— Пришли, — тихо сказала Агния, и Ярослав огляделся.

— Ну и хоромы! Столько лет колдует, могла бы себе что-нибудь получше наколдовать.

— Тише ты! Услышит — она тебе поумничает, навек запомнишь.

— Не пугай! Небось не пужливые.

Но замолчал.

— Побудь пока здесь, — положил девушку на траву, — пойду проведаю, что там к чему.

Агния не возражала, казалось, она его перестала слушать. Внезапно она сама побледнела.

— Пошли отсюда.

— Ты чего? Столько прошагали. С чего бы уходить.

— Пошли! Быстро! — яростно зашептала Агния.

Ярославу стало не по себе. В растерянности переводил взгляд с Агнии на несчастную лачугу.

— Быстро, ты что, не понимаешь? — Агния казалось, готова побежать отсюда на своих культяпках.

Внезапно раздался жуткий душераздирающий визг. Больше Ярославу не нужно было повторять. Схватив Агнию в охапку, он, чуть ли не бегом, поспешил в обратный путь.

«Ну, и вопль! Не ходил никогда, и это — первый и последний раз», — размышлял Ярослав, боясь оглянуться. Руки покрылись мурашками. Хотел было спросить у Агнии, что этот крик означает, и человеческий он вообще, но подумал, что, меньше знаешь — целее будешь, особенно в колдыбани. Тут хозяйничают другие силы.

Лошадь была на месте. Ярослав уж и не ожидал такого подарка от судьба. Уложил Агнию, тронулись.

— Куда правишь? — спросила девушка сонным голосом. Похоже, она была без сил.

— К волхву! Больше некуда. Можно, конечно, к Лещихе, но думаю, ни припадка она не соображает. Глеба уже налечила.

Агния на этот раз промолчала. И Ярослав вздохнул с облегчением.

Ярослав ждал у двух сосен. Волхв не пригласил его к себе, а сам взял Агнию на руки и унёс. Ждать пришлось долго. Парень подкрепился едой, которую захватил для девушки, но в этой суматохе даже не предложил ей. Допил воду.

Но вода — не проблема, сбегал к ручью, набрал ещё.

Потом лежал, обдумывал варианты: что дальше.

Наконец, показался волхв. Он опять нёс Агнию, только на этот раз она не подавала признаков жизни, а ноги её были так обмотаны не пойми чем, что напоминали две колоды.

— Теперь пусть так будут долго, — пояснил волхв, указывая на ноги. — Ко дню Сварога можно снять. Снимешь сам. Разрежешь, если надо ножом всё, что здесь есть. Раньше нельзя.

Пока Ярослав укладывал Агнию на телегу, волхва и след простыл. Ярослав, получается, и не поблагодарил его. А, впрочем, не очень он и благодарен был. Волхв, как и предсказывала Агния, был холоден и неприветлив. Ладно, что хоть не прогнал восвояси.

Ярослав потрепал девушку за руку. Та с трудом открыла глаза, огляделась, вспомнила.

— Ну, и куда теперь? — спросил парень.

— Не знаю.

— К матери?

— Нет! В Берёзовый Кут я не вернусь.

— Тогда направляйся на все четыре стороны, — не выдержал Ярослав.

— Тогда вывали меня под ближайший куст, только подальше от дороги, — не осталась в долгу Агния.

Во упёртая!

Но Ярослав такой вариант развития событий предусмотрел, пока сидел у сосен. Раздражало его сейчас только то, что из всех возможных решений проблемы Агния выбрала самый сложный. В чём он, положа руку на сердце, и не сомневался.

— Но, — повернул он лошадку.

Далеко в лесу была их сторожка. Когда зимой ходили на охоту, в ней иногда оставались ночевать, если не успевали засветло домой. Летом день длинный, ею не пользовались, тем более, охотиться с размахом некогда, вот она и стояла без дела.

Приехали нескоро. Ярослав внёс девушку, осмотрел помещение. Конечно, условия неприхотливые, но жить можно.

В дальнем углу лежанка, покрытая старой шкурой, Агнию он положил туда.

Кресало, кремень — всё на месте. Огонь он развёл привычно быстро. Зажёг самую длинную лучину.

Поставил у изголовья воду.

— Ну, всё. Пора мне домой… Оставайся. Завтра приеду, будем обустраивать тебя. А пока так переночуешь.

