Отряды птерахов ринулись с небес и упали на ничего не подозревающие башни, караульных в них. Вцеплялись в глаза и руки, швыряли самодельные дымовые бомбы, и мекланские с ядовитым соком, предназначенным отпугивать ламассов и подводных чудищ. Из облаков показались дирижабли, начали снижаться к Оклану.

Лошадкин уже летел и стрелял, парализуя всех, кто бежал к веревкам.

Часть мекланцев прыгнула, ныряя в воду, но они не знали, что там их ждут ламассы. Удар по сторожевым башням был внезапным и дерзким, подкрепленным разведкой, расчетом и мощью самого Лошадкина, и удар удался. Флот ворвался в гавань, где уже почуяли неладное, но тоже ничего не успели сделать.

— Поднять флаг Дружбы! - скомандовал Квурс. - Сигнал к высадке!

Дирижабли снижались, тоже готовясь высадить десант на окраинах Оклана, отрезать пути отступления. Небольшие остроносые транспорты промчались между большими кораблями и устремились вперед, едва не черпая воду, так низко они сидели. Снизу их толкали ламассы, сами воины налегали на весла, и несмотря на низкую осадку, транспорты промчались, моментально оказались у причалов и началась стремительная высадка. Мекланцы попробовали оказать робкое сопротивление, бойцы Огара тут же разворачивались, дудели в трубы, ставили стены щитов и сметали противников.

Мекланцы - лучники на крышах падали жертвами птерахов, горожане разбегались, тех, кто пытался сопротивляться - рубили на месте. Большие корабли развернулись, словно расчищая фарватер, врезались в тех, кто стоял у берегов в гавани и с палубы на палубу прыгали хрокаги с огромными топорами наперевес, понизу перекатывались мордахи, кололи саблями.

— Заричи!! - грянул боевой клич, название племени.

— Р-рах! Р-рах, ящерицы! За степь!

Лошадкин не забыл о провинившихся в походе на краглов, пусть там им и не пришлось показать свою дружбу и взаимовыручку. Михаил отправил их вперед, заричи и род Серой Ящерицы высадились прямо по центру гавани, устремились, бегом и на каданахах по главному проспекту Оклана к дворцу градоправителя на холме. Там уже били тревогу, и набат разносился над Окланом, увеличивая панику и хаос.

Одним дерзким ударом, которого никто не ждал, флот Дружбы овладел гаванью и инициативой. Город не понял, что уже проиграл и все еще пытался сопротивляться. Горожане запирались в домах и швыряли горшки, стулья и все, что попадалось на руку. Плоские крыши - совсем как в Дружбе! - позволяли разместить там лучников, где-то уже воздвигали баррикады и готовился к выходу основной гарнизон.

Корабли в гавани быстро брали на абордаж, чтобы команды оттуда не успели прийти на помощь береговым отрядам бойцов Оклана. Силы Огара наваливались и ломали сопротивление, показывали, что они тоже обучены бою в городских условиях. Ламассы в гавани блокировали всех, кто пытался улизнуть под шумок и во всем этом хаосе то и дело взмывали флажки, подавая сигналы, и слышался перестук барабанов.

— Сдавайтесь! - орал Лошадкин громко, но все же не громче криков и шума битвы.

Птерахи налетали на врагов, подсказывали бойцам внизу, и войска Огара шли вперед, видя и слыша все, а вот мекланцы действовали разрозненно. Дирижабли, высадив десант на окраинах, снова поднялись в воздух, начали обстрел крепости на холме, в ворота которой уже молотились заричи. Род Серой Ящерицы скакал вдоль стен, стрелял из луков, и мекланцы били в ответ, пользуясь преимуществами укрытий и высоты.

С дирижаблей ударили прямо в спину этим лучникам - мекланцам и те валились, пытались втянуться в панцирь, разворачивалась и падали со стен. Заричи уже ворвались в ближайшие дома, рубили живущих там, хватали вещи и кого-то из мекланцев даже насиловали, судя по крикам, но основная масса хрокагов хлынула обратно, потрясая топорами и молотами. В мгновение ока они сколотили таран, ударили им в затрещавшие ворота.

Со стороны гавани донеслось шипение и яростный, оборвавшийся крик.

— Что, - Лошадкин обернулся и увидел, что испытания паромета прошли успешно.

