— Позвольте, но она же еще не вошла в брачный возраст…

— А вот тут, ваше королевское величество, мы подходим к еще одной интересной детали этого маленького теплого заговора. Поскольку девице на момент бракосочетания не исполнилось даже шестнадцати лет, то в Сольгетто маркиз не нашел желающих обвенчать их. Потому вывез свою невесту и ее родителей в провинцию, в Мирант, — небольшой городок на землях отца. А теперь, ваше королевское величество, посмотрите на последний лист моего доклада.

Я развернула бумаги и на последнем листе нашла названия каких-то сел и маленьких городков. Мирант стоял третьим в списке. Ничего не поняла и вопросительно посмотрела на графа.

— Это, ваше величество, лист из другого доклада, который я собирался показать вам немного позднее. Донесения от агентов с тех земель нравятся мне все меньше и меньше. Неожиданно святые отцы дружно начали упоминать Рамейского Папу, старые добрые времена, когда Луарон был «сытой и богатой» страной, и жили в нем исключительно чистые душой святые предки.

— Господи, боже мой, неужели опять начинается⁈ — от мысли, что страну опять будет трясти, мне стало нехорошо.

— В этот раз, ваше королевское величество, я думаю, мы обойдемся малой кровью. Такие доклады я получаю не реже раза в месяц со всех концов Луарона. Разумеется, просматриваю их не сам, но все подозрительное несут мне на стол сразу же. Пока еще зараза не успела слишком сильно пустить корни.

Некоторое время я молчала, обдумывая ситуацию. А потом спросила:

— Вы уже докладывали королю? — и поймала несколько растерянный взгляд графа.

— Нет, я сразу пришел к вам…

— Ну что ж, значит, к королю мы пойдем вместе, граф. Но на будущее учтите…

— Прошу простить мою оплошность, ваше величество, это просто многолетняя привычка, но я осознаю свою ошибку, — граф слегка поклонился, и мы отправились в приемную Алехандро.

Режим сыну я выстраивала с самого детства, с младенческих лет. И потому, став взрослым, он по привычке придерживался удобного для себя расписания. Сейчас у него были рабочие часы, которые он и проводил в своем кабинете за просмотром бумаг. Разумеется, в приемной яблоку негде было упасть. Тут были и придворные, и просители, и военные.

Массивный мужчина, одетый как купец, но с излишками роскошных украшений, явно чувствовал себя неловко рядом с лощеными гвардейцами. В углу о чем-то оживленно сплетничали три молодые красотки, а третий секретарь посольства Сан-Меризо нежно придерживал за руку одну из них. В центре приемной азартно спорили два гвардейца. Их приятели разбились на две группы поддержки и довольно громкими голосами подбадривали спорщиков. Вся эта веселая толкучка рассыпалась на две части, когда громко прозвучало:

— Дорогу королеве-матери!

Мы прошли через общую приемную, через вторую, где сидело несколько ожидающих просителей, отобранных секретарем, и, наконец, попали в кабинет Алекса. Секунду подумав, я сказала:

— Сын, у графа де Тауффе есть не очень хорошие новости для тебя. Но я думаю, вы вполне справитесь с этой проблемой без моего присутствия, — развернулась и вышла, успев увидеть удивление на лице Алекса.

«Ничего, дорогой мой. Ты справишься…» — подумала я.

До вечера, отложив все дела, я нервно бродила по комнатам: прогулялась в саду, лично сводив на улицу Денизу Вторую. Она была щенком из последнего помета Денизы Первой и жила в моих покоях. Это было единственное существо, которое совершенно наплевательски относилось к моему королевскому титулу. Щенком она беспредельничала и грызла все, что попадалось, могла облаять любого приглашенного гостя и считала себя страшным зверем. Сейчас, войдя в зрелый возраст, она стала мягче и ласковей. Прогулки с ней всегда успокаивали мне нервы.

«Алексу двадцать, скоро двадцать один. Он справится, он уже достаточно взрослый и подобные ситуации изучал не один раз. Он обязательно справится…».

