Агерре бессильно вздыхает.
– Значит, это религия. Ничто мною сказанное тебя не убедит.
– Не знаю. Что ты хочешь сказать?
Агерре/Глина лезет в карман камзола, достает Колоду Лужного и сосредоточенно ее тасует. Раскольник вращается перед ним будто ледяная луна, белизна его одежды, когда ее не покрывает тень, почти ослепляет. Из-за недостатка света имплант автоматически подтянул контраст, и окружающий Фредерика Сад/сад Сферы пробудился к жизни. Искусственная гравитация вращающейся конструкции организует топографию парка. Долину заполняет сверкающий овал озера, берега и склоны зарастают разноцветной гущей кутрипа – только растениями, насколько может оценить с этого расстояния Примус (поперечник камеры составляет свыше ста метров). Но теперь видно, что все это живое, из-под воды пробиваются высокие стебли тростника-нетростника, над ними свешиваются волосатые жгутики с карликовых деревьев, на склонах сражаются друг с другом пальмы с черными листьями… Агерре смотрит на эти джунгли лишнюю секунду, и Арканы выпадают из пальцев. Он быстро хватает их другой рукой, смотрит: Мир.
– Я ничего больше не буду говорить. Делай, что считаешь нужным. – Он копирует в иллюзионную проекцию свой образ из Глины, с картами в руках. Петрч поворачивается спиной к внутренности Сферы и космосу за ней. Агерре демонстративно раздвигает колоду. – И я сделаю… то, что сделаю.
– Ах вот как.
– Да.
– Когда-то я взял бы в такой момент Библию, открыл бы наугад, показал на стих…
– Но сегодня мы в такое уже не верим, так? Тебе не нужна Библия, – он медленно тасует, не глядя на карты. – Смотри на меня.
– Фрай.
– Фрай.
На самом деле, осознает Агерре, в очередной раз перекладывая колоду, я с самого начала знал, так же как с самого начала знал координаты встречи; знал, что именно так все закончится.
Карта. Не глядя.
Иван – лицо в тени, глаза демона не видны – поджал ноги, наклонил голову, руками совершает нервные, лишенные цели и смысла движения. Он не сводит взгляда с Агерре – который тоже не отрываясь смотрит на него.
Карта. Не глядя.
Карта. Не глядя.
За Петрчем в одно мгновение перемещается звездное небо – за Сферой снова пылает косая река Млечного Пути. Под Агерре повернулся сад, серебряное озеро теперь у него над головой. Очередное дрожание стампы раскольника вызывало явно более длительный скачок.
Карта. Иван сует руку в рот, давится, внезапно повернув голову к окну, в его глазах блестят слезы. Агерре не смотрит.
Карта. Не глядя.
Карта… – Крайст… – Не глядя.
Карта. Он смотрит. Перевернутая Отвага.
Как, собственно, пахли ее волосы?..
Никто из них не будет первым, они за это время идеально синхронизировались. Доля секунды после запуска макросов – правил для одинаковых, но противоположно направленных деструкторов, – от Сферы и приросших к ней Садов остается лишь слабый след, редкое облако раскрошенного мощными гравитационными потоками живокриста. Еще мгновение – и этот живокрист уже мчится в скрученные глотки 4D, в которые превратили окрестности интерферирующие между собой Ваяния Агерре и Петрча. Военные скрипты имплантов делят их сражение на тысячные доли секунд. Пять, семь, двенадцать – ксенотиков уже разделяют миллионы километров, и они все дальше друг от друга, короткие быстрые сверхсветовые волны несут их прочь от молниеносно увеличивающейся области безумия пространства-времени. Область растет, поскольку оба преследуют друг друга агрессивными Ваяниями, не имея возможности расставить по пути хотя бы самые примитивные гравиметры – они скорее угадывают свое взаимное положение, не будучи уверенными также в собственном. Макросы слепого разрушения – Squeezer, Pandemonium, InGod'sEye – охватывают все большие фрагменты системы, на вторую секунду они добираются до самого дна четырехмерной долины, и красный гигант начинает терять форму и стабильность.
Теперь уже идет сражение чистой октоморфической энергии и сообразительности ИИ имплантов, которые уравновешивают силы управляемых ими наступательных и оборонительных Ваяний таким образом, чтобы уничтожать противника, не лишая при этом защиты ксенотика-носителя. Агерре ни на что уже не может повлиять, об успехе/поражении заботятся приготовленные на этот случай физиками ОНХ программы; и никогда не будет известно, что конкретно перевесило. Полномасштабный поединок ксенотиков разыгрывается на основе правил fire & forget[190]; никто не увидит гибели побежденного, не воспроизведет полного хода сражения. Просто – внезапно прерывается Ваяние с одной стороны, никто не теснит Cage/Armour уцелевшего, выпрямляется истерзанное пространство-время. Он победил. То есть – выжил.
Фредерик парит в атмосферном сейфе ClosedCircuit2, над его головой сияет маленький красный глазок гиганта; он медленно вращается вокруг вертикальной оси, пытаясь сориентироваться. Он смотрит на карту, которую сжимает в руке: четырехголовый зверь вгрызается в руку хрупкой девушки-ксенотика, другая рука которой занесена для удара; под неполной луной блестит кривое лезвие ятагана, брызжет фиолет из-под клыков чудовища, полные ужаса глаза вглядываются в Агерре.
