— Сыночек, живой вернись, — изо всех сил крикнула вслед, когда два всадника были уже далеко.

«Не услышал!» — заплакала Пыря. Весь день она искала важные слова, которые должна была сказать Еремею, но не находила их. И вот сейчас вырвались, да видать, поздно.

Но нет, оглянулся Еремей, что-то закричал в ответ — не разобрать, помахал рукой. Пыря помахала в ответ и повернула домой.

…Долго ехали молча. Еремей, казалось, то ли ждал каких-то слов от сестры, то ли сам готовился что-то сказать. Агния всё недовольно хмурила брови, кусала губы.

— А помнишь, как в детстве, — задумчиво произнёс Еремей, — мы с тобой также шли вдоль Русы. Только тогда мы кобылку нашу — Летку, кажется, искали?

— Ага, помню. Мать тогда нас самих еле отыскала.

— А Летка дома была.

— А помнишь, ты чуть не утонул в Русе?

— А ты тогда стояла на берегу и на русалок орала, что, если они ещё раз до меня дотронуться, то ты им все хвосты повыдираешь?

— Помню. А помнишь…

Воспоминания нахлынули на некоторое время, потом оставили. После них ещё тоскливей казалась предстоящая разлука.

— Вот и надо тебе уезжать! Подумаешь, выгнали. Плевать. Да, если хочешь знать, я одна могла бы по клочкам половину селения разнести. А вдвоём с тобой — тем более. Что нам люди?

Еремей долго молчал.

— Агния, напрасно ты так думаешь. С обществом ежели будешь враждовать — может закончиться для тебя всё плохо. Вот ты нашла себе подругу — бабку Власу, знаю, что к ней ходишь часто. А спроси у неё, пусть тебе расскажет, как в своей деревне едва живой осталась… тоже видать по клочкам разносила… да не разнесла. Да что ты нашла доброго у неё в чащобе? Неужели тебе нравится такая жизнь? Как два сыча сидите, ты да старая ведьма в глухомани, что-то всё нашёптываете, ворожите.

Агния тяжело задышала от оскорбления.

— Ладно, прощевай!

Повернула кобылку и изо всех сил ударила прутом.

Еремей посмотрел вслед сестре с сожалением. Эх, так и не задал ей вопрос: зачем? Зачем она тогда так сделала? Ну да ладно. Ясно, что не от большого ума.

Потом повернул в неведомое:

— Ну, Орлик, поехали!

…Агния злобно хлестала кобылу. К волхву! — решила она. Пусть ответит ей. Почему она должна смиряться с чужими решениями? Какое людям дело до них с Еремеем? Сами, что ли, невинны? О, Агния много чего знает, она многое могла бы рассказать! Кругом одни подлецы и трусы, а тут вдруг забеспокоились о чести рода. Но главный виноватый — волхв. Он мог бы легко успокоить народ. Но нет. Не пожелал. Даже пальцем не шевельнул. И сейчас она его спросит…

Но, когда двойная сосна показалась за изгибом дороги, её кобылка прибавила темп, хотя скорость была и так велика. Агния понимала, что это опасный знак, лошадь хочет вырваться из-под контроля, но мысль, что и животное перечит ей и не хочет подчиняться, взбесила девушку ещё сильнее. Агния в ярости стала дергать за уздцы. И кобылка приняла решения убежать. Убежать от боли, от агрессивной всадницы, от плохого дня. Теперь уж Агнии её не за что не остановить…

— Ёра, помнишь мы на дороге нашли штуку железную? — ребята в сарае у Мамалыхи только что обновили насест для кур, теперь сидели, не зная, чем дальше заняться.

— Коловрат, что ли?

— Да нет, то не коловрат был, то ещё что-то. Даже батька не знает что. Я тут придумал, пошли поищем на том месте, может, ещё что-нибудь найдём.

— Пошли. Только дверь в хату прикрою. А, может, хлеба краюху с собой возьмём?.

— Ага, бери, путь-то неблизкий.

Ёра вынес из хаты добрую ковригу хлеба, разломал её пополам, оба мальчика сунули каждый свою половину за пазуху, попили про запас воды, «а то вдруг там захотим» и пошли.

Чтобы не показываться деду Яшме на глаза, решили сделать неблизкий крюк, но дело того стоило, потому что идти предстояло на колдыбань, а дед запретил им это. Учует — ругаться ещё начнёт.

Поздняя весна медленно, но верно уступала свою власть лету. Лес утопал в яркой свежей зелени, которая сохранит свою сочность ещё несколько дней, потом постепенно начнёт терять краски. Хоры птиц гремели победный гимн, они выжили в морозную вьюжную зиму, дождались самой приятной поры и теперь праздновали жизнь.

