Потребовав в кабинет взвар, я постаралась успокоиться и подумать: «Хорошо… пусть я не историк, но даже я знаю, что абсолютная монархия — более совершенная форма правления по сравнению с феодализмом. Кстати… То, что есть сейчас, — это же не чистый феодализм. Это какая-то странная переходная форма. Здесь даже не существует формулировки „Вассал моего вассала — не мой вассал“. Получается, что даже без моих усилий, просто в силу нормальных исторических процессов это королевство стоит на пороге абсолютной монархии, но еще не шагнуло туда. Значит, что я должна делать? Значит, мне нужно ломать хребет герцогам. Конечно, сразу это и не выйдет… Действовать придется очень постепенно. Понимать бы еще, как именно будет правильно… Господи, ну за что мне это все⁈».

Какое-то время я пробовала выстраивать план сама. Потом, побоявшись наломать дров, потребовала к себе герцога де Сюзора. Он был единственным человеком, кому я доверяла полностью и в чьей преданности стране никогда не сомневалась. Пока я действую на пользу Луарону, вернее союзника у меня не будет.

Именно герцогу я и вывалила все свои мысли и сомнения, «добив» его полученным от барона докладом. Чем меня всегда привлекал Роган де Сюзор: умением быстро и четко соображать, подхватывая мысль на лету.

— Ваше королевское величество, как один из Великих герцогов, я, безусловно, хочу не просто сохранить, но еще и увеличить все привилегии, которые имею. Но как верный слуга государства, я прекрасно понимаю, что как раз государству-то это на пользу не пойдет, — герцог вздохнул, побарабанил пальцами по столу и очень серьезно добавил: — Главное — не торопиться! Любой нажим может привести к тому, что герцогские семьи объединятся, объединят свои войска и деньги, ну и… Дальше вы сами понимаете, ваше королевское величество.

Я смотрела на Рогана де Сюзора, только что на моих глазах из любви к своей стране предавшего интересы собственного класса, и печально размышляла: «Королевский трон гораздо более неуютное место, чем я думала раньше. Де Сюзор единственный в своем роде. С остальными придется действовать совсем не так. Сколько же еще крови впереди…».

За время беседы с герцогом мы выработали только общее направление плана.

— Детали, ваше величество, станут ясны только в процессе. Но тему сокращения личных армий нужно поднимать уже сейчас, по горячим следам. Мы не сможем протолкнуть это сокращение с первого Совета. Нам придется перетянуть на свою сторону тех, кто сейчас слаб и нуждается в поддержке. А таких меньше половины в двенадцати герцогствах.

— В одиннадцати, — аккуратно поправила я де Сюзора.

— Все-таки вы решили…

— Да, герцогство де Богерт будет разделено на части и перестанет существовать как подчиненная одному человеку территориальная единица. Там будут земли короны, свободные баронства и два графства.

— Как я понимаю, Ваше величество, вы решили добавить генералу де Кунцу земель? Что ж, это хорошая мысль. Но кто будет второй?

Вечером я вновь беседовала с начальником Тайной службы. Он, как и обычно, был молчалив.

— Барон, если идти официальным путем, суд растянется на долгие годы. Да и не все виновные получат свое…

Барон молча кивнул, продолжая слушать меня.

— Найдется ли у вас несколько человек, способных проделать грязную работу? Проделать так, чтобы не было никаких сомнений в несчастном случае.

Барон молча кивнул, ожидая продолжения.

— Вот эти… — я ногтем отчеркнула в столбце с именами необходимые фамилии. — Не просто преступники, но именно зачинщики.

— Я понял вас, ваше королевское величество.

— Я очень не хочу лишних жертв, барон Сюрко.

Барон молча склонил голову и, получив разрешение, покинул кабинет.

Родной младший брат покойного кардинала Ришона скончался, упав вместе с каретой с обрыва. Лошади, испугавшись чего-то, понесли. Свидетелей было множество, но помочь никто не успел. Кучер отделался вывихом плеча, синяками и царапинами: перед самым обрывом он упал с козел в кусты.

