Всё было просто и сложно одновременно. Мне нужно было лечь в воду, отрешиться от мира и впустить в себя тьму.

Отличный план. Только вода ледяная. Как в ней расслабиться и "отрешиться" — вопрос спорный. Можно наложить на себя заклинание глубокого сна, стазиса или другое подобное. Но тогда велик шанс захлебнутся, а спасать меня некому.

Ладно. Поехали. Для начала наложила на себя заклинание, лишающее чувствительности. Легла в воду. Теперь я не чувствую температуры, но теплее вода от этого всё равно не становитсястановится. Тело реагирует соответствующим образом — мышцы сводит, нервная система бунтует. Включаю регенирацию, благо силы вокруг — уйма. Через какое-то время тело прекращает сопротивляться и деревенеет.

Несколько минут и я медленно иду ко дну. Хочу плыть, но не могу — тело не слушается. Паника. Стоп. Закрываю глаза и нахожу темный источник в далекой глубине озера. Тянусь к нему, и тьма тянется ко мне. Тьма тянется, ощупывает, ластится, шепчет разными голосами, а потом входит в самый центр грудной клетки. На этот раз всё происходит совершенно безболезненно.

— Аëве, ты пришла, счастье моё, — сильные руки гладят лицо, грудь, плечи, — Аë, я так долго искал тебя, не оставляй меня здесь. Я стою в темноте, и лишь далекий отсвет наверху дает мне разглядеть мужчину передо мной. — Арион, это ты? — тянусь к нему, тянусь и боюсь, что он сейчас исчезнет, и сердце моё разрывается от счастья и боли, — Арион… Выдыхаю его имя, и целую, целую, словно хочу напиться этим поцелуем, вложить в него всё, что только могу и забрать — ровно столько же. Раствориться в нем, если это возможно, как может душа, истосковавшаяся за сотни лет по другой душе, стремиться раствориться в ней. — Аë, радость… Тебе нужно очнуться, Аëве. Сейчас. Иначе твоё тело умрёт — голос Ариона стал тревожным, — просто разреши мне приходить в твои сны, не закрывай их. И его губы касаются моих.

Я не знаю и не помню, как я выбралась на берег. Из рта, глаз и носа текла вода. Тело горело, кружилась голова и тошнило. А впрочем, желудок, похоже, был тоже полон воды, которая поспешила найти выход.

О Богиня!

Не знаю, сколько я пролежала на берегу без сил — минуту или полчаса, когда наконец смогла встать. Накинула на себя полотенце и плед, и, шатаясь, побрела к остальным своим вещам.

Первым делом напилась горячего чая, затем разожгла костёр, и, наконец-то смогла одеться. Добрела до крыльца, завернулась в плед и заснула прямо там. Мне снилось, что меня обнимает и прижимает к себе кто-то большой. Кто-то очень большой и горячий.

Когда я проснулась, солнце клонилось к закату, мой костëр давно прогорел, а температура вокруг заметно пошла вниз. Как ни странно, я чувствовала себя бодрой, отдохнувшей и полной сил. Нос немного заложило и першило горло, но я за несколько секунд избавилась от этих ощущений. А ещё безумно хотелось есть.

Перекусив тем, что взяла с собой и допив остатки чая я села ждать темноты. Это странно — мне было так хорошо и спокойно в этом месте, что я не хотела уходить отсюда. И только понимание того, что во первых я тут задубею, а во вторых за меня будет беспокоится друг, не дало мне размечтаться о том, что бы остаться здесь. Словно отзываясь моим мыслям, где-то вдали завыли волки. Угу, аномалия не трогает животных, как бы не стать чьим-нибудь ужином.

Без приключений добралась до дома. С Джонатаном мы просидели до самого утра. Я выложила ему всё — про Димитра и всю семейку Райно, Луку, Лайру, бабушку. Рассказала, как мы с инквизитором ездили к темному озеру инициировать мой дар некроманта. Про Фаргва, маму и брата Джонатан уже был в курсе. В конце концов, совершенно вымотанные, разбрелись по комнатам спать.

Ко мне под одеяло залез Барсик. Спать с холодным мертвым котом? Удовольствие сильно ниже среднего. Я засыпала, положив руку на пушистый бок, и сквозь сон подумала о том, как бы было здорово, если бы маленькое кошачье сердце под мое ладонью снова билось.

