Сперва мне казалось правильным оставить алкоголиков в самом Доме Инвалидов. Но после некоторых размышлений я пришла к выводу, что это плохая идея. Как раз сам приют должен быть чистым и даже несколько декоративным образцом для последующих заведений такого плана. Поэтому пьющих ссылали в закрытый санаторий, где они вели самую обычную жизнь, но были лишены права выходить оттуда.

Их достаточно сытно кормили, за ними ухаживали, желающие работать руками и подрабатывать получали такую возможность. Но доступа к спиртному жильцы были лишены. У них был большой сад для прогулок, но в город их выводили редко и только под охраной.

Возможно, это и было нарушением гражданской и личной свободы, но только я другого выхода не видела. Если не разделить алкоголиков и обычных калек, то рано или поздно весь дом превратился бы в огромный бухающий трактир на иждивении государства. А точнее — на моем собственном иждивении. Допустить такое я не могла.

Меня утешало то, что подобный Дом Инвалидов строили сейчас в герцогстве Рогана де Сюзора. Возможно, со временем домов таких станет больше, а в сознании людей что-то сдвинется. Церковь, надо сказать, от участия в благотворительности практически полностью устранилась. Раз в неделю калек навещал священник, читавший молитвы и готовый принять исповедь. И на этом все.

Мои отношения с церковью в последние месяцы вообще становились все более напряженными. Уже давно кардинал Ришон прислал мне личного духовника, пожилого и равнодушного ко всему на свете отца Витторио. Но аккурат после того, как кардинал понял, что моя позиция при дворе сильно укрепилась, духовника мне сменили. Новый преподобный отец Джон Кокер проявлял излишнее любопытство, старался сунуть нос везде и очень любил поучать меня, рассказывая, где именно Искупитель назначил место для праведной жены. По его словам выходило: где-то под плинтусом.

Пока я старалась не раздувать конфликт до серьезных размеров, но понимала, что рано или поздно этот нарыв прорвет.

Один из обычаев Луарона казался мне весьма удобным: дни рождения отмечали не каждый год, а раз в пять лет. Благодаря местной вере пятерка считалась мистической цифрой — числом Искупителя. Именно столько дней, согласно канонам местной Библии, продолжался его путь на Голгофу. Благодаря этому верованию такой разорительный для казны праздник, как день рождения его королевского величества, праздновали только раз в пять лет.

Этой весной мы в Малом Шанизе тихо и мирно отпраздновали сперва восемь лет принцессе Элиссон, а потом и четырехлетие Александра. Все прошло совершенно замечательно! Были торты со взбитыми сливками, украшенные тоненькими свечами. Были засахаренные фрукты и печенье с сюрпризами. Был небольшой парад потешных войск. Сперва в честь маленькой принцессы, а через месяц и в честь дофина. К дню рождения дочери и сына было устроено небольшое театральное представление. Каждому свое. В этом представлении с удовольствием принимали участие как фрейлины, так и курсанты военной школы. Казну этими тратами я не нагружала совсем: мы вполне уложились в ежемесячное содержание.

К сожалению, в этом же году Ангердо исполнялось тридцать, и избежать всенародного празднования не было ни малейшей возможности. С самого начала весны каждый третий королевский Совет сводился к очередной сваре из-за денег. Спорили о суммах, отведенных на фейерверки и угощение черни. Герцог де Богерт требовал возродить старинный обычай — «Кормление подданных». Суть обряда в том, чтобы накормить и, в первую очередь — напоить, все население столицы и деревень на сутки пути вокруг. Агнердо первое время настаивал на возрождении традиций и ссорился со всем Советом.

Ценой миллионов безвозвратно погибших нервных клеток, с бумагами и цифрами в руках, мне удалось убедить его, насколько это безрассудно:

— … понимаешь, дорогой? Безусловно, ты один из величайших королей. Твое имя потомки будут произносить с глубоким душевным трепетом. Но если мы выкатим пиршественные столы во всех окрестных деревнях, да еще добавим три раза по пять бочонков вина, как этого требует традиция, в ближайшие два года на завтрак даже ты будешь есть овсяную кашу. Я понимаю, что твой кузен — воин, а не счетовод. Но думаю, даже он оскорбится, если вместо изысканного ужина ты поставишь перед ним овсянку. Умоляю тебя, радость моя, утихомирь своего брата.

