Не зря все эти годы я в обязательном порядке делала не самую легкую утреннюю разминку, частенько носила утяжелители на руках и ногах, просто давая лишнюю полезную нагрузку на организм и устраивая себе различные тренировки, где только возможно. За эти годы из хилого тельца прежней Элен я выковала физически крепкую и здоровую женщину: с прямой спиной и развернутыми плечами, с плоским животом и обозначенными кубиками пресса, умеющую дышать полной грудью и способную при нужде пробежать марафон.

Из кареты меня вынули в почти истерическом состоянии. Мне удалось уберечь одежду от следов рвоты, но запах был такой, что обмануть людей все равно было невозможно. А самое отвратительное было то, что я практически потеряла самообладание и все ближе скатываясь в истерику, разговаривая непонятно с кем:

— … ты зачем со мной так⁈ Зачем⁈ Если ты там, на небе существуешь, за что меня-то мучаешь⁈ Что я тебе плохого сделала?…себе свою корону дурацкую забери……тоже мне, высшая сила он… Я же у тебя ничего не просила…

Сама я этот момент помню очень плохо. Кажется, что все это мне просто снилось. Полагаю, что в тот момент я выкладывала претензии непосредственно Богу…

— Мама, а что с тобой⁈ — Элиссон в сопровождении двух своих фрейлин дожидалась у моих покоев и сейчас настороженно смотрела, как мадам Менуаш и Софи придерживают меня с двух сторон.

Почему никто не догадался запретить детям встречать меня, непонятно. Возможно, просто ее фрейлины не смогли себе представить, что с казни королева вернется в таком состоянии. Элен была отпрыском королевской семьи, и такие или подобные мероприятия она посещала лет с десяти-двенадцати. Да, не слишком часто, но и совсем шоком для нее эта казнь стать не должна была. Однако случилось то, что случилось, и в сознание меня вернул именно испуганный голос дочери:

— Мама, ты что, заболела⁈

— Да, малышка. Я не очень хорошо себя чувствую. Мне нужно немного времени, чтобы полежать.

— Мама, а что случилось? Ты простыла? Можно я посижу с тобой?

Стараясь дышать в сторону, я максимально спокойно ответила:

— Нет, солнышко мое, сейчас мне нужно принять ванну, потом я немного отдохну. А вот вечером, если ты хочешь, мы можем нарисовать для твоих кукол новые платья. У меня будет свободный вечер, и мы спокойно обсудим все туалеты для Лисси и Анабель.

Очевидно, выглядела я не настолько хорошо, чтобы полностью успокоить Элиссон, потому ответила она с некоторым сомнением в голосе:

— Я буду ждать вечера, мама…

В ванне я отмокала долго, постепенно приходя в себя. Перед тем, как выйти, вылила на себя огромный кувшин ледяной воды. С помощью Тусси растерлась докрасна грубым льняным полотенцем. Мягкая батистовая сорочка, легкий халат и большой кувшин горячего взвара на столике рядом с распахнутым в парк окном. Я глубоко дышала черемуховым воздухом, приходя в себя и не давая своему мозгу возможности вспоминать сегодняшнее утро…

Я не могла воспринимать казнь людей как что-то обыденное, но, пусть и с большим трудом, я смогла об этом просто не думать. Нет, совсем забыть такое невозможно. Но пусть пройдет время…

Я буду брать кусочки собственных воспоминаний и переживать их постепенно, в течение долгих месяцев. Никогда это утро не изгладится из моей памяти полностью. Но и свести себя с ума, оставив детей на произвол судьбы, я тоже себе не позволю.

Днем я пила успокоительные сборы, тщательнейшим образом изгоняя из памяти события утра. Немного подремала, съела достаточно легкий обед и с удовольствием выпила бокал слабого сухого вина.

Вяло размышляла о том, что государственный аппарат, который достался мне по наследству, слишком тяжеловесен, громоздок и неуклюж. Функции отдельных его частей иногда пересекаются, также как и личные интересы герцогов и прочих членов Совета. Конечно, ломать — не строить. Но я не буду совершать общеизвестные ошибки, разваливая аппарат полностью. Думаю, для государства правильнее будет медленная и постепенная реорганизация. И одна из главных вещей, на которой я хотела сосредоточиться, — вечная и неистребимая коррупция.

