IV Вдруг воздух заиграл, колебля переливы, И полыхнул — Его глаза! За стройным ангелом Он шел неторопливо. И вот — Он стал. И вот — сказал: — За то, что ты спасал для праведных селений Стада надежд и стаи слов, Что табуны Мои от гибели и лени Твое спасло — твое — весло, — Что из трясин и бездн ты вывел непролазных И в горьких водах вел ковчег, Что огибал обман и острова соблазнов, И шел на свет, и не спросил — зачем; — Что в терниях, в дождях растил ты чудный колос, Что им питал стада, стада… И в каждом шелесте стерег и слушал голос, Что реял над тобой всегда; — Что был напрасен гром воды быстротекущей Пред крепкою твоей рукой — Я говорю: взойди на розы райских кущей, И ляг, и пей, вкушай покой. — Я видел — высока была твоя работа. Взгляни на Судные весы: Ты был упрям и тверд в борьбе водоворотов, Приветствую тебя, Мой сын! …И улыбался Ной, и счастье в кущах спело — Блаженств и тишины часы! И плыл великий свет, и все цвело и пело: «Приветствую тебя, Мой сын». III 47. «Гляжу — и не вижу…» Гляжу — и не вижу. Говорю — и не слышу. Ноги ходят, а я — недвижим. Грусти о любви же! Где-то ветры колышут Рыжий строй, радость рыжую ржи. Где смех той лачужки — Сон счастливый и многий — Те следы, те плоды, та роса?.. Был проще пичужки, Пятки грел, крепконогий — Пел в горах и свистал по лесам, Гнал в тундре оленя, Шел по выжженным весям, Льды ломал — и крепил паруса!.. …Свет благостной лени. Я бесплотен и весел. Одиночество, стой на часах! 48. «Я все веселье отдаю — и рад