— Не, мне не жалко, — выдавила из себя старушка, и Айка догадался, что жалко.

— Я же не для себя стараюсь! — посмотрела на проблему баушка с другой стороны. — Пока все на покосе, испокон веков уже заведено готовить масло. Молока-то много остаётся, так самое время. А нам что готовить?

Айка вздохнул, понял, что, действительно, баушка оказалось в трудном положении.

— Давеча специально пометила — берёт от краю. Там самое свежее. Тогда я свежее в серёдку поставила, а от краюшку вечорашнее, так забрал всё равно свежее — разобрался. Хотя, что там разбираться. Не дурак, поди.

Дальше шли молча. Баушка обдумывала возникшую проблему и способы её решения, Айка, честно говоря, отвлёкся на бабочек и забыл на время о баушкиных печалях.

Коров в последнее время на обед не пригоняли в село, а гнали к Русе. Там, в пологом месте они спускались к воде и пили, а хозяйки сами приходили с ведром доить. Место было недалеко от села. Трава здесь стояла всё ещё сочная, жаль было не воспользоваться — не подкормить скотину впрок.

Впереди показалась Крыпочка. Та шла уже от стада, согнувшись в сторону от тяжёсти ведра в одной руке. Но увидев баушку, постаралась выпрямиться. От зорких, когда надо, баушкиных глаз не укрылся этот манёвр, и его причину старушка мгновенно отгадала.

— У-у-у, подлая Крыпочка! — с тех пор, как пропали ягоды, баушка Крыпочку непременно называла не просто по имени, а с добавком. Баушка чуяла, где угнездились ягоды, а доказать не могла. — Глянь-ка, цельное здоровое ведро надоила. У нас таких-то и вёдер нет. Это сколько же в ём молока-то?

— Здорово, соседушка, — ласково пропела Крыпочка.

— И тебе здоровьица, — не менее ласково отозвалась баушка.

Разминулись.

— Змеища… Небось трескает наши ягоды… — тут баушка внезапно замолчала, остановилась и стала задумчиво смотреть вслед соседке. Какая-то мысль витала неподалёку, осталось дождаться, когда она залетит в голову.

— Можно кое-что попробовать, — наконец, медленно и задумчиво произнесла она в пространство. Потом обернулась к Айке и сказала ему, чуть прищурив глаза, — конечно, так, наверное, никто ещё не делал. Не знаю, что и получится…

Вечером баушка притащила в подклеть увесистую корзину с горохом, уселась его перебирать. Айка уселся рядом на маленькую скамейку с другой стороны корзины, тоже перебирать.

— Знаешь, Айка, — громко и выразительно начала баушка.

Настолько выразительно, что Айка обернулся — с кем это она? С ним баушка так не разговаривала. Но вокруг никого не было. Тогда он вгляделся в морщинистые лицо и понял, что баушка разговаривает с печкой. Именно туда поглядывала старушка, хотя обращалась почему-то к его имени.

Но Айка не стал возражать.

— … Из всех хозяек нашего Берёзового Кута, я бы на первое место поставила Крыпочку. Во повезло всем, кто с ней живёт. Бабка она ещё не старая, а до чего шустрая. Никакой молодки за ней не угнаться. И всё в хату, и всё на стол. До того работящая, любит, чтобы везде порядок был… И двор подметён, и в хате углы вымыты… И корова под стать хозяйке. Говорят, такого вкусного молока нет ни в одном хозяйстве…

Вечер длился долго. А вот, что раньше закончилось: баушкино восхваление хозяйских качеств своей заклятой подруги или горох, Айка не узнал, потому что вскоре стал клевать носом, а потом и вовсе заснул, удобно расположившись на скамеечке и зажав в кулачке маленький жёлто-зелёный шарик. Лишь изредка его будили особенно восторженные восклицания баушки или её хихиканье, когда она «ему» рассказывала случаи из славного хозяйствования необычной женщины Крыпочки.

С тех пор так и повелось, как вечер, так баушка начинала свою речь. И всё выходило, что такой старухи, как Крыпочка по всему белу свету ищи — не сыщешь. И повезёт тому, кто с ней будет жить, потому, что будет как сыр в масле кататься. А вот баушка стара стала, и хозяйка из неё становится всё никудышней с каждым днём. И что дальше из неё получится, страшно подумать. «Любой уважающий себя, например, человек, ай кто, бежал бы отсель куда глаза глядят».

