— Я не понимаю как такое возможно? — Марана села за стол и скрестив руки на груди, посмотрела на господина Барлини.

— О чем ты?

— Я использовала огненное пламя на ноге Бажана, но он ничего не почувствовал. Не может быть, что лишь из-за одного удара, он бы потерял чувствительность настолько сильно.

— Ты использовала магию на полную силу?

— В том то и дело, что да.

— … - господин Барлини стоял напротив Мараны и смотрел на нее взглядом, в котором читалось такое сильное изумление, словно ему сказали о том, что просто не могло произойти в мире.

— Я использовала всю свою силу, когда выпустила пламя, но Бажан не просто ничего не почувствовал. Его одежда и кожа, также не пострадали.

— Это довольно странно, — задумался эльф. — ведь его столкнули с этажа тоже с помощью магии, но ведь лишь один удар не смог бы сделать с его телом так, чтобы огонь не причинил ему никакого вреда.

— Верно, — кивнула девушка. — Огонь причиняет боль каждому живому существу и за всю историю не было не одного живого существа, которому бы он не навредил.

— Погоди, — лицо господина Барлини лишь мгновение назад украшала еле заметная улыбка, ведь даже в моменты размышлений или обсуждений чего-то серьезного, его лицо никогда не становилось хмурым, но стоило Маране произнести последнее предложение, как от былой улыбки не осталось и следа, а добродушному выражению лица пришло на смену серьезное и хмурое. — ты не совсем права. Жил, когда-то на свете тот, кто не был восприимчив к огню, как бы сильно пламя не обжигало его…

Госпожа Марана не верила своим ушам, или вернее, не хотела верить в то, что только что услышала, ведь когда-то, в мире, действительно, существовал тот, кто не просто не боялся огня, даже если бы всё его тело окутало пламя, а тот, кто был рождён, отчасти благодаря огню. И стоило Маране осознать услышанное, всё тело девушки прошиб холодный пот, а лицо исказила гримаса отвращения и нехотя, она, всё же, произнесла имя того, о ком они оба подумали:

— Палеан…

— Палеан… — повторил эльф и также ощутил такую неприязнь и отвращение, что все лицо этого красивого мужчины, стало настолько страшным, из-за исказившей его гримасы, что не хотелось смотреть на него ни на ша, а всё его тело также прошиб холодный пот.

Ведь, несмотря на то, что даже спустя двенадцать веков, имя, когда-то всеми любимого и почитаемого волшебника превратилось в то, что все поливают грязью и называют самыми ужасными и отвратительными словами, которые только существуют в мире. Но стоит кому-то, едва подумать о Палеана, каждое живое существо, в то же мгновение, окутывает такой сильный страх, словно Палеан становится живым и предстает перед этим живым существом во всем своем величии.

Ведь многие, хотя и обзывали и ненавидели Палеана, всё же… всё же, они не могли не признать того, что за всю историю существования королевства Анлиссия — именно Палеан считался самым сильным волшебником из всех, кто только, жил на белом свете. Вот почему неприязнь и отвращение, всегда также сопровождал страх, стоило услышать эти шесть букв — Палеан.

Бажан, тем временем, вышел из академии и шел на поле, находящееся за ней, с двумя соклассниками и обсуждал то, что предстоит сделать. Каждый из этих троих предельно ясно понимал, что смолчать и забыть случившееся сегодня, явно не получится. Да и никто из них, этого делать и не собирался.

В конце концов, Бажан мог бы стерпеть и забыть то, что произошло сегодня и попробовать отпустить обиду на Деяна, но с самого детства, юный господин Вирлион отличался чрезмерной справедливостью ко всему и всем. Вот почему, даже простив сегодняшнее событие, Бажан просто навсего не сумел бы простить того, что произошло вчера.

Именно за извалявшиеся вчера вещи, которые с такой заботой укладывала госпожа Марианна в дорогу сыну, Бажан и собирался отомстить.

