Заботливый отец уже нашел ему отличную невесту — молодую вдовствующую графиню Ойренберг, владелицу огромного состояния. Достаточно сказать, что после смерти престарелого мужа к первоначальному приданому и наследным землям графини прибавилось еще и два судна, которые весьма успешно ходили в рейсы в Александрию. Ну и сама по себе двадцатилетняя графиня была неплохим вариантом. Молода, хороша собой, не имеющая детей от первого брака. Разумеется, министру финансов я популярно объясню, в чем не прав его сын. А чтобы это объяснение было доходчивей, удар стоит нанести по самому больному месту — по кошельку. Пожалуй, мне стоит поискать для графини Ойренберг хорошую брачную партию.

Первое время к Вильгельму дети относились весьма настороженно. Но я не давила на них своим мнением, не требовала какого-то особого отношения к фельдмаршалу, вообще никак на людях не подчеркивала особое положение своего любовника. Единственным серьезным изменением было то, что он перебрался из Малого Шаниза во дворец и стал значительно чаще присутствовать на вечерних приемах. Иногда я приглашала его и на вечерние семейные посиделки с детьми и близкими.

Фельдмаршал как-то достаточно быстро и легко вписался в круг близких мне людей: играл в карты с Софи, не забывая поддразнить ее в случае проигрыша. Привез Жанне Менуаш какой-то старинный синтайский свиток, снабженный переводом: рецепты нескольких мазей и декоктов.

Иногда по вечерам играл в шатрандж с Алексом. Игра была сложная: некий аналог шахмат. И сдружились они не столько на самой забаве, сколько на последующем тщательном и серьезном разборе партий. Фельдмаршал доходчиво и терпеливо объяснял дофину, где и какие ошибки тот допустил, почему при двух фарсинах лучше было пожертвовать боевой башней, а не колесницей. Иногда они спорили, но чаще Вильгельм оказывался прав. Со временем Алекс оценил нового друга.

— Элен, его высочество дофин довольно умен. И он прекрасный стратег. Но не слишком хороший тактик. Это следует учитывать, — со мной Вильгельм никогда не юлил и говорил прямо.

— Ты считаешь, что это нужно изменить?

— Нет. Просто рядом с ним всегда должны быть те, кто уже воевал сам и владеет тактикой ведения боя. Дофин — будущий король, и ему придется вести войны.

— Надеюсь, Господь убережет его от такой ноши…

Сложнее всего было с Элиссон. Она относилась к Вильгельму достаточно настороженно. Конечно, она не позволяла себе дерзить ему, а он был почтителен к ее статусу. Но некое отчуждение между ними мешало расслабиться всем. Однако и к ней был найден подход: слабостью Элиссон всегда были кони. Её, разумеется, учили сидеть в дамском седле, как и положено любой дворянке.

Некоторое время мы с Вильгельмом обсуждали эту тему и спорили, уместно ли это будет. Наконец я рискнула сама поговорить с дочерью. Такого энтузиазма даже я не ожидала.

— Детка, а ты понимаешь, что это будет достаточно тяжело? Ты будешь уставать, у тебя будут болеть руки и ноги, ты даже можешь упасть.

— Мама! Я давно уже не маленький ребенок! Между прочим, синтайские принцессы садятся в седло еще в детстве!

— А в Сан-Меризо…

— А что вообще хорошего есть в твоем Сан-Меризо? — Элиссон несколько пренебрежительно фыркнула, потом обняла меня, положив голову на плечо, и зашептала прямо в ухо: — Ну, мамочка, ну пожалуйста! Если ты разрешишь, я буду самая-самая счастливая!

Через две недели методом проб и ошибок была создана первая в этом мире амазонка. И Вильгельм, который собирался лично вести занятия, одобрил одежду:

— Несколько странно, но в то же время достаточно удобно, и не будет сковывать движения.

— Вильгельм, я тебя умоляю, только осторожнее!

— Элен, я выбрал самую спокойную лошадь. У Келли очень мирный нрав и она умная. Кроме того, она не слишком молодая и скакать, как жеребенок под седлом точно не будет.

