помощью электронного мозга? Что ж, существовала одна такая специальная линия связи.