— Элен… — муж раздражен и это сильно заметно. — Но ведь как-то мой предок, Гадр Кровавый справлялся с этими тратами? Это ведь он ввел такой обычай. Почему я, король процветающей страны, не могу себе позволить такую мелочь?

— Видишь ли, дорогой, есть такая штука, которая называется статистика, — я тяжело вздохнула, посмотрела на поскучневшее лицо мужа и продолжила: — Так вот, твой великолепный предок жил более двухсот лет назад. Конечно, легенды о его пирах восхитительны! Но стоит помнить, что все окрестные деревни занимали площадь даже меньшую, чем твоя столица.

Ты воистину великий король! На данный момент окрестности столицы на день пути — это более сорока сел и деревень, а так же около семь городов. Твой предок Гадр Кровавый накормил всего восемь деревень, где количество жителей не превышало сотню на каждую. Конечно, это был великолепный пир по тем временам. Но ты давным-давно обогнал своего славного предка по количеству земель и подданных. Увы, но от этой идеи придется отказаться.

Ради этого чертового праздника мне пришлось почти на месяц переселиться во дворец. У меня даже не каждую неделю была возможность вырваться на день в Малый Шаниз. Я скучала по детям и волновалась за Элиссон: её гувернантка мадам Гриффин жаловалась, что у принцессы в последнее время очень плохой сон. Я должна была находиться с детьми, выяснить, почему дочь спит плохо, узнать, что ее пугает. А вместо этого днями занималась организацией праздника, расчетами-подсчетами и конфликтами с министром финансов.

Увы, старый и трусливый граф Эстеро Шаранский, поставленный в свое время еще Ателанитой, скончался в прошлом году. Новый же министр финансов, пожилой Жуан де Флюр, к сожалению, являлся не моей кандидатурой. После смерти графа Шаранского между мной и герцогом де Богертом завязалась серьезная борьба за право поставить на этот пост своего выдвиженца. Почти четыре месяца длились бесчисленные споры и переговоры. В какой-то момент я поняла, что могу проиграть эту партию просто потому, что переговоры так затянулись. К сожалению, время играло на руку де Богерту. Именно поэтому трусливый слизняк Жуан де Флюр занял столь ответственный пост.

И сейчас я вынуждена была без конца одергивать его, не давая возможности излишне запускать руки в казну всем этим бесконечным виночерпиям* и хлебодарам*, которые то рекомендовали устроить в королевском парке винный фонтан, то собирались поразить воображение горожан пивными фонтанами по столице, то собирались поставить на стол для гильдейских старейшин запеченных павлинов в полном оперении. А для этого требовалось немедленно, просто немедленно выписать какого-то необыкновенного мастера из Шо-Син-Тая.

В последнее время мне казалось, что все вокруг меня поддались этой вакханалии растрат и тратят свое время только на то, чтобы придумать, куда еще отсыпать золотых из казны.

Салют из пушек в честь короля? Принято! Фейерверк от шо-син-тайских мастеров, когда в небе расцветет королевская корона? Принято! Шествие полков с государственными флагами? Принято! Даже раздача памятных медалей, отчеканенных в честь этого грандиозного события? Принято! Но кидать из королевской кареты в толпу вместо медных монет — серебряные… Мне кажется, или кто-то здесь охренел⁈

Я понимала, что де Богерт рвется к власти, что он хочет подвести страну к кризису. Я не понимала одного: на кой черт этому идиоту разоренная страна? До сих пор все, что я видела и замечала за ним, так это только желание полностью опустошить королевскую казну. Он не уставал придумывать весьма дорогостоящие развлечения и без конца втравливать в них короля.