Юдзу вновь расправила плечи и откинулась на спинку кресла, переводя дух.

— Вы со мной не согласны, господин покровитель?

Зефир молчал. Эта женщина в его глазах теперь выглядела настоящим чудовищем, искренне верившим в то, что разрушая старые устои, ей удастся создать что-то новое. Но Зефир прожил среди людей много десятилетий, он видел мировые войны и знал, что на обломках в конечном итоге ничего нельзя отстроить. Во всяком случае, не так быстро, как на то надеялась княгиня.

Зефиру оставалось лишь успокаивать себя мыслями о том, что Лида была далеко. И ничто не угрожало ее безопасности.

«Тебя предали».

Когда эта мысль окончательно засела у Лиды в голове, столицу Цитрона украсили сумерки. Небо понемногу затягивалось грозовыми тучами, и на улицах города воцарилась напряжённая тишина.

Лида сидела у окна и вглядывалась в зажигавшиеся друг за дружкой уличные фонари. В Баттенберге этим занимались специально обученные марципанцы — фонарщики. Они бегали по улицам с деревянными лестницами, поднимались с их помощью на высоту фонаря, открывали стеклянную дверцу красивого короба и зажигали внутри фитилёк. Если было нужно, в какое-то специальное место подливали масло. Лиде нравилось наблюдать за фонарщиками, следившими за фонарями внутри дворцового сада. Она подолгу могла сидеть у окна в своей спальне и вглядываться в тёмный сад, испытывая при этом странное чувство обеспокоенности, невесть откуда берущееся в её груди поздней ночью.

Наверное, она опасалась того, что в этой темноте скрывались парфийцы. Возможно, сам Джелато следил за ней и ждал… Ждал момента, когда удача будет на его стороне и он вновь попытается прибрать к рукам корону Марципана.

С такими мыслями Лида дождалась того момента, когда все фонари снаружи вспыхнули желтоватым светом и Цедра утонула в искусственном освещении. В столице Цитрона всё работало от электричества — блага, не доступного никому на континенте. И из-за этого у Лиды складывалось впечатление, что она была не в Птифуре, а дома. Просто заехала в тематический парк, где её нарядили и выпустили в старинный город погулять. Здесь не было той атмосферы, присущей Марципану и Макадамии, город казался искусственным и ненастоящим.

Лида почувствовала тяжесть в груди и, сделав несколько глубоких вдохов, попыталась избавиться от неприятного ощущения. Но мысли о предательстве продолжали ютиться в её голове и колющий холодок то и дело вспыхивал где-то под сердцем.

Благодаря Бергамоту ей удалось сбежать. Он спрятал её и Марину в своей квартире в нескольких кварталах от библиотеки и попросил не задавать вопросов. Бергамот и сам ничего не понимал. Меж тем у Лиды зародилось чувство вины перед Зефиром.

Где он сейчас находился? В какой темнице его могли держать? Допрашивали ли? Или просто бросили в сырой подвал и оставили совершенно одного? И Зефир сидит там, в кромешной темноте, ничего не понимая, не зная, за что с ним так поступили.

Лида нервно сжала губы.

А если она его больше никогда не увидит? Кто знал, на что были способны цитронийцы? Вдруг, она стала свидетелем похищения, о котором нигде и никогда не будет упомянуто?

Лида встряхнула головой, отгоняя от себя подобные предположения. Всё с Зефиром было в порядке, он мог о себе позаботиться, ведь, в конце концов, это был его мир. И он знал, как себя в нём вести.

— Лида, Бергамот нам чай заварил, — входя в комнату, произнесла Марина, держа в руках две пузатые чашки. — И знаешь с чем? С бергамотом!

Губы Мани дрогнули в уголках и растянулись в широкой улыбке. Если бы Лида не была сейчас в столь подавленном настроении, то обязательно бы оценила шутку. Но беспокойство за Зефира не позволяло ей и секундной радости.

— Слушай, всё ведь не может быть настолько плохо? — спросила Марина, ставя чашки на невысокий столик и садясь в кресло напротив Лиды. — То есть настолько плохо, что ты ничего не сможешь с этим сделать?

— Я? — моргнув и окончательно вырываясь из мыслей, переспросила Лида. — А что я? Что мне делать?

