— Эгоизмом? — повторила Лида. — В чем же?..

— Если бы Максим остался во дворце навсегда, — пояснил Безе, — ему бы не пришлось возвращаться в ваш мир, а значит, мой друг всегда был бы рядом.

«Вот оно что», — подумала Лида, наконец понимая, каким же одиноким принц Безе был всю свою жизнь.

— Но стоило Максиму встретить тебя, — продолжил Безе, — как разговоры о жизни в Баттенберге стали звучать все реже.

От его слов у Лиды перехватило дыхание.

— Я много времени провел с ним после того, как оказался во дворце у тетушки. И изменения, что произошли в нем, пока мы не виделись… сказать по правде, меня удивили. Где мой друг? Куда подевался Максим Горький, который вечно был всем и всеми недоволен? Максим, которого я встретил в Козинаке, время от времени так глубоко погружался в свои мысли, что мне даже стало интересно, о чем он в эти моменты думал?

Принц посмотрел на Лиду и улыбнулся ей.

— А думал он о тебе, Лидия. Все это время.

Провалиться бы сквозь землю и никогда больше не появляться на ее поверхности! Не дышать свежим воздухом, не нежиться под лучами теплого солнца. Смириться со всеми горестями и лишениями, лишь бы забыть о том, что произошло!

Именно с такими мыслями Лида провела ночь, так и не сомкнув глаз. Несчастные одеяло и подушки получали удары пятками и кулаками, а под утро и вовсе оказались на полу, словно там им было самое место. Но сколько бы Лида не пыталась выбросить из головы слова принца Безе, его голос звучал отчетливо и громко: «Максим Горький думает о тебе дни и ночи напролет».

Лида издала какой-то нечленораздельный звук и хлопнула себя по лицу. Да так сильно, что от этого хлопка у нее покраснели щеки.

— Не говорил он такого! — рьяно заявила Лида своему отражению, будто то было ее собеседником и настаивало на обратном.

Разглядывая в зеркале свое осунувшееся от недосыпа лицо, она попыталась улыбнуться. Но вышло настолько плохо, что Лиде стало противно от собственного вида в зеркале. И махнув на него рукой, она вернулась в кровать.

Вскоре должны были прийти служанки. Свадьба свадьбой, но уроки никто не отменял, и расписание Лиды в этот день было расписано буквально поминутно. Вроде бы, какое благо! Она будет так занята, что прокручивать в голове ночной разговор с принцем Безе попросту не будет времени. Но назойливые мысли роем жужжащих пчел из Желатинового леса так и шумели у нее в голове, жужжа имя Максима Горького.

И все же, если собраться с мыслями и рационально подумать обо всем, что случилось, так ли странно, что она могла нравиться Максиму? А он ей?

Да, первое впечатление, которое они произвели друг на друга, было не самым приятным. Но пройдя вместе через такое количество опасных испытаний, разве не могли они взглянуть друг на друга под иным углом?

«Друг познается в беде», говорят люди.

Почему бы тогда в беде не найти и возлюбленного?

От этой мысли у Лиды вновь запылало лицо. Да так сильно, что вошедшие в спальню через несколько минут служанки поинтересовались, не заболела ли она?

— Может, стоит пропустить занятия, Ваше Величество?

— Плохо будет, если Ваше Величество сляжет с лихорадкой прямо перед свадьбой.

В другой ситуации Лида с удовольствием согласилась бы остаться в своих покоях и не показывать носа из комнаты. Но отчего-то сегодня совесть не позволяла ей этого сделать и спустя некоторое время, когда ее волосы были накручены в высокую прическу, а платье подобрано в цвет, как выразились служанки, ее настроения, явилась Ириска и сопроводила Лиду в бальный зал.

Там ее уже дожидалась госпожа Мята, явно пребывающая в скверном расположении духа.

— Рада видеть Вас в добром здравии, Ваше Величество, — поздоровалась она с Лидой, но ее голосе не было слышно радости.

Только острые как лезвия бритв высокие нотки, намекавшие на то, что женщина была крайне разочарована всем, что Лида умудрилась учудить за столь короткий срок.

— На сегодняшнем занятии мы будем оттачивать мастерство Вашего танца, — заявила придворная дама, не сводя с Лиды пристального взгляда. — Для этого я вновь попросила Макаруна составить Вашему Величеству пару.