Благо, что в моем первом мире примеров борьбы с этим чудовищем было достаточно. Да, коррупция как сказочная гидра: отрубаешь одну голову — вырастают две новых. Но если не рубить головы совсем, результат будет еще хуже. Поэтому смертная казнь по этой статье применяться не будет, а вот полное лишение титулов и конфискация абсолютно всего имущества не только у вора, но и у всей его родни — обязательна. Пусть семья присматривает за чиновниками и доносит в случае необходимости. Доносчику имущество сохранят, а в семье очень сложно утаить что-то. Пожалуй, главное — не просто грамотно написать закон, но и донести его суть до каждого чиновника в государстве.

Борьба с коррупцией — дело на десятилетия. Именно потому я пока просто обдумывала, как лучше взяться. Однако были у меня и более срочные проблемы, которые требовали решения. Во-первых, в ближайшие дни нужно подписать документы, утверждающие личные просьбы осужденных. Этим займется кто-то из канцелярии. Мне лишь стоит поставить подписи. Однако было два человека, чьими последними просьбами мне придется заниматься лично.

Первый, тот самый Люка Андерс — барон, которому я отказала в помиловании. Требовалось дать задание служащим и выяснить, кто члены его семьи и какова их судьба. По моему личному мнению, ни жена, ни тем более дети не виноваты в преступлениях отца. Раз уж этот барон не счел нужным побеспокоиться о своей семье, это следует сделать мне.

Второй большой занозой в моих мыслях была, разумеется, личная просьба герцога де Богерта. Если я все правильно понимаю, то он изрядно усложнил мне жизнь, практически повесив свою семью мне на шею. И дело вовсе не в деньгах или наследственных землях. То, как я поступлю с семьей осужденного, годами будет обсуждаться в королевстве. Их судьба станет доводом за или против для каждого, кто собирается в будущем нарушать законы. Мне нужно очень хорошо подумать, прежде чем я решу: строгость или милосердие.

Вечер я провела с детьми. Это был тот самый бальзам, которого требовали мои истрепанные нервы. С Элиссон и Софи мы обсуждали всевозможные ткани, сделали почти десяток эскизов домашней одежды для двух ее кукол, долго выбирали и спорили, и даже пригласили в качестве третейского судьи Алекса.

Как и многие мальчики его возраста, он был вполне равнодушен к внешней роскоши своих одежд, ценя в ней исключительно удобство. Возможно, потому, что его туалеты в малом Шанизе разительно отличались от неудобной и тяжелой одежды, которую ему приходилось иногда носить на публике. Разумеется, публичные выходы для ребенка не были слишком уж частыми. А я с улыбкой каждый раз говорила ему:

— Помни, сын мой, что власть — это не только удовольствие, но и большая тяжесть.

Пусть сейчас это звучало скорее как шутка, но с возрастом он сможет оценить всю правдивость утверждения. Однако сейчас ему предстояло выбрать платье для кого-то другого. В общем, из всей кучи представленных на его суд рисунков он выбрал, почти не глядя. Ткнул пальчиком в самое неудобное, зато самое яркое платье.

Решив не спорить с будущим владыкой королевства, я вполне серьезно кивнула головой и сказала:

— Будет исполнено, ваше маленькое величество.

Немного подумав, я заказала в мастерской два полных туалета на самую большую куклу Элиссон. Дочка, уже успокоенная и моим присутствием, и явным интересом к кукольным одежкам, была в восторге. А я собиралась провести маленький эксперимент, чтобы лучше понять собственного ребенка.

Любовь слепа, а я настолько сильно обожала сына, что панически боялась вырастить из него не просто второго Ангердо, а монстра похлеще и пожестче. У меня практически не было опыта общения с детьми, и я не представляла, как соблюсти равновесие между моей бешеной любовью и разумной строгостью. Именно поэтому я решила проанализировать поведение Алехандро в ситуации с одеждой. У него уже был опыт ношения удобной и неудобной одежды, он уже знает, что такое дворцовые ритуалы, которые необходимо соблюдать. Так что он выберет, в конце концов, когда мы начнем разбирать ситуацию? Поймет ли, что ошибся, предложив для куклы неудобный вариант?