Красные, чуть ли не сваренные заживо мекланцы, выбегали из здания, в котором засели, орали, прижимая руки к глазам, рвались к воде, спеша охладиться. Основная часть флота, кроме тех, кто возился с абордажами, уже причалила, выбросила сходни и по ним устремились сотни мордахов и хрокагов, краглов, усиливая собой тех, кто высадился первыми с лодок – транспортов.

— Никаких грабежей и насилия! - орал Квурс на всю гавань. - Сопротивляющихся - убивать, сдающихся щадить! Мы пришли с миром и дружбой!

— Сажа! Сажа! - ревели в ответ воины, сметая остатки сопротивления мекланцев.

— Сила Дружбы! – вторил им еще один популярный клич, звучавший немного двусмысленно.

И все это дело наших рук, подумал Лошадкин, ощущая, как его распирает изнутри. Хотелось тоже заорать, ринуться в битву, и он бы так и сделал, возникни где-то проблемы. Но нет, пять народов действовали и сражались, подавляли Оклан и его жителей. Может взаимодействие и не было идеальным, но мекланцам хватило и такого, эффект неожиданности и паника сделали свое дело.

Громогласный крик и хруст, набат оборвался, Лошадкин увидел, как падает флаг Меклана с башни крепости. Мощные укрепления тоже оказались бессильны против внезапности, союза и полного господства в воздухе. Часть горожан, пытавшаяся сопротивляться, валилась оземь при виде птерахов и дирижаблей, самого Лошадкина, и вскидывала руки и ноги, крутилась на спине, демонстрируя, что они сдаются без условий.

Несмотря на черепашьи рудименты, выглядели мекланцы вполне человекообразно.

— Сдавайтесь! Не оказывайте сопротивления! Запритесь в домах и не выходите! - орали глашатаи Квурса.

— Кто поднимет оружие - будет убит! - вторили им другие, на ломаном мекланском. - Сдавшиеся получат пощаду!

Огар расстарался и на этот счет, автопереводчики выдавать не стал, но открыл курсы мекланского еще осенью, сразу после того, как через спутник и парочку подброшенных устройств, была собрана база их языка. Помогло еще и то, что имелось определенное сходство с языками ламассов и мордахов, осваивать оказалось легче.

Выкрики помогали в обе стороны, кто-то действительно бросал оружие, другие, наоборот, воодушевлялись, и хватались за него и все, что находилось под рукой. Отряды Огара растекались по городу, словно по макету, выстроенному ими же в степях, и разили таких сопротивляющихся. Появились и живые Батурса, каждый в сопровождении нескольких крепких бойцов, начали хватать всех, кто заправлял портом и выворачивать их наизнанку, допрашивать без всякой жалости.

Не прошло и нескольких минут, как раздались резкие команды, сигнальщики замахали флажками и раздался противный рёв рожков. Остатки флота Дружбы и Клыка - соединившиеся после пленения флота Меклана - уже заканчивали брать на абордаж всех, кто оставался на кораблях в гавани и не особо сопротивлялся. Теперь эти же бойцы устремились на новые сигналы, начали взламывать двери бараков и выпускать рабов, выглядевших экзотично даже на взгляд Лошадкина.

Часть бойцов занималась не рабами, но мастерами и рабочими на верфях, хватала их, но вежливо, по возможности. Лошадкин видел недоработки, морщился, но не вмешивался, местным следовало самим набивать шишки, и без того экспедиция помогала им сверх установленных самими землянами и Огаром пределов. Огар командовал и направлял, но в битве за город и порт уже наступил перелом и обозначилась победа.

Еще сопротивлялись где-то, лилась кровь, рубились в домах и на баррикадах, но это были жалкие остатки того, что сумел показать бы Оклан, происходи осада по всем правилам. Сигнальщики махали флажками, обливаясь потом, шум битвы стихал и общие звуки рожков и барабанов были слышны уже не только соседям. Отряды, зачищавшие улицы, встречались, объединялись, выделяли из себя патрулей и наблюдателей с крыш, которые к тому же взаимодействовали еще и с птерахами.

— Ты хорошо обучил их, - заметил Лошадкин Огару.

— Ага, - оскалился зваздианец, — это нетрудно, когда подчиненные сами рвутся в бой и тренируются от рассвета до заката до полного надрыва по одному твоему слову.