При взгляде на стоявшего у стенки марципанца, у Лиды от сочувствия к нему заныло сердце. Скорее всего, Макарун в очередной раз в чем-то провинился перед госпожой Мятой и был ею наказан, а в качестве наказания должен был исполнять все ее приказы. Но в какой-то степени Лида была рада тому, что ее партнером снова был Макарун. Ведь в пару ей могли поставить кого угодно. Того же Максима!..

Лида собралась с силами и запретила себе краснеть, думая о Горьком.

Комфортно ей было бы танцевать с Зефиром, но тот был слишком занят помощью королю Миндалю и не уделял ей должного внимания, хотя все еще считался ее покровителем и отвечал за каждый ее шаг в Птифуре.

«Правильно ли в такое время вообще готовиться к празднику и учиться танцам?»

Ситуация с Иргой и Цитроном так и не разрешилась. Если верить тому, что Лида умудрилась подслушать у болтливых служанок, Цитрон продолжал свои атаки на иргийские приграничные деревни.

Но с какой все-таки целью?

— Ваше Величество?.. — Макарун пытался привлечь внимание Лиды, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Вы готовы к уроку?..

— Всегда готова, — отшутилась Лида в манере своего отца.

Но птифурцы вряд ли могли оценить фразу времен молодости ее родителей.

— Тогда… позволите?..

Макарун убрал одну руку за спину, вторую протянул к Лиде и, слегка склонившись, смотрел на нее снизу вверх. Лида без колебаний вложила свою ладонь в ладонь марципанца.

— Музыку. — Госпожа Мята хлопнула в ладоши и сидевшие в углу музыканты принялись мучить струны своих инструментов. — Макарун, веди Ее Величество в танце. Ваше Величество, надеюсь, Вы не забыли наши уроки и не собираетесь отдавить этому юноше его лакированные до блеска туфли.

Лида опустила взгляд вниз.

Туфли Макаруна, нежнейшего оттенка бирюзы, и в самом деле были до блеска натерты, словно их только что изготовили в самой стерильной башмачной на свете. Вероятно, чистка обуви была одним из видов наказания, выпавших на долю несчастного Макаруна.

— И… раз-два-три! Раз-два-три! Раз-два-три!

Голос госпожи Мяты звучал громко и четко, и Макаруну не составляло никакого труда поддерживать нужный ритм, кружа Лиду в вальсе. Он смотрел куда-то поверх ее головы, погруженный в собственные мысли, поэтому Лиде ничего не оставалось, как вновь задуматься над тем, что должно было произойти в ближайшие дни.

Лида понимала, что вскоре закружится точно в таком же танце вместе с принцем Безе, надев созданное госпожой Арахис свадебное платье, а десятки незнакомцев будут смотреть на нее и шептаться, пряча шевелящиеся губы под веерами и полураскрытыми ладонями. Из-за музыки она не сможет расслышать их слов, но неприятный озноб все равно заскользит по ее спине, когда Лида почувствует на себе чужой взгляд. И все же…

…она заполучила титул королевы в честной борьбе — неоспоримый факт, с которым многие смирились. Даже если про себя считали, что она, будучи человеком, этого недостойна, злопыхатели ничего не могли с этим поделать. Корона на ее голове — награда за храбрость и смелость. Но что насчет свадьбы с принцем Безе? Верит ли кто-то, что между ними вспыхнула любовь? Или все догадались, что брак заключался исключительно по расчету?

Принц Безе официально вернется во дворец лишь в день свадьбы. Кто будет объяснять подданным, куда он пропал в вечер дебютантского бала и кто стал причиной его исчезновения? Это ляжет на ее плечи? Она не хотела ни перед кем объясняться. Нет, Лида прекрасно понимала положение дел. Как только корона Великого Марципана коснулась волос на ее голове, и подданные склонились перед ней в поклонах, принц Безе перестал быть принцем Марципана. Впрочем, как и его родители перестали быть королевой и королем принадлежащего им королевства.

У них не было никакого права находиться во дворце, тем более объясняться и требовать справедливости. Все письма с приглашениями на свадьбу рассылались за подписью Лиды. Когда она подписывала двухсотую или трехсотую открытку, чернильные буквы на лиловой бумаге, пахнущей сахаром, плясали заборчиком, и ее имя было написано по-детски неряшливым почерком.