Мальчики шли по дороге, каждый по своей неглубокой колее, и посматривали под ноги. В прошлый раз Малой ковырнул прохладную пыль пальцами ног и выковырнул ту штуку. Так просто. Но повторить это просто не получалось. Тогда наковыряли рядом в пыли много бугров и ямок — бесполезно. Зато дома одолели сомнения, что недостаточно старались и что напрасно не попробовали в других местах. Лёгкость, с которой была найдена первая штука, казалось, указывала, что таких ещё много.

— А как думаешь, что это такое?

— Не знаю. Но, похоже, что-то серьёзное.

— Может, волхву покажем? Он должен знать.

— Мы с тобой?

— Ну да. А что?

— Давай. Скажем, что нашли, никто не знает что, решили вот спросить.

— А не потурит?

— Может, и потурит. Но попробовать надо. Ай, забоялся?

— Забоялся! Скажешь тоже! Хотя, конечно, страшновато.

— Ладно, посмотрим. Может, ещё что найдём.

Показался леший колодец. Значит, колдыбань уже неподалёку.

— Пошли, в колодец заглянем, — предложил Ёра.

— Ты что! Мало ли кто на нас из колодца глянет. Ещё утащит.

— Да мы чуть-чуть, если что, сразу тикать.

— Ага, кудай-то мы будем тикать, если кругом лес. Леший тут везде хозяин. Будем тикать, а притечём туда, куда он захочет.

— А мы ему хлеба оставим.

— Ну, если хлеба, тогда, наверное, можно. Хорошо ты придумал про хлеб.

— Ну да. А колодец нам может нашу жизнь покажет.

— Как это?

— Да сам не знаю. Только слыхал, как дед Горбыль рассказывал, что, когда он был молодым, колодец показал ему всю жизнь.

— Прям-таки всю?

— Ну, может, и не всю. А я откуда знаю? Он говорил, что видел в колодце, как его хата горела. А ведь у него когда-то и правда хата сгорела. Ещё что-то рассказывал про бабку свою, но я не понял.

— Ладно, давай посмотрим. Только не долго. И, смотри, не наклоняйся сильно, а то упадёшь. Баушка рассказывала, одна девка уронила в леший колодец веретено, прыгнула за ним, думала достать, а там «тот» мир. Там и солнце светит, и месяц со звёздами, прямо днём, и деревья, как и у нас, она пошла по тропке, видит, дед с бабкой сидят на лавочке, а перед ними два мальца яблочками играются. Глянула девка, а это её дед и бабка, а два мальца, это её два братика, и все они помёрли уже. Понял? Там ход в «тот» мир.

Ребята несмело подошли к колодцу, открыли крышку и заглянули в тёмную сырость. Вода плескалась неожиданно недалеко от поверхности. При желании, можно было бы дотянуться рукой, если бы кто за ноги подержал. Этот факт ребята отметили мгновенно и стали с жадностью и молча вглядываться в глубину. Вскоре Ёра дёрнул Малого за рубаху:

— Всё, хватит.

Также молча шли некоторое время дальше, торопясь увеличить расстояние между собой и проходом в мир предков. Наконец, по мнению Малого, стало более-менее безопасно, и можно было обсудить:

— Видал?

— Видал. Непонятное что-то темнеет.

— Ага, непонятное. Лежит, кажется, на дне.

— Ну да, неглубоко там, похоже.

— А хода на тот свет я не видел.

— И я. Может, он где-то сбоку?

— Наверное сбоку.

— А может ход маленький, вот и не разглядели.

— Да как же он маленький будет, если они, предки эти наши, тогда не вылезут. Да и девка за веретеном в маленький ход не пролезла бы.

— И правда. Значит, сбоку.

— Интересно, а что там лежит?

— Не знаю, может камень?

— Может, и камень.

— А зачем в колодце камень?

— И правда, зачем?

За разговором не заметили, как подошли к колдыбани. Здесь лес менялся. Из светлого, весёлого и доброжелательного он становился тёмным, сырым, страшным и уходил вниз. Именно здесь, по всеобщему рассуждению, и скопились полчища нечистой силы. Идти дальше не хотелось. В памяти тут же возникли разные истории и слухи, занятные и будоражащие воображение в другое время, но в данный момент совсем неподходящие. Ребята изо всех сил постарались вытряхнуть их из головы. В трусости не хотелось сознаваться, и чтобы собраться хоть немного с духом, они сняли висящие на шее на шнурках, и до этого момента ненужные, лапти и стали обуваться. Вроде даже и спокойней после этого стало. Мальчики разом шагнули в тёмные дебри.