Проснулась через три часа, от ощущения тишины, забившейся в уши. Такая тишина случается только тогда, когда землю укрывает первый снег. Барсик дрых в ногах, свернувшись клубком, и, когда я зашевелилась, тоже проснулся и сладко зевнул. Мой мозг зацепился за какое-то несоответствие, но спросонья я не поняла, в чем дело. Кот спрыгнул и мяукая и перебирая передними лапами, начал виться в ногах. Отдала приказ успокоиться — ноль реакции.

И тут я окончательно проснулась. Нежить не спит, не зевает и не потягивается.

Высшая нежить не просит жрать! На полу передо мной был кот. Самый обычный, живой кот. Подхватила котяру на руки, ощупывая. Так и есть — теплый, живой, мягкий. Какой-то по кошачьи текучий, какими бывают только кошки, которые хотят выскользнуть из твоих рук. Села на пол, уткнулась лбом в кота и расплакалась от эмоций. Разве так бывает?

А кот эмоций не разделил, прописав мне чувствительный кусь за руку. Видимо в подтверждение — бывает.

Друг ещё дрых. Не стала его будить — он то, в отличии от меня, вчера не бултыхался в источнике. Накормила кота найденной в холодильнике печенью и начала готовить завтрак: сырники себе, блинчики — Джонатану.

Через пятнадцать минут он явился на запах — заспаный и всклокоченный. Встал в проёме, скрестив руки на груди и прислонившись к косяку. — Знаешь, такие ароматы по утрам будят мои первобытные инстинкты и склоняют к коварным и низменным планам. — Каким-таким планам? Аааа, да пресвятые ж ëжики! — я отвлеклась и закипевший кофе чуть не сбежал. — Матримониальным, — друг попытался сделать коварное и злое лицо, но вышло не очень. — Я в тебя сейчас кину чем-нибудь за такие слова. — Если блинчиком, то я согласен. — Нееет, чем-нибудь очень тяжёлым, — я подбоченилась. — Своим характером, что-ли? — Джонатан поиграл бровями и сделал круглые глаза и поднял руки в примиряющем жесте, — Всё, всё, боюсь-сдаюсь. — Садись есть. — Кэт, а что с нашим котом? Он какой-то странный, — друг сел за стол, но к еде не притронулся, с недоверием рассматривая дремлющую животину. Я покосилась на кота, мирно развалившегося пузом к верху возле батареи. — Да нет, кот, как кот. Обычный вполне. Парень почесал в затылке, потом ещё раз. Потом потëр глаза. — Это не наш кот. — Наш. — Этот кот — живой! Живой и вполне здоровый. — Угу, — я разлила по чашкам кофе и села напротив, — живой. — Это его так на Артане? — Нет, это я его так случайно ночью. Не спрашивай — как. Я не знаю.

Ели молча. Джонатан переваривал информацию. Я просто ела. Лимит эмоций на ближайшие дни у меня, кажется, был исчерпан.

— Какие планы на сегодня? — Не знаю, — я пожала плечами, — пойдем по городу погуляем? Праздник, всё-таки. И снег выпал. Коту еды купим, его теперь кормить надо. Джонатан глянул на кота. — Даааа… А это он теперь когти точить, линять и по весне орать тоже будет? — Непременно, — утешила я друга. — Ну ты удружила, так удружила.

Я написала письмо деду о том, что разблокировала дар, потом позвонила бабушке — связь ещё работала. Подумала, и написала Луке с вопросом о том, будет ли сеанс связи сегодня вечером, но ответа так и не дождалась.

Мы гуляли по городу, улицы украшала праздничная иллюминация, на площади даже выступали какие-то местные артисты, но народа было немного. И не чувствовался дух праздника, что-ли.

Пили горячий шоколад с корицей, а затем пошли в кино. На большом инфоэкране крутили какую-то бездарную комедию. Я как раз подумывала уйти, не дожидаясь концовки, когда у всех почти одномоментно запиликали инфобраслеты.

"В связи с указом N256ui44666 об информационной безопасности, все инфоустройства временно отключены от общих сетей. Связь в внутригородских сетях остается по прежнему доступна в… (Шел список городов), просим отнестись к данной мере с пониманием и терпением. Будьте здоровы и помните о мерах профилактики."

В зале зароптали, кто-то непристойно ругался, кто-то пытался звонить. Джонатан взял меня за руку и вывел из зала. Шли обратно молча, каждый думая о своëм.