- Как и любая моя сила… Он будет уничтожен вечной жизнью этого места. Ты станешь для него сосудом… И я уверен, что это единственный способ, который даст нам шанс на верное исполнение нашего сценария.
- Надеюсь… Что ты прав, что это правда необходимо. - Послушно держа в руках чашу, я мертвым взглядом смотрел, как она наполняется. Я знал этот яд, ибо он излечил мою душу от жизни… поразив навсегда дарами смерти, и от того очернив ее. А ведь в прошлый раз, я сделал один глоток, и даже его хватило, чтобы отправить меня в свой собственный, персональный ад, который сознание решило навсегда забыть. - В прошлый раз, Конрад так и не раскрыл секрет этого лекарства. Он так и не ответил… Что нужно делать, чтобы выживать. Я до сих пор верю, что мне просто повезло в тот день, но сейчас…
- Ты прекрасно знаешь, как действует этот яд, Рисс. Теперь, ты точно это знаешь, раз смог посвятить в наши ряды Жрицу. - Араун обвел рукой висящие вокруг Надежды зеркала. Меня передернуло от страха, внезапно заполнившего все мое сознание и душу. - Да… Он украл это, извратил… Яд жаждет твоей сущности, ибо не ты испиваешь его, а он тебя. Яд должен понять, кто ты, и яд даст тебе либо силы, сравнимые с божественными, либо уничтожит, развеяв прах в ветрах истории. Но если в прошлый раз, у тебя был выбор…
- То сейчас, его нет. - Я опустил глаза на полную чашу, делая последний вздох, и переводя взгляд на Арауна. В глазах начали мелькать огни, руки же хранили спокойствие, лишь сильнее стискивая кости. Вот мой финал… Так он выглядит, и я должен сыграть свою роль до конца, действительно добравшись до Надежды. Смерть была для меня еще далеко, ибо путь до Надежды… Грозился стать для меня худшим, что может испытывать человек. Глаза заслезились, я сделал много хорошего… И пожалуй, осталось только одно, что нужно сказать. Переведя взгляд на Бога, я коротко кивнул. - Пусть Конрад знает… Что я был счастлив, прошу. - Араун тихо кивнул в ответ, начиная постепенно отдаляться, видя, что я готов совершить это. - И что не было времени лучше… Чем обучение с ним. Пусть он знает… Что в последний миг, я не сомневался в этом.
...
До Надежды нужно было идти еще несколько десятков метров вниз, в центр кратера. Я помнил слова о том, что лекарству нужно развиться во мне, что ему требуется время и самое главное, мое яростное сопротивление смерти, во имя ее силы и властью. Араун медленно растворялся в тенях, видимо, предвидя скорый финал и не желавший оказаться рядом. Я не мог винить бога ни в чем. Даже казалось бы в вещах, в которых Араун был достоин высшего презрения, я отступил, смирившись и оставив позади все склоки и злостные мысли, направленные в его сторону. Он дал мне шанс умереть героем, как минимум. Умереть во имя чего-то праведного, великого, почти что святого. И это было, пожалуй, величайшим счастьем, на которое я мог надеяться перед смертью. Смерть во имя высшей цели, во имя кого-то, во имя целого мира… Мои обветренные, сухие губы, коснулись ледяных костей, составляющих края чаши, вмиг ощущая всю полноту телесных страданий, ждавших меня в скором времени. Чувствуя, как слизистую носа разъездает аромат смерти, как глаза начинают подергиваться, наполняясь горькими слезами и кровавыми капельками, текущими с переносицы, я не дрогнул душой и мыслями, мои пальцы не сорвались, лишь мысли жалобно стонали, подчиняясь инстинкту самосохранения, который выл в агонии. Я прожил так мало, твердило отчаявшееся сознание, подстрекаемое страхом, так предательске мало… Правда ли я готов сделать это? Да. Резкий, волевой приказ, исходящий от остатков моей воли, блуждающей в разбитом сознании, заставил меня вскинуть руку вверх, бесстрашно позволяя лекарству коснуться моей души. Будь что будет… Я терял столь многое, столь часто и без возмездия, что смерть имеющая смысл, уже казалась мне высшей наградой. И пусть в последние мгновения, я буду знать, что жертва моя, была необходима…
Вначале бренное тело охватили жуткие судороги, которые казалось, сломали мне каждую из костей в организме, поразив ее такой сильной дрожью, что та стала пылью. Мышцы начали рваться от напряжения, заставляя меня упасть на пол, подергиваясь и извиваясь от гнетущей боли. Пустая чаша рухнула на иссохшую землю, описывая вокруг меня полукруг. Сердце на секунду замерло, прекращая всякое движение, глаза застыли в одной точке, глядя вперед. Словно безвольная кукла… Я лежал грудой мяса, в котором отчаянно боролось пока еще цельное самосознание, активно призывающие убитые впервые же секунды органы работать, а конечности собраться воедино, подняв меня с острой, неровной земли, из недр которой вырывались гейзеры кровяного пара.