Герцог Вильгельм де Широн, находящийся в дальнем родстве с покойным кардиналом, но пославший почти половину собственного полка на помощь де Богерту, скончался через девять дней после моего разговора с бароном Сюрко от сильной простуды. Хотя лекари делали все, что могли.

Граф Силонский пропал на охоте в конце лета. Егеря нашли только промокшую шляпу с модным пером на одной из болотных кочек. Тело найдено не было, хотя баграми обшарили все окрестные промоины в болоте.

Ну и так далее…

Последним смерть унесла кардинала Годрика — угарный газ не щадит никого, а кардинал очень любил погреться в тепле, и топить в его доме начинали рано.

В общей сложности в течение всего трёх месяцев королевство потеряло шестнадцать достойнейших представителей высшего общества в разных концах государства. О чём очень сожалела королева.

В начале лета, ровно через сто дней после разговора с начальником Тайной службы, я снова неподвижным манекеном стояла в тронном зале на подиуме. Коленопреклоненный барон Сюрко слушал, как зачитывается глашатаем утвержденный Советом и подписанный мной только вчера документ. Поверх головы барона я оглядывала напряженные лица придворных. Далеко не все из них понимали, что с возвышением этого человека будут связаны многие перемены в государстве.

Офицер дворцовой стражи протянул мне на вытянутых руках церемониальный меч дома Солиго. Сверкающая сталь, золотой эфес, золотая вязь на гарде и рукоятке, огромный граненый рубин в золотом навершии. Руки офицера в церемониальных перчатках держали меч так, чтобы брать его мне было удобно.

Я приняла довольно тяжелую железку за рукоять, обеими руками, как меня и учили, аккуратно и медленно коснулась левого плеча барона и громко сказала:

— Встаньте, граф Маркус де Тауффе, — затем протянула руку, позволяя поцеловать. Этот жест вызвал легкий шепоток в зале. По правилам, король должен обнять награжденного и прижать к сердцу. Я нарушила эти правила. Так же делала и Ателанита. Но я ввела новое: целование руки. Именно это сейчас и обсуждал двор.

Церемония завершилась, и я покинула тронный зал. Но просто из любопытства задержалась на несколько мгновений у двери, наблюдая в узкую щель, как графа окружили придворные.

«Забегали⁈ Это еще только самое начало перемен, дорогие мои.».

Вечером новоиспеченный граф докладывал мне:

— Ваше королевское величество, вот вся информация, которую я смог собрать о семье покойного герцога. Тут допросы учителей, сенешаля, слуг. Сейчас вдова с детьми проживает в одном из городских домов герцога, ожидая вашего решения.

— Ее охраняют, граф?

— Да, ваше величество. Но на всякий случай я приставил к семье своего человека.

— И что говорит ваш человек?

— Никаких контактов, вызывающих подозрения, у вдовы нет. В ее положении, ваше величество, даже родственники не рискуют посещать даму. Есть одна деталь…

— Говорите.

— Несколько дней назад вдова попросила пригласить в дом ювелира и выставила на продажу шесть колец.

— Понятно. Благодарю за службу. Вы можете идти.

— Ваше королевское величество, позвольте еще раз поблагодарить вас…

— Вы заслужили. У вас же два сына, граф?

— Да, ваше величество.

— Я сохранила ваш второй, баронский титул для младшего. Надеюсь, вы будете служить мне верно. Ступайте, граф.

Пожалуй, с решением вопроса тянуть не стоило. Нет смысла доводить до нищеты женщину, которая рожала де Богерту детей, живя в родовом замке, принимая мужа примерно раз в два года, и не имевшую на него никакого влияния. Вины за ней, а тем более за детьми, не было. Однако дети быстро растут, и я обязана проследить, чтобы они как минимум остались нейтральны к моему сыну. Кажется, еще у Богерта есть дочь.

Я вздохнула, подтянула к себе очередной конверт с бумагами и начала просматривать листы: мне требовалось составить собственное впечатление о детях покойного герцога и их окружении.