У Агнии закрывались глаза.

— Ты это… — Ярослав помялся, — на двор… хочешь?

— Куда? — Агния нахмурилась, не понимая.

— Ну, в уборную…

— Хыля, иди в сарае почисти, на свинью уже страшно глянуть, — приказала Кисеиха.

— Так, я у неё только вчера убиралась, — тут же вмешалась Калина.

— Ну, значит, плохо убралась, — Кисеиха так просто не сдавалась. — А хорошая хозяйка и два раза в день должна за всеми убрать.

Хыля послушно вышла во двор. На грудь словно лёг тяжёлый камушек.

И совсем не в том дело, что не хочется или другим она была занята. Нет. И работать на ногах весело, и дела по дому все интересные. А причина в том, что мать не любит, когда она рядом. Как только хозяйские дорожки пересекаются, матушка тут же находит для дочери дела подальше от своих глаз. И это каждый раз больно.

Это Хыля поняла и, часто, сама стала опережать желания матери. Так легче.

Калина осталась в хате наедине со свекровью. Подышала тяжело, глядя на Кисеиху, но на этот раз промолчала. Что толку-то? Отвернулась к печке.

Кисеиха разошлась. Схватила мокрую тряпку, стала стены от копоти чистить, бурча что-то про нерях и дармоедок.

Калина вздохнула, хоть следом за Хылей беги в сарай. Ох, и склочная же баба, её свекровь.

Вдруг Кисеиха охнула, словно от боли. Ещё не зная, что случилось, Калина мысленно позлорадствовала, мол, так тебе и надо.

— Калина, а что здесь за иголка воткнута?

— Где?

— Да вот. — Кисеиха показала довольно длинную иглу. — Между брёвен была.

— Не знаю.

— А кто будет знать? Кто её сюда засунул?

Кисеиха задумчиво вертела в руке иглу.

— Ай, подбросил кто? Да у нас, вроде, такие.

Переключила внимание на уколотый палец.

— Глубоко воткнулась, зараза, — покачала головой, пососала палец.

Стены мыть перехотелось. Бросила тряпку.

— Как Хыля вернётся, скажешь, чтобы вычистила всё тут.

Сама вышла на улицу — посидеть на лавке, посмотреть, что народ делает. Может, кто мимо пройдёт, поделится новостями.

К вечеру палец опух, покраснел, стал болеть сильнее. Кисеиха не спала, держала его в холодной воде — так более-менее терпимо.

Но утром на него было страшно смотреть. Отыскала иголку, вновь задумчиво рассматривала её.

Спросила у мужу:

— Не знаешь, что здесь за иголка торчала?

Тот пожал плечами.

Потом спрашивала у всех домочадцев, и все ответили приблизительно одинаково. У Хыли не спросила. Почему-то язык не повернулся.

На следующий день поняла, что дело серьёзное. Пошла к Лещихе, что она посоветует.

— Как бы не антонов огонь у тебя разгорался, милая, — страшные слова ударили наотмашь.

Лещиха стала готовить какие-то снадобья, но Кисеиха не стала даже и слушать, побежала в лес. Не для Лещихиного ума такие серьёзные вещи.

Дорога в колдыбань Кисеихой не раз была топтана, а вот далее, к старой лачуге и ещё более старой её хозяйке, не ходила уже несколько лет. Поплутала немного, но дошла.

— Пришлёпала! Тебя тут только и не хватало! — Кисеиха едва открыла дребезжащую дверь, как услышала слова приветствия. Но от них охоты встречаться с Власой не прибавилось. Да делать нечего, и Кисеиха, дрожа и согнувшись в три погибели, вошла и закрыла за собой дверь.

Баушка злилась. Но вид подавать было никак нельзя. Поэтому она держала всё в себе. Одному лишь Айке рассказала. И то шёпотом, и когда они были далеко от дома.

Злилась же она на домового.

Сколько она живёт в этой хате, столько она его и знает. Лично не видела, тут уж не довелось, но беседы односторонние с ним вела и каждый день, втайне от Ивара, собственноручно прикармливала. Но теперь его, похоже, не прокормить. Никогда такого не было.

— Кажный день по кринке молока утягивает, — жаловалась она Айке, когда шли с ним к Русе.

Айка посмотрел на баушкино расстроенное лицо и сам расстроился.