— Заявить, что Зефира похитили. И что тебя пытались похитить, но благодаря Бергамоту у твоих врагов ничего не получилось.

Лида взяла в руки чашку, покрутила её, вглядываясь в своё отражение на поверхности чая.

— А мои враги — стражники князя и княгини? — взглянув на подругу, проговорила Лида.

Покачав головой, она вновь опустила взгляд на чашку.

— И что, что стражники? На них что же пожаловаться нельзя?

— Пожаловаться?.. — протянула Лида.

И кому же ей было на них жаловаться? Лида не знала, кто мог защитить её в сложившейся ситуации. К кому ей было податься? К госпоже Арахис она не вернётся — велик шанс попасть в ловушку. И способа вернуться в Марципан, Макадамию или, если бы это было возможно, домой, она тоже не знала.

Лида бессильно опустила голову.

В этот момент в комнату вошёл Бергамот. Он обвёл помещение взглядом и подметил про себя, что с двумя гостьями оно стало ещё меньше. Но не испытывая от этого дискомфорта, он подпёр спиной стену и обратился к Лиде, немного подслушав их разговор:

— Тебя обвинили в измене, Лидия, и ты не просто подданная какого-то правителя, ты — правитель. Жалобы тут не помогут.

— Тогда тем более!.. — возмущённо воскликнула Маня. — Разве можно обвинять в измене королеву? Или кто-то думает, что раз Лида — человек, то о ней можно говорить что вздумается?

— Боюсь, что именно так многие и думают, — не задумываясь, произнёс Бергамот. — В Птифуре происхождение имеет первостепенную ценность, и люди в нашем мире не занимают таких постов. Даже приближёнными становятся немногие, чего уж говорить о титуле королевы.

— Тогда не нужно было допускать меня до турнира, — пробормотала Лида, отставляя чашку в сторону.

Пить душистый чай ей совершенно не хотелось.

«Нужно было отказаться ещё тогда», — подумала Лида, вспоминая, как Максим пытался отговорить её от участия в последнем этапе турнира.

Сколько бы проблем ей удалось избежать, найдись в Марципане с десяток-другой храбрецов. Никто не хотел участвовать в турнире Великих правителей и подвергать свои жизни опасности. Все хотели, чтобы кто-то за них отстоял честь королевской семьи перед Джелато, никто не осмелился выступить против герцога. Корме неё и Зефира.

Вот теперь они пожинали плоды своей храбрости. Или же героизма, о котором, как теперь становится понятно, никто их не просил.

— Прошлого не изменить, ты — королева, — сказал Бергамот, подходя к окну.

Он выглянул наружу, вздохнул и, передёрнув плечами от внезапно разразившегося где-то грома, захлопнул створки. Буквально через секунду по наружным карнизам забарабанил дождь.

— Скорее всего, будет созван суд аристократов, — сказал Бергамот и, заметив на себе недоумевающие взгляды, вспомнил, что Лида, возможно, и не знала, что это такое. — Это слушанья, во время которых судят…

— Аристократов, — перебила его Лида, это ей было понятно и из названия.

«Суд… Меня будут судить?..»

— И что на нём происходит? — спросила она, и в самом деле ничего не зная об этом суде. Она даже ни разу о нём не слышала. — Кто обвинитель? А кто защитник? Если этот суд созовут, должен же меня кто-нибудь защищать?

«И почему тогда, раз уж на то пошло, — подумалось Лиде, — этот суд не созвали из-за пропажи принца Безе?»

— Видишь ли в чём дело, — старательно исследуя взглядом потолок, протянул Бергамот, — суд аристократов созывают для того, чтобы судить аристократов. И судьями на этих слушаньях выступают правители, ведь судят их подданных. В твоём же случае всё несколько сложнее. Ведь насколько я понял из услышанного…

Бергамот замолк, перебирая в голове обрывки чужого разговора, подслушанного им в библиотеке. Как это всё было сложно.

Узнав о том, что Лида в Цедре и её вот-вот арестуют, Бергамот ни секунды не сомневался в правильности своего решения — бывшей сопернице по турниру Великих правителей следовало помочь. Разумеется Бергамот слышал о том, что произошло в Макадамии, но ему с трудом верилось в то, что Лида могла быть к этому причастна. За всю свою жизнь он не встречал более храброго и честного человека. И по этой простой причине его уверенность в её невиновности была непоколебима.