— Ну, раз тебе так интересно, есть такая редкая травка, ягодки у неё больно занятные. Как раз созрели недавно. Но ты эту травку и в глаза не видела, потому как под каждым плетнём она не растёт. Так что говорить дале нет никакого толку. Уходи.

Пыря вышла.

Минуту спустя перепуганная Хыля наблюдала, как к ним во двор вошла хмурая тётка Пыря. А сама Хыля так и не успела отползти от стены той самой землянки, в которой мать с дочерью только что так и не нашли общий язык, чей разговор от слова до слова Хыля подслушала.

Но Пыря, похоже, не обратила внимания на смущение и перепуг девочки, хотя обратилась прямо к ней:

— Прошу по соседски огня. Только с покоса вернулась, печь зажечь нечем.

То, что Пыря не поздоровалась, не поговорила на посторонние темы, а сразу перешла к делу, было, конечно, необычно, но после услышанного за стеной, Хыле тоже было не до того.

— В хату иди, тётя Пыря, там в печи.

И Пыря — неслыханное дело, сама прошла в хату, без хозяйки, пусть даже такой искалеченной, как Хыля. Вскоре, не поблагодарив и не взглянув на Хылю, пошла к себе. В руке держала зажжённую лучину.

После обеда зашумели верхушки деревьев, наклонились травы к земле, поползли по небу фиолетовые тучи, засверкали в них молнии, загрохотали громы.

Поэтому, как не желалось с покоса поскорее домой, в путь пустились самые отважные и нетерпеливые, в надежде, что где-нибудь по пути удастся спрятаться от ливня и молний. Большая же часть, поглядывая на потемневшее небо, решила повременить.

Первая новость, с которой вернувшихся встретил родной Берёзовый Кут, была страшная. Только что случился пожар. Сгорела старая полуземлянка тётки Пыри. Скорее всего, по общему рассуждению, молния ударила. Но сильный дождь не дал пожару силу, огонь, к счастью, не перекинулся на соседние соломенные крыши. И никто не засомневался, что не молнии с громом тому виной, а сама Пыря так похозяйничала в своём дворе.

Одна лишь Хыля знала, что произошло на самом деле, но у неё никто не удосужился спросить.

С тех пор, как Агния произнесла страшные признания, они застряли у Хыли в голове, и всё время стучали: «Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»

Агния, наверное, совсем с ума сошла, раз всё колдует и колдует, и своим колдовством пытается убивать людей. Хыля теперь догадывается, что напрасно тётку Пырю мать обвиняла, что та её ног лишила, а то не тётка Пыря была виноватой, а её дочка. Потом чуть Ярину не загубила, а вот теперь Глеб.

Глеб добрый. Хыля вспомнила, как он помог ей однажды гусей домой пригнать. Лиса их напугала, разлетелись по всему полю, а мать приказала их собрать. А как их собрать? Поле большое, а она маленькая. Были бы ножки здоровы, побежала бы, а ползком — попробуй собери. Вот и сидела на дороге, не понимая, с какой стороны ей начать. Но мимо проезжал на коне Глеб, остановился. Расспросил, разузнал про её беду. И перед молодым, здоровым парнем эта беда развеялась, как дым. Не успели слёзы высохнуть на щеках у Хыли, как гуси гогоча дружно топали в деревню.

Глеб слез с коня, посадил Хылю верхом и так они поехали. Хыле было немного страшно, но и страшно интересно. А Глеб поддерживал её за локоть.

«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»

А потом при каждой редкой встрече он подмигивал ей весело, как подружке. И Хыле было лестно, что такой пригожий взрослый парень её замечает.

Как же он теперь?

«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»

А как же Ярина? И подружка любимая Тиша? Все заболеют от горя и больше никогда не будут смеяться.

От этих горьких мыслей, от страшного стучания своего сердца в груди, от дрожи, которая сотрясала всё Хылино тело, она почувствовала себя словно во сне. Словно всё происходящее вокруг не по-настоящему, или не с ней.

Она видела, как прошла тётка Пыря, бледная, с поджатыми губами, с глазами, словно у слепцов, когда они смотрят и не видят.

