— А Трюфель?

— Трюфель все это время был рядом. И когда я прокашлялся… — Лида вспомнила, как и сама, попав впервые в Баттенберг, испытала на себе этот недуг. — Он предложил мне сделку.

— И выслушав его условия, ты так просто согласился подписать с ним контракт?

К своему стыду Лида не знала, что сподвигло Зефира и ее прадеда к подписанию их контракта.

«Чем больше я узнаю об этом мире, тем больше понимаю, какая же я неумеха», — подумала она, решив, что как только встретится с Зефиром, сразу же у него все разузнает.

— Я решил, что это шутка, — произнес Максим, продолжив рассказ. И словно в оправдание, добавил: — Я все еще думал, что сплю. Поэтому согласился. А потом… был скандал.

Королева Ваниль вызвала Трюфеля и Максима на аудиенцию. Ведь произошла из ряда вон выходящая ситуация! Аристократ подписал с человеком контракт!

— На ушах стоял весь Баттенберг. Эту тему обсуждали все без исключения, перемывали кости всем членам семьи Трюфеля.

— Они знали, почему Трюфель решился на этот шаг?

Максим покачал головой.

— Разумеется, нет. Он и словом не обмолвился, что причиной подписания с человеком контракта была его скорая свадьба с Шарлоткой де Тарт. К тому же, об их свадьбе на тот момент не было объявлено. Вспомни, твой фиолетовый об этом знать не знал. Сестра его, думаю, тоже.

«Точно», — Лида согласно кивнула.

А Максим продолжил.

— Когда Ее Величество спросила Трюфеля о причинах, он сказал, что всегда был лоялен к людям и жаждал узнать человеческую натуру. И услышав это, его отец буквально взорвался в эмоциях. Он отрекся от Трюфеля прямо там, в зале. И как бы Ее Величество не пыталась успокоить его, образумить, говоря, что такие решения не принимаются на горячее сердце, его отец был непреклонен. Трюфель — позор де Фадж, к которым он с того момента не имел больше никакого отношения.

Лида почувствовала, как у нее закислило во рту. Эти аристократы с их средневековым менталитетом! Так просто отказаться от сына, словно он не собственный ребенок, а какая-то ставшая ненужной вещица.

— Трюфель, должно быть, был так расстроен, услышав его решение, — проговорила Лида.

— Скорее всего, но ни передо мной, ни перед кем-то другим он и не думал показывать, как на самом деле отнесся к своему отречению от семьи. — Максим шваркнул подошвой по застеленному ковром полу. — Когда шумиха поутихла, нас снова вызвали во дворец. Думаю, королева Ваниль, если уж ничего и не знала, то догадывалась, в чем была истинная причина заключенного между нами контракта. Мы долго с ней беседовали. Узнав мои… обстоятельства, она предложила мне обучение во дворце кондитерскому ремеслу. И оказалось, что у меня к этому делу талант.

«Вот же хвастун», — подумалось Лиде.

Максим не упустил возможности нахвалить самого себя.

— Было понятно, что до восемнадцати лет я был привязан к нашему миру, но после… я мог остаться в Баттенберге навсегда. И я ухватился за эту возможность. Что меня ждет в нашем мире? Абсолютно ничего.

— Не говори так, — не согласилась с ним Лида. — Кондитером можно и у нас быть. Посмотри на Сахарного.

Но Максим только отмахнулся.

— Это не то же самое, что жить в Птифуре, — сказал он и, заметив направленный на него взгляд Лиды, словно одумавшись, замялся. — В общем, не об этом сейчас разговор.

Лиде хотелось воспротивиться, сказать, что об этом тоже можно поговорить.

Она-то наивно полагала, что Максим отказался от своей идеи остаться в Птифуре по достижению своего совершеннолетия. Но судя по вырождению его лица, которое она сейчас наблюдала, и по его нежеланию развивать эту тему дальше, с болью в сердце ей пришлось признать, что Горький по-прежнему жаждал связать свою жизнь с этой стороной.

— В общем, я стал часто появляться во дворце и так сдружился с Безе.

— Сдружился, — повторила Лида, в голосе ее клокотала непонятая Максимом обида. — Ты за ним следил.

— Это было на его благо.

— Друзья не докладывают родителям о том, где их друг.