Он мог стерпеть вчерашние и сегодняшние оскорбления в его адрес, он мог стерпеть, как его называют нищенкой, он мог стерпеть, как его заставили упасть с этажа и то, как Бажан испугался, что его могут исключить из академии, лишь за то, что он не смог бы ходить. Ведь травма ученика — это только его проблема. Стоило такому случиться и пропустить хоть одно занятие, как ученик, вне зависимости от статуса, исключался из академии в тот же момент. Вот почему Бажан так перепугался сегодня, когда понял, что потерял возможность ходить, но, к счастью, всё обошлось и сейчас всё оставалось позади.

Тем не менее, он мог стерпеть всё это, но стерпеть то, как извалялись в грязи вещи, что так аккуратно и с такой трепетной заботой складывала его мать, юный господин Вирлион стерпеть не мог. Никогда и ни за что.

Вот почему стоило троице дойти до поля, как они уселись на одну из скамеек, что стояли там для того, чтобы учителя могли наблюдать за соревнованиями между учениками, которые обычно проводились в середине учебного года и в конце, чтобы выявить самых слабых и самых сильных учеников академии.

В такие моменты, самым сильным везло больше, ведь они получали возможность перейти на следующий год обучения, но вот самые слабые, не могли даже и мечтать о таком.

К счастью или к сожалению, таких соревнований существовало два — одно, спустя шесть месяцев с начала обучения, чтобы посмотреть на то, что способен ученик сам и чему научился за полгода, и второе — в конце учебного года, когда учителями смотрится не только потенциал и умение учеников, но и их стремление стать лучше и сражаться за лучшее место для себя.

Ведь обучение в академии Камелии складывалось так, что по истечении шести лет, те, кому повезло проучиться ровно от начала и до конца, могли поступить на службу к Его Величеству. Вне зависимости от титула или богатства семьи, всех учеников, сумевших так или иначе, проявить себя, брали на службу, где они могли продолжить проявлять свой потенциал и заслужить там почет и привелегии не только для себя, но и для всей своей семьи и всего рода.

Но, к счастью или к сожалению, там где существует почет, существует и позор. И стоит сделать лишь один неверный шаг, как вместо славы и почитания всеми, тебя будет ожидать презрение и порицание.

Бажан, стоило ему усесться на скамейке, начал обдумывать, как ему поступить, чтобы не только не навлечь на себя проблем, но и не навлечь неприятности и на двух своих соклассников, ведь сейчас они сидели рядом и всем своим видом показывали, что, что бы не произошло, они помогут.

Эти трое, сами не поняли, когда успели так сблизиться, ведь ещё не прошло и суток с момента встречи Бажана с этими двумя, но вот они уже сидят вместе и думают над тем, как отомстить. Отомстить всем вместе.

Вероятно, обстоятельства в жизни, порою, складываются так, как совсем того не ожидаешь и случается то, что совсем не думал и не подозревал, что случится.

Приехав вчера в академию Бажан, даже и не надеялся найти здесь хоть с кем-то общий язык, ведь он прекрасно понимал, что его семья бедна и что он сам, не отличается слишком глубокими познаниями в чем-либо. Так что едва — ли кто-то захочет познакомиться с ним и, тем более, завести дружбу. Едва-ли?

Но вот, не прошло и суток, как юный господин Вирлион сидит в компании юных господ Аларнона и Акторона, которые являются сыновьями одних из самых богатых родов волшебников во всей Анлиссии. И, несмотря, на то, что эти два мальчика и выросли в чрезмерной роскоши и богатстве, это никак не повлияло на них и не превратило в эгоистичных существ, которым всё равно на всех и всё, лишь бы добиться того, чего они желают.

Но, к несчастью, такие существа, всё — таки, учились в академии. Ну, так точно думал Бажан.

— Когда мы будем бить рожу Фирлиона? — с неподдельным интересом, спросил Кир и сжав кулаки, помахал ими прямо перед лицом Бажана. — Видишь их, да? Вот они тебя видят и радуйся, что сегодня они собираются коснуться не твоего лица, — увидев выражение лица Бажана, который сам не понял, как перед его лицом оказались два кулака, Кир рассмеялся и похлопал того по плечу. — Не боись, Вирлион, ты не единственный, кто хочет набить рожу этому выскочке, так что мы тоже в деле. Так ведь?