К моему удивлению, вопрос о занятиях принцессы конным спортом подняли на Совете. И, кстати, довод, что в Сан-Меризо принцесс не учат ездить верхом, прозвучал тоже.

— Господа Советники! Мне кажется очень странным такой момент: когда мой покойный муж, его королевское величество Ангердо, устраивал большую охоту, и его сопровождали не только придворные, но и фаворитка с целым выводком смазливых подружек, это никого из вас не смущало. Я, признаться, не помню ни одного слова осуждения в их сторону.

— Но, ваше королевское величество, ведь они не садились на лошадь верхом! Они катались так, как и пристало приличным женщинам: в женском седле.

— А скажите мне, господин советник, какое седло считается более безопасным — женское или мужское? Нормально ли это, что жизнь принцессы будет подвергаться опасности по велению этикета?

Некоторое время в зале слышалось бормотание и шепот. Мужчины вполне серьезно обсуждали между собой достоинства разных седел. И, разумеется, ни один из них не рискнул сказать, что дамское седло безопасней. Дождавшись, когда тихий гул голосов стихнет окончательно, я вынесла вердикт:

— Моя дочь не будет рисковать своей жизнью, в угоду бессмысленным и устаревшим обычаям.

Я знаю, что эта тема обсуждалась при дворе достаточно бурно. Больше всего придворных сплетников волновало то, что из-под платья — о ужас! — будут видны колени принцессы.

Иногда я представляла себе двор чем-то похожим на обычную скороварку. Сперва идет процесс нагрева. Потом, когда бульон начинает кипеть, количество пара под крышкой увеличивается, давление растет, и…

И рано или поздно срывает предохранительный клапан. Обжигающий пар с тонким свистом вырывается наружу. Давление внутри скороварки приходит в норму и все успокаивается. Именно это и произошло, когда я решила позволить принцессе Элиссон мужскую посадку на коне.

Первой попала под раздачу графиня Солис. Она никогда не блистала умом и любила трепать языком по поводу и без. Зато, в свое время, она была большой почитательницей королевы Ателланиты. И хотя не входила в ее свиту, но при ней появлялась во дворце только в глубоком трауре по собственному мужу.

Однако после смерти королевы-матери полный траур сменился полутрауром, а последние годы графиня и вовсе перестала вспоминать «обожаемого супруга». Напротив, туалеты ее день ото дня становились ярче, а любовники — моложе. Последний барон Зельдо, и вовсе был младше своей «покровительницы» на восемнадцать лет.

Я терпела графиню в числе многих прочих придворных, как неизбежное зло. Как часть некоего приложения к короне, часть наследства от свекрови и мужа. Часть, от которой невозможно отказаться. Если ты принимаешь корону и казну, то вместе с этим ты берешь и сплетничающих при дворе бездельников.

Они — деталь этого наследства, некий декоративный контур и «украшение» власти. Но любые украшения нужно периодически менять. Когда Мирабелла Солис во время карточной партии заговорила со мной о том, каким легкомысленным ей кажется мое решение, как была бы расстроена покойная королева-мать, зная, что ее внучка сидит на коне по-мужски, и все это произносилось со вздохами и сожалением, ответ она получила достаточно быстро. И вовсе не тот ответ, на который рассчитывала.

— Графиня, я всегда относилась к вам снисходительно, как к старой служанке покойной королевы Ателаниты, — я набожно перекрестилась и на секунду замолкла, как бы чтя память свекрови. — Однако ваше поведение последнее время наводит меня на мысль, что моя покойная свекровь сильно ошибалась, оценивая ваше благонравие. Мне донесли, что третьего дня сразу несколько человек видели вас и барона Зельдо в синей гостиной… в весьма фривольных позах, графиня. При моем дворе, графиня, растут наследники рода Солиго. Я не могу допустить, чтобы принцесса или дофин сталкивались со столь омерзительными сценами. Завтра с утра вы уезжаете в монастырь Горюющей Магдалены и пробудете там в раскаянии и молитвах полгода.

— Но, ваше королевское величество!.. — на глаза графини навернулись настоящие слезы, она умоляющим жестом прижала руки к груди, пытаясь вызвать жалость. — Ваше королевское величество, эта ложь…