Что же я чувствовал сейчас? Пока что, только самое “безболезненное”, что было можно, и это давало стимул спешить, пока еще можно было. Мои конечности разъедала смерть, унося с собой кожу, плоть, мускулы и связки, которые кусками черной, обожженной плоти, срывались с костей. Сильнее всего пострадала и без того вечно изрезанная правая рука… Которая уже спустя несколько минут, стала чистыми костями, которые медленно наполнялись силой проклятия, и вследствии этого начинали обрастать коркой некротического панциря, по типу того, который был у арахнидов. Только вот проблема его состояла в том, что избыток смерти вскоре все равно заставит эту броню расколоться, унося с собой конечность. Боль во всем остальном организме можно было описать одним словом… Разложения. Я ощущал как гнил, как кожа отшелушивалась, оставляя незащенную плоть и внутренности, постепенно перестающие работать в теле. Гниль распространялась с ужасающей скоростью, не оставляя ни единый участок тела без внимания. Но это был лишь первый рубеж обороны моей сущности, который впрочем, являлся для такого количества лекарства просто картонкой, на пути у урагана. Дальше шло сознание… Следом душа, с потерей которой, закончится мое существование. Финал будет безболезненным… Ибо в тот миг, от меня уже не останется ничего.
Резким рывок, я заставил свои кости подняться, делая неуклюжие но быстрые шаги вперед. Мои глаза не видели ничего, потому как вытекли первыми же органами, подчинившимися проклятью, оставив пустые глазницы, из которых тянулся зеленый дым, пропитанный смертью. Мой язык отсох, губы сгнили и рассыпались, зубы выпали, оставив меня без каких-либо органов восприятия и чувств, кожа оставшаяся на пальцах левой руки уже перестала быть чем-то живым, став просто оболочкой, цепляющейся за остатки моего скелета. Но я точно знал куда идти. Я прекрасно “видел” этот мир, ибо наполненное смертью тело, тянулось к Надежде, как ничто другое в этом пространстве. Я чуял ее освященный благодатью лик, ее кровь стала моим ориентиром, чистотой и жизнью приманивая к себе. Но взамен ее благодати, которая давала еще отчасти существующему телу мимолетное облегчение, я разносил по ней одновременно заразу жизни и лекарство смерти. Медленно двигаясь вперед, переставляя по кровавому следу гниющие ноги и оставляя в нем ошметки гниющий плоти, я шел увереным шагом, волей скрепляя разваливающуюся плоть. И поскольку это было самым простым, самым легким этапом, я прилагал максимум усилий, чтобы двигаться вперед как можно быстрее, старался чуть ли не бежать, мучительно ощущая, как тело медленно подчиняется смерти, уже не способное ни оказывать сопротивления, ни испытывать боль, ни подчиняться мне как раньше. Нервные окончания оказались низведенными до пыли, перестав существовать во мне, сердце остановилось, разрываясь изнутри, остальное сгнило и осталось в сверкающей крови Надежды, которая уже не могла дать ни капли облегчения.
Мое тело оказалось уничтожено за считанные минуты. Это стало моим первым поражением, первой смертью. Ибо сломив тело, Она пришла к моему раздробленному болью, усталостью и страхом, отчаянному сознанию, неспособному на первых порах дать ей никакого сопротивления, никакого боя, ничто не могло дать Ей отпора. И даже напротив, чувства, мысли, целые куски памяти с удовольствием отдавались в ее холодные, болезненные объятия, жаждя наконец подобия покоя или банального отдыха, который находили в окончании своего существования. Это было не остановить… Не убрать, не изменить, не обратить вспять. Зато на меня волной хлынули воспоминания, в особенности связанные с посвящением. С днем, когда я впервые испил этот яд, когда впервые занес лекарство смерти в свою больную душу… С днем, когда я практически истребил самого себя, оказался по ту сторону жизни. Прошло восемь долгих, полных страданий и редких радостей лет, и вот… Я позволил смерти захватить себя полностью, не оставив самому себе ни шанса на спасение или счастливый финал. Я понял это уже вскоре, когда начали являться Они, вестники моего конца.
