— Верно. Но это было вчера. Ты почти сутки был в отключке.

— Сутки!?

— Ага. Я принесу твой мобильник. Ну и часы… Атрибуты в моём сейфе. Могу  предоставить и медсестру на выбор, чего они все в тебя так влюблены, а?.. – врач ухарски подмигнул.

Дружба – это тяжелый труд. Как отдых или собственные дети. Тебе всегда нужно таскать куда-то своё тело, проявлять заботу вопреки настроению, поддерживать/опекать/ оберегать… А ещё мчаться на помощь по собственной инициативе, без сторонних просьб. Халюкин и Барин нежданно проявились в палате, затоптались на порожке.

— Вы кто такие и как прошли? – встрепенулся анестезиолог. – Я же приказал, чтобы никого…

Халюкин официальным тоном заявил:

— Я как заместитель прокурора, должен снять показания с потерпевшего. А как верный друг – принес Андрею Васильевичу гостинец. – Одной рукою он сунул врачу под нос «корочки», а другой тряхнул пакетиком с «продуктовым набором для больного».

Для врача при исполнении существует один пациент. Все остальные – это враги, которых надо безжалостно посылать подальше. Тупая полиция, надоедливые родственники, любимые домашние животные, ангелы жизни и смерти… — всё едино.

– Андрей Васильевич ещё слишком слаб, потерял кровь. Необходим покой, чтобы набраться сил, – врач воинственно надвинулся на пришельцев, расправил сутулые плечи. – Можете оставить свои апельсины и уходите.

Пока ты не настроил лыжи к Господу, ты можешь воздействовать на окружающий тебя мир, в лице особо ретивых коллег…

– Николай Николаевич, пусть ребята посидят со мной? – смиренно воззвал Бутербродов. – Ближе этих людей у меня нет, отвечаю.

Анестезиолог вспомнил, что воспаление яичников его тёща лечит у единственного в городке гинеколога. Весомый аргумент, чтобы нарушить регламент, ведь это не клятва Гиппократа, в конце-то концов…

— Пожалуйста, недолго, — он стремительно вышел из палаты. Дверь прикрыл за собой.

— Привет, Бу! – друзья распаковали пакетик, достали яблоки и коньяк. Пропустили по рюмашке, по ходу дела. За здоровье и вообще.

— Как узнали, что я здесь? – наивно спросил Андрей.

— Юлька, — уронил бизнесмен с усмешкой.

— На самом деле, не смешно, — на удивление очкарик не поддержал иронию. – Юлия Васильевна… ну, окей, Юлька – позвонила мне на мобилу. Когда был переезд, она находилась у калитки дома. Всё видела. Ты ж, Андрюха, всего десять метров не дошел… Юлька и «Скорую» вызвала.

— Мой мобильный Юлька тоже знает? – не удержался от ёрничанья Барин.

Бутербродов слушал хмуро. И хмуро же сказал:

— Она всё про меня знает. Включая рацион моего завтрака и когда хожу в сортир. Даже размер моего члена. А я её ни разу, если что…

— Да ладно!? – изумились друзья.

Андрей в ответ понуро ухмыльнулся, вспоминая случай полугодовой давности. Тогда Они вместе посмотрели праздничный концерт ко Дню кого-то-там. Сидя строго каждый на своём кресле перед телевизором, в доме доктора.

— Спокойной ночи, Андрей Васильевич. Не будем обниматься на прощание, — девица величаво удалилась. – Я завтра приду.

Бутербродов вышел к печке покурить и обнаружил тетрадку, на гостевом столе.

– Конспект забыла, — констатировал доктор. Он машинально пролистал тетрадь:

– Ой, а это что? – на последней странице были схематично изображены половые органы. И аккуратная запись: «У него длина двадцать пять сантиметров, у меня глубина восемь сантиметров. Хм. Как совместить несовместимое?».

— Быть может, у Юльки это возрастное, и пройдёт? – предположили друзья, посмеиваясь.

— Вы плохо знаете Юльку. У неё это никогда не пройдёт, — грустно усмехнулся Бутербродов. – Ладно, хорош сплетни гонять. Кто меня переехал, установили?

Друзья убрали свои улыбочки и застенчиво повинились:

— Юлька запомнила номер Джипа, но он фальшивый. Принадлежит тачке нашего мэра. Объявили в розыск чёрный «Ленд Ровер», будем надеяться…

* * *

Сладострастный женский голос шептал в уши: «Я – исполнительница твоих самых тайных желаний… не верь Агафье… — старой дуре… Я буду у твоих ног… подарю много-много мужского счастья… Возьми меня… исполни обряд на получение неразменного рубля… Я твоя, милый… только твоя…».