— Докладывают, — сказал Максим, — если от этого зависит их жизнь.

На этом их разговор прервали стуком в дверь.

Максим поспешил открыть ее. На пороге стояла Пралине.

— Прошу прощения за столь ранний визит, — произнесла она, тоном бодрым и мелодичным, — но Ее Величество, королева Лидия, отсутствует в своей комнате. Возможно, Вы знаете, где она?

Лида не видела смысла скрываться, сделав несколько шагов к двери, она поравнялась с Максимом и показалась служанке на глаза.

— Я здесь.

На лицо марципанки упала мимолетная тень неодобрения при взгляде на стоявших напротив нее молодых людей. Поначалу Лида и не поняла, в чем, собственно, дело? А после, осознав, что в Птифуре молодым незамужним особам ранним утром находиться не в своих покоях было явно непозволительно, если не сказать аморально, поспешила поинтересоваться, по какому поводу и кто ее искал.

— Господи послал меня узнать, не присоединится ли Ваше Величество к завтраку? — покорно произнесла Пралине.

Ее старческое лицо вновь приобрело маску учтивого равнодушия.

— Только я? — решила уточнить Лида, недоуменно посмотрев на Максима. — А что насчет остальных?

— Прибывшим с Вами… — Пралине старательно подбирала слова, — попутчикам, будет накрыто на общей кухне.

Это Лиду возмутило.

— Они не слуги, а мои друзья! — заявила она.

Друзья, проверенные временем и невзгодами, будь то стычки с одноклассницами в коридорах на переменах, или огромные, размером с кошку, ядовитые пчелы!

— Если Ваш господин считает иначе, — продолжила Лида.

Но почувствовав тепло чужого прикосновения к своим пальцам, прикусила язык.

— Маркиз приглашает Вас к столу, Ваше Величество, — спокойным тоном произнес Максим, крепче сжимая ладонь Лиды в своей. — Хозяин дома впустил нас и дал крышу над головой этой ночью. Нет никакой необходимости обижать маркиза своим отказом.

Лида сделала глубокий, успокаивающий ее разбушевавшееся сердце вдох.

«Ладно!..»

— Я с удовольствием, — начала Лида, выдавливая из себя улыбку, — позавтракаю с маркизом де Фадж.

— В таком случае, прошу, следуйте за мной, Ваше Величество, — чуть склонив голову, произнесла Пралине. — Я сопровожу Вас.

И, развернувшись на невысоких каблучках, женщина шагнула в сторону.

— Не веди себя так глупо, — прошептал Максим на ухо Лиде, — не стоит делать врагами каждого встречного.

— Он вас всех ни во что не ставит, — пылко зашептала Лида в ответ, подняв на Горького взгляд. — Это отвратительно.

— Его дом — его правила, — с тем же спокойствием продолжал говорить юноша. — Меня это не обижает, Трюфеля, возможно, задевает, но не более того. Марина вообще не поймет, что произошло. Вот Барбарис, скорее всего, взбесился бы и отказался завтракать, но ради тебя мы все пойдем на ту кухню и будем делать то, что от нас ожидают. Не надо нас защищать. Веди себя, как подобает королеве.

— Я и веду себя, как королева.

Лида отпустила его руку и шагнула через порог.

«Мое королевство — мои правила», — подумала она, следуя за Пралине.

Лида осторожно взглянула на стол, взяла в руки красивую чашку, украшенную рисунком из мелкой розы, и пригубила чай. На вкус он был приторно-сладкий и, вроде бы, не отравленный.

Если маркиз де Фадж и понял причину ее отказа от завтрака, то виду не подал, спокойно разрезая ножом и нанизывая на вилку кусочки жареных бекона и яичницы. Устроенная королевой голодовка его нисколько не волновала.

Лида перевела взгляд на сидящего по правую сторону от маркиза юношу.

Младший сын семьи де Фадж внешне мало чем отличался от Трюфеля. Те же волнистые, оттенка молочного шоколада, волосы, такие же добродушные, как и у старшего брата глаза. Только цвет у них был другой, зеленый. Мягкие черты придавали его лицу юношескую моложавость, что шло вразрез с острыми и суровым чертами лица маркиза.

Лида предположила, что оба брата внешностью пошли в мать.