Потом Хыля прижалась лицом к плетню и стала наблюдать за тем, что делается у соседей.

Видела, как тётка Пыря воткнула горящие лучины прямо в землю, а сама стала носить солому и складывать её вдоль стен покосившейся полуземлянки. Около двери солому не положила. Потом подожгла её, а сама с лучинами шагнула за порог.

Вскоре из лачуги раздались крики Агнии, а потом через порог повалил дым. Пыря вышла. Следом выскочила и Агния. Сначала кинулась за вёдрами, но увидев пылающие с трёх сторон стены, остановилась. Так и стояла всё то время, пока первые капли дождя не зашипели, обжегшись, а потом ливень начал борьбу с огнём.

Агния стояла неподвижно, и странная улыбка играла на её губах.

Хыля дождалась когда огонь потерял силу, потом поползла в свою хату переодеваться. У порога она прислонилась к стене и задумалась.

«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»

Надо что-то делать. Есть же ещё два-три дня.

Надо ползти к Видборичам. Они что-нибудь придумают. Если, конечно, вернулись с покоса.

Переоделась, и как только гроза стала утихать, поползла. Долго стучала в ворота, понимая, что были бы дома, уже бы открыли. Так и есть. Выглянула хмурая баушка и глазастый Айка.

— Чего тебе? — не слишком вежливо спросила старушка.

— Мне бы дядьку Ивара.

— Нет никого. Все на покосе.

— А когда вернуться? — Хыля понимала, что вопрос глупый. Ну, откуда баушке знать, когда вернётся семья. Сорока что ли на хвосте весточку принесла?

— Не знаю. Можа, завтра, можа, послезавтра.

«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»

Хыля попрощалась. Что дальше? Идти к отцу Прокопию? Но и его, скорее всего, ещё нет. А надо беречь силы…

Есть один выход. И есть человек, который, может быть, поможет. Если не он, тогда просто не к кому больше обратиться.

Хыля поползла домой. Надо покормить свою бабушку. Кто знает, когда её следующий раз покормят. И кто. Самой ей, может, уже не придётся. Потому, что она поползёт в лес.

Смеркалось. Скоро станет темно. Надо спешить. Кругом лужи и ручьи. Но это не страшно, они не такие уж и холодные. Лес страшен.

Когда Хыля подползла к первым деревьям, на землю опустились сумерки. Это они здесь, на лугу сумерки. А там, в лесу, уже ночь.

Хыля остановилась. Говорят, год назад она провела в лесу почти целый месяц. И вот опять. Из того происшествия она ничего не помнит. И стоит ей сейчас переступить невидимую черту, что отделяет луг и лес, что-то начнётся. Будет ли она помнить? Вернётся ли?

«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»

Наверное, тогда что-то ужасное произошло, раз она забыла. Хыля поползла. Главное, не сбиться с дороги. Конечно, ночью найти пристанище волхва труднее. Тем более, что Хыля за давностью времени, плохо помнила в каком месте поворот к двум соснам. Мелькнула трусливая мысль вернуться домой, а с рассветом искать путь. Но Хыля отсекла её. Надо идти сейчас. Темно. Но луна угадывалась за завесой облаков. Может, скоро выглянет? Тогда будет легче.

Хыля ползла, напряжённо вглядываясь вперёд. По сторонам и назад лучше не смотреть. К шороху и лесному шуму тоже лучше не вслушиваться. Шумит лес и пусть шумит. Не надо ни о чём думать. Вот и всё. Крупные холодные капли падали на спину, тяжёлые, словно чьи-то ледяные пальца. Оставалось только надеяться, что это капли, а не пальцы. Не думать… Не думать… Надо что-то произносить. Что угодно. Что-то хорошее. Но в голову долго ничего не приходило. Потом вспомнила, как вместе с Тишей выпускала птичку на Живин день.

Твердила и твердила упрямо закличку, пыталась в памяти вызвать тёплый майский день, подружку, что передала ей маленькую птичку. Крохотный чёрный глазок, такой живой. Вспомнила, как подержала минутку у себя беспокойный тёплый комочек, а потом раскрыла ладони…