— А! – Бутербродов проснулся. Немножко поморгал и уверенно откинул одеяло. Пошевелил ногой в бинтах, согнул и разогнул. Тянущая боль исчезла. Или её и не было?

— Супер! – он вскочил и распахнул окно. Утреннее солнце ему задорно подмигнуло.

В палате возникла синеокая медсестра. Ахнула, прижав ручки к томной груди:

— Андрей Васильевич! Вам нельзя вставать, у вас разрыв связок!

— Эгей! Нет разрыва, а есть растяжение! Но теперь и его нет! Видите? – Андрюха отбарабанил чечётку, напоследок пнул больной ногой по кровати.

— Не может быть, — заворожено вымолвила медсестра, нервно тиская левый сосок.

Всё великое свершили люди двух типов: гениальные, которые знали, что это выполнимо, и абсолютно тупые, которые даже не знали, что это невыполнимо. И, конечно же, красавчик-доктор не идиот… Неправильный диагноз – такое сплошь и рядом, тем паче с безнадежной техникой, находящейся в больнице.

— Принесите мою одежду, — распорядился Бутербродов. — Николаичу я сам после позвоню. У меня сейчас нет времени на долгоиграющую процедуру выписки.

Андрюха подошел к медсестре, легонько взял за правый сосок. Сжал. Игриво улыбнулся.

— Хорошо?

— Хорошо… — замлела медсестра.

* * *

— Кысь-кысь-кысь, — машинально звал доктор, взбегая на верандочку своего дома. Котяра не проявился.

Бутербродов не стал грустить, даже для приличия. Он пробежал в гостиную и схватил раскрытую книжку. Та закономерно задрожала и заохала. Доктор приблизил страницы к глазам и медленно прочел:

— Обряд на получение неразменного рубля…

Деньги меня не волнуют, они меня успокаивают. Фух! Доктор выдохнул, глянул на наручные часы.

— Десять-тридцать. Рынок в самом разгаре.

* * *

— У него разрыв связок голени! Никакое, к хрену, не растяжение!

Так доктор Николай Николаевич кричал на синеокую медсестру Вику, в ординаторской.

— Он станцевал передо мной, — оправдывалась девушка.

— Что ты несешь, твою маму, Вика!.. Я лично его осматривал, зафиксировал открытый, заметь открытый! — разрыв. И наложил повязку.

Анестезиолог рванул из кармана пачку сигарет, ожесточенно закурил. Хотя курить в больничных помещениях намедни запретили сказочные гномы.

— Может быть, вы его сами прооперировали, а потом забыли? – ляпнула Вика, и тут же закрыла ротик испуганными пальчиками.

Андрей Васильевич, помахивая большой клетчатой сумкой, шёл по базару. Откуда-то сбоку вынырнул мужик в драном пиджаке и с сизым носом, нагло взял врача под руку:

— Эй, парень, купи птицу.

— Какую птицу? – доктор резко притормозил.

— Гуся!

— Гуся?

— Ну да. Отличный гусь! – мужик залихватски показал большой  палец.

— Ну… А сколько хочешь за него? – заколебался Бутербродов.

— Не дороже денег. На литру дашь?

— Ну… договорились. Где гусь?

— Там! – парочка пошла к южной стороне рынка. Через десяток метров Бутербродов вдруг придержал алкаша:

— Постой-ка! Гусь-то живой? Мне дохлый ни к чему…

— Не боись! Живее всех живых, как Ленин! – интимно подмигнул мужик.

Андрюха внимательней присмотрелся к продавцу. Ранее с алкашнёй он дела не имел, и закономерно не приглядывался. Но «сейчас» от «раньше» отличается больше, чем белое от чёрного.

— Слушай, мы раньше не встречались? – напряг память покупатель. – Больно рожа знакома.

— Может, бухали вместе, – невнятно буркнул мужик, отводя глазки.

— Вряд ли…

Бардак в голове. Так бывает, когда за два дня проживаешь массу событий, которые твой мозг не может рационально объяснить. Кто хоть однажды имел дело с нечистой силой, тот поймет. Кроме того, жажде богатства плевать на любые сомнения… Андрюха уверенно нырнул в неприметный закуток в углу рынка, вслед за мужичком.