Он складывает колоду и прячет ее в карман.
Скрипт еще какое-то время продолжает опустошать далекий фрагмент космоса. Наконец он объявляет о завершении процедуры, потребление энергии падает до десяти процентов максокт, и окружающий разум Фредерика туман рассеивается. Примус шумно выдыхает.
В Замке он вызывает секретаря Совета.
– Петрч, вероятно, мертв. Привожу координаты. Кто-то должен туда полететь и нанести на карту его Смерть. Отправь сообщение инквизитору, пусть известит допрашиваемых. Но пока никаких официальных заявлений для прессы. Назначь срок созыва Совета после того, как фрай фон Равенштюк закончит со всеми допросами.
– Слушаю и повинуюсь, – наклоняет голову секретарь. – Прибыл фрай Миазо. Вас также ожидает доктор Шарский, якобы у него «не терпящее отлагательства дело».
– Сейчас.
Он выходит на верхнюю террасу Замка Ordo. Здесь дует порывистый ветер, хлопанье больших знамен почти оглушает Примуса. Он вдыхает холодный воздух, погружаясь в образ разноцветного Агерре-сити. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Затем он возвращается в свое тело.
Агерре запускает Hornpipe, очень сильный, распростертый на сотни тысяч километров, повернутый пастью к звезде. Ваяние начинает интенсивно засасывать материю, строя ее склад в гравитационной петле, в нескольких десятках футов от ксенотика, за стеной твердого Cage. Одновременно Фредерик приводит в действие SpaceSculptor и берет курс на Точку Ферза, прочесывая пространство на мягкой сверхсветовой волне. А поскольку по-настоящему пустое пространство найти нелегко, особенно поблизости от звезд, в жерновах Hornpipe быстро начинают крутиться струи водорода, космической пыли, а также микрометеоров, уже видимых невооруженным глазом. Через минуту туда попадает первый крупный булыжник, картофелеобразное тело величиной с мяч. Агерре поднимает руку с Перстнем Присяги Примуса Ordo Homo Xenogenesis, поворачивает камень в оправе на три четверти и подцепляет его ногтем большого пальца. Аметист с тихим шипением отскакивает, из перстня вырывается облачко едва заметного тумана. Обращенный в противоположную сторону мини-Hornpipe всасывает его и впрыскивает – пробивая ClosedCircuit2 и Cage – в вихрь материи.
Страж (да, именно так они пахли) начинает глубокое физиологическое профилирование, чтобы вывести Агерре на самые низкие из возможных кривые энергопотребления. Фредерик уходит с открытыми глазами под поверхность сознания, его ждет летаргия, возможно, еще более глубокая, чем при полном Ваянии. Что ж, лениво думает он, у него это получается все лучше – убивать ксенотиков. И по все более пустячным причинам. Гадание, майгод! Я предчувствовал, что все кончится гаданием; лишь оно еще могло на него подействовать. Но предчувствовал ли я, на что именно укажет это гадание? Не шло ли все именно к этому – поединку королей? Те ассоциации полностью мной овладели, мне не выбраться за пределы раз установленного шаблона, Виталий поставил точку над «i». Так всегда начинается: с какого-то ничего не значащего сравнения, красивой аналогии, которая с тех пор постоянно посещает твои мысли. И потом ты уже рассуждаешь в симметричных ей формах, очередные шаги становятся все неизбежнее… Каждого ждет его Спираль. В какой момент Иван пересек границу? И существует ли вообще таковая? Я ведь его знал, и – как мне кажется – достаточно хорошо. Он был по существу искренним человеком, не склонным к заговорам, по-настоящему хотел добра, даже здесь приводил именно такие аргументы и апеллировал к чувству солидарности. Но кто сказал, что Спираль не может начинаться с альтруизма или даже с милосердия, любви?.. Почти точно так же я соблазнил Есаду – только ей удалось из Спирали вырваться. Петрч же верил в себя – и, впрочем, справедливо, поскольку не ошибался в том, что касалось глиоинтуиции, могущества ксенотиков, может, также Проекта REVUM. Вот только для него это обернулось не лучшим образом, утверждая в том выборе, который он совершал – и так он шаг за неизбежным шагом скатывался прямо в заговор, убийство, раскол, самое низменное предательство и добровольную одержимость; и ведь ошибки не было, не было! Пришлось бы выйти за собственные пределы. Или слепо довериться какому-нибудь авторитету, и притом такому, которого мы не выбрали ранее себе сами. Или принимать решения случайным образом – но и то с осторожностью, ибо когда ты ксенотик… Надеюсь, стандарт в SR все же не сведется к потрошению Стражей и автоматическим глиогаданиям. А если да? Видно, что смерть Петрча ничего по сути не изменила, тренды не развернутся, политика Societas Rosa не изменится, разве что станет еще более доктринерской. Зачем нам тогда все это было нужно? Удовлетворились, можно сказать… гаданием.