Когда Ивар, Домна и дети вернулись с покоса, дело было сделано — перестало молоко пропадать. Отвадила-таки дармоеда.

— Куда он нас ведёт? — не выдержала, наконец, Василиса.

— Не знаю. Места чужие, я здесь не был, — вяло ответил Ачима.

Ноги уже становились деревянными и каждая сажень давалась с трудом. Ачима едва тянулся следом, натягивая верёвку. Шаги всё чаще теряли синхронность и бесконечное дёргание верёвки на ногах приводило к тому, что то Василиса, то Ачима спотыкались и едва не падали.

Вулкаш же шёл медленно и не оглядывался.

Иногда Василисе казалось, что они могли бы попровать сбежать, настолько он не интересуется ими. И потом, если попытка окажется неудачной, не убьёт же он своего младшего брата за это. Но она настолько устала, что убегать не было сил. Поэтому молча шла, боясь упасть. Потому что была уверена, что упав, она уже не поднимется, а останется лежать на земле, как загнанная лошадь.

— Остановись, Вулкаш, — слова прозвучали неожиданно и спокойно.

Василиса вздрогнула. Оглянулась, и сердце её куда-то словно провалилось, а в следующее мгновение часто забилось в груди.

Еремей. Родное спокойное лицо. Откуда он? Уж не чудится ли ей? Взглянул на неё, встретились глазами, и мир, словно перевернулся, чуть задержал взгляд и вновь перевёл его на Вулкаша.

Сходство между ними особенно бросалось в глаза. Но родственные чувства не отразились во взгляде ни того, ни другого.

Рядом с Еремеем стоял незнакомый молодой парень и целился из лука. Вот он-то и обратился к Вулкашу.

Но Василисе было не до посторонних. Она с жадностью смотрела на Еремея, пользуясь тем, что на неё не особо обращают внимания. Больше года не видела.

Изменился…

Следующие события пронеслись так быстро, что она едва успевала их осознать.

Её схватили сзади сильные руки и крепко прижали. Вулкаш, догадалась она, не видя его лица. Но и видеть не было никакого желания. К её шее был прижат нож. Поэтому она замерла и постаралась не шевелиться.

— Серый, брось оружие, — заявил Вулкаш, и парень нехотя повиновался, бросил лук в сторону.

Внезапно Ачима напрыгнул на брата, и в ярости вцепился зубами в его лицо.

Вулкаш свободной рукой пытался отбросить его, другая рука непроизвольно нажимала на нож, и Василиса почувствовала, что вот-вот брызнет кровь. Она изо всех сил прогнулась назад.

— Ачима, пошла отсюда! — Вулкаш чуть ли не с мясом оторвал от себя пострелёнка и отшвырнул в сторону.

«Так он девочка?» — сквозь бурелом эмоций прорвалась новая, и Василиса полетела вслед за Ачимой, так как они были накрепко связаны верёвками, Вулкаш едва успел убрать нож от шеи и этим спас ей жизнь.

В следующее мгновение парень, стоящий рядом с Еремеем, вздрогнул. Василисе показалось, что в его плечо ударила птица. И вот уже кровь залила голую грудь. Он упал на колени.

Вулкаш бросился снова к Василисе, но Еремей напрыгнул на него чуть раньше. Они сшиблись в полёте почти над ней и Ачимой, она едва успела отползти сама и пострелёнка подвинуть.

Внезапно серая тень с жёстким рыком набросилась сверху в эту кучу.

«Волк?» — Василиса почувствовала, что ей стала дурно. Мир поплыл куда-то в сторону, и она не успевала за ним.

Василиса медленно открыла глаза. Серая морда с жёлтыми жёсткими глазами. Где-то она это уже видела…

Затошнило.

Повернула голову чуть в сторону. Еремей. Сидит, смотрит на неё и улыбается, как в старые добрые времена. Будто и не было всего кошмара по его милости. Но сердце не обманешь. Как не хмурила брови, но радость распускалась внутри, словно цветок. Жив. Рядом.

Кто-то плачет. Повернула голову. Ачима сидит на траве перед парнем. Тем самым, что целился из лука, держит какую-то тряпку на его плече, зажимает рану, а ткань всё равно уже пропиталась кровью.