Серьезный сбор материалов по делу проходил больше месяца. По приказу короля граф де Тауффе лично выехал на место, и допросные листы, которые он привез оттуда, послужили началом серьезного судебного разбирательства. Старый герцог умер, так и не дождавшись решения суда.

Я практически отстранилась от дела и просто со стороны наблюдала, как выкручивается сын. Для меня это был своеобразный экзамен, который он должен был сдать. Да, у меня болела душа, когда мальчику пришлось лично посетить пыточные подвалы, чтобы присутствовать при допросе нескольких обвиняемых, которых привез в столицу начальник тайной службы.

Я высоко оценила то, что даже мне сын рассказывал о деталях дела только в общих чертах. Он своей волей отменил два Королевских Совета. И хотя сплетни гуляли среди элиты, столица и страна жили спокойно.

Почти по всем предъявленным обвинениям были вынесены приговоры. И только тогда король созвал Большой Государственный Совет. Меня он туда не пригласил, и я не знала: радоваться или огорчаться. За эти месяцы Алекс немного похудел и как будто стал старше.

Ближе к середине зимы из поездки вернулся Вильгельм. Разумеется, я получала с голубиной почтой регулярные отчеты о том, что, где и как проходит. Но живой рассказ близкого человека никакие доклады заменить не могли. Я скучала по своему мужчине, и мне очень не хватало его ежедневного присутствия.

Не хватало бодрых и активных завтраков, когда мы обсуждали предстоящий день и распределяли дела и обязанности. Не хватало спокойных вечерних посиделок, когда Вильгельм играл с Алексом, неторопливо обсуждая какие-нибудь армейские дела или стати новых коней, или вопросы снабжения порохом отдаленных гарнизонов. Не хватало самого главного: проснуться утром и тихо наблюдать, как, слегка похрапывая, рядом со мной спит умилительно беспомощный в данный момент главнокомандующий войсками Луарона.

Это потом, умывшись, сделав разминку, позволив лакею снять легкий налет щетины на лице, он превратится в сурового мужчину, воина и командира. А пока в рассеянном утреннем свете, рядом со мной лежал искусный и очень нежный любовник.

Вильгельм привез мне целую пачку писем от Элиссон. Не тех крошечных новостей-огрызочков, получаемых с голубиной почтой, а именно полноценных писем, наполненных не только новостями, но и её личной оценкой этих новостей, её эмоциями и мыслями.

Это были почти дневниковые записи, которыми моя девочка щедро поделилась. Она писала о дороге и небольших трудностях, о собственном волнении и некотором страхе, о прибытии на место и первом впечатлении от будущего мужа.

В общем-то, насколько я поняла из очень подробного описания ее свадьбы и почти десятидневного перерыва в записях, который потом сменился достаточно лестными словами в адрес Кристиана, все у нее сложилось неплохо. По крайней мере, он был достаточно деликатен и аккуратен в первую ночь, и не обидел мою малышку.

Сейчас у молодых, как это ни забавно звучит, проходил конфетно-букетный период: Кристиан проводил с ней очень много времени, всячески старался порадовать, даря ей не только достаточно дорогую ювелирку, как принято в семьях правящей элиты, но и преподнося приятные мелочи, способные вызвать улыбку у девушки.

Муж Элиссон даже не пожалел срезать ей ветку орхидеи в собственной теплице. И дочь с удивившим меня восторгом писала о том, как интересно там, в этой самой теплице, устроено отопление и освещение. Я могла только благодарить судьбу за то, что у моей девочки есть шанс на счастливую жизнь.

Между этими панегириками мужу и описанием своих фрейлин и прочих придворных дам закрались несколько абзацев об общем отношении двора Валкурии к ней: несколько трепетно-настороженном.

'Они знают, что за моей спиной стоит Луарон с его войсками и иногда бывают приторно любезны. Однако мои фрейлины, кажется, довольны своим местом и помогают мне не делать ошибок: этикет отличается от нашего не слишком, но некоторые тонкости есть.

Моя свекровь полностью занята собственным мужем и к моему появлению отнеслась тепло, но достаточно спокойно. Никаких ехидных оценок или замечаний я не слышала.