Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

47ВКС, с. 49. Первоначально в газ. «Дни» (1925, № 878, 13 дек., с. 3).

48ВКС, с. 50–51.

49-50. ВКС, с. 52–54. В СЗ (1926, кн.29, с. 202–203; первые стихи Кнута, появившиеся в этом журнале), с пометой Париж, янв. 1926, в ВКСэЕК еще более точная датировка: 26 янв. 26 — 1-я ч., 23 янв. 26 — 2-я ч. Журнальная публикация имеет некоторые отличия от последующих перепечаток в ВКС (с. 52–54) и ИС (с. 65–67): во 2-м и 3-м стихах второй строфы (2-я ч.) было: «…По струйкам нерасслышанных журчаний. Я чую рост — и предвкушаю плод». Предпоследняя — в журнальном варианте строфа —

И взмыла кровь. И мед во рту возник —
Горчайший мед отвергнутой услады…
Но прянул я. И сгинул блудный миг,
И я топчу губительные клады, —

в ВКС и ИС не включалась (см. образ горького меда в стихотворении «…Нужны были годы, огромные древние годы», № 39). В ИС: 2-й стих четвертой строфы во 2-й части: «Плыву, плыву — и расстаюсь с тоскою» (в ВКСэЕК слово «покои» зачеркнуто, но замена не найдена); в заключительном стихе отсутствует глагол «гуди». В ВКСэЕК в 1-м стихе первой строфы (2-я ч.) «зреющем» рукой Кнута заменено на «розовом» (в ИС оставлен прежний вариант).

51ВКС, с. 55. В ИС (с. 68) входит на правах 3-й ч. в цикл «Тишина». Печаталось в Я (с. 107). «Плывут первоцветущие сады, Предслышится мелодия глухая» — Л. Гомолицкий приводит это двустишие как пример органического использования архаизмов в поэтической речи (Л. Гомолицкий. «А стих елико прорицает». IN: Меч, 1938, № 19, 15 мая).

52ВКС, с. 56. В ВКСэЕК во 2-м стихе первой строфы эпитет «горький» зачеркнут и заменен на «соленый»; в ИС (с. 70) сохранен первоначальный вариант, но в отличие от ВКС вторая строфа разбита здесь на два двустишия.

53ВКС, с. 57. Первоначально в газ. «Дни» (1925, № 878, 13 дек., с. 3).

54ВКС, с. 58–59. Во 2-м стихе пятой строфы ИС (с. 71–72): «На мир земной уже без страсти глядя», там же — завершающая стихотворение строка: «Томился той же неизбывной жаждой», вариант этой строки, вписанный Кнутом в ВКСэЕК. «Томился рядом той же древней жаждой».

55ВКС, с. 60–66. I гл. опубликована в ж. «Благонамеренный» (1926, № 2, с. 12–14), с подзаголовком отрывок из поэмы. Оценивая отдел поэзии в этом выпуске журнала в целом как неудачный, автор рецензии в «Верстах», скрывшийся за инициалами В. Ч., отмечал в частности, что «отрывок из поэмы Д. Кнута — довольно слабый. У Кнута есть вещи лучше» (Версты, 1926, № 1, с. 212). В другой рецензии на тот же номер журнала Ф. Степун, напротив, подчеркивал талантливость поэмы, хотя при этом обращал внимание на то, что в ней «неприятно перекликаются ноты как будто бы еще преждевременного поэтического самокоронования», извиняя поэта лишь тем, что он «всего только поддался соблазну библейской стилизации и стилизованного пафоса» (СЗ, 1926, кн. 28, с. 483, 484). В сравнении с ВКС журнальный отрывок имеет некоторые отличия: стихи третьей строфы следовали в ином порядке:

— Оставь сей мир. Иной тебе назначен
Возвышенный, благой, мужской удел.
Благодари: Мной суждено иначе.
Оставь заботы недостойных дел.

После строфы четвертой шла строфа, отсутствующая в ВКС и ИС:

— Тащи ее на дикую тропу ты,
И, сбросив в пыль, ей повели: ложись.
И, повалив, веревками опутай,
Свяжи ее, глухонемую жизнь.

И далее, зачин шестой строфы (в окончательной редакции текста — пятой) выглядел так: «Схвати ее бесстрашными руками». Кроме того: «Повеют ветры с винных океанов». Готовя «Испытание» для ИС (с. 73–80), Кнут внес в нее следующие изменения (I гл.): первая строфа: «И грозно протрубило: „Довид Кнут“», четвертая строфа: «Слепая жизнь, твои слепые дни», шестая строфа: «Ты обложи сушеною полынью», седьмая строфа: «Услышишь бесподобные стихи»; во II-й гл. иное деление на строфы. III-я гл. частично напечатана в ВР (1926, № 3) со следующими разночтениями: «Чтоб многие в ладонях груди грелись, Чтоб каждую любить и звать: моя»; строфа —

Пить винный сок, кусать айву и сливу,
Пугать невзгоду, ветер и метель…
Приятно жить в саду Его счастливом,
Добро и зло закинув за плетень —

отсутствует и в ВКС, и в ИС. От них отличается также первое двустишие следующей строфы: «Лежать в ночи — дышать простором свежим, Плыть в мир невыносимой красоты…» (в последнем стихе «легким» вместо позднейшего «ясным»). Интересно, что завершающий стих поэмы в ИС, состоящий из одного слова «Плодотворить», воспроизводит не ВКС, а именно журнальный вариант, в котором «Осуществлять себя» отсутствует.

Как и поэма «Ковчег», «Испытание» строится на основе ветхозаветной архетипики, которая служит метафорическим выражением идеи творчества, миссии поэта. В данном случае в качестве прототипической матрицы выступает библейский сюжет «акедат Ицхак»

Собрание сочинений в двух томах. Том I - i_027.jpg
— жертвоприношение Авраамом своего сына Ицхака.

САТИР

Сборник «Сатир» выпал из поля зрения мемуаристов, биографов, критиков и исследователей Кнута. Его не упоминают даже близко знавшие поэта и вроде бы неплохо знакомые с его творчеством авторы: Терапиано и Струве (с. 331).

Еще в рецензии на ВКС Терапиано-НК (с. 63) проницательно указывал на то, что «’эротическое узрение мира’, эротика явная и подсознательная играет большую роль в стихах Кнута». Критик склонен был трактовать данное качество его поэзии в масштабных — этико-философских и эстетических — категориях. В цитируемой рецензии он писал далее буквально следующее: «Эта эротика как данная не совпадает еще, мне кажется, с тем широким тонусом мира, который интуитивно несет в себе Кнут. Эрос многолик, и чем эротичнее узрение через него мира, тем яснее проступает сквозь „земные формы“ его целостная сущность. Ведь сплетение уст и рук наименее эротично! Стихия подлинного Эроса, мне кажется, захватывает Кнута во многих его очень талантливо задуманных эротических стихотворениях. Но такой начальный ритм, чтобы не разбиться и не распылиться — должен в завершении явить нечто большее, чем физическое обладание, освятить его хотя бы тенью, отблеском Ее — не побоимся произнести глухо звучащее сейчас слово — Прекрасной Дамы…». А. Бахрах, опираясь на кнутовское автопризнание (см. стихотворение «Благодарность» в ВКС), кажется, небеспричинно видел основную черту его поэтики в соединении «бедного и грубого тела» («весьма чувственного», — не без ироничного подмигивания читателю добавляет он), — с «веселой душой», и придавал этому телесно-духовному синтезу существенное значение эманации художественной энергии поэта (Бахрах, с. 125).

66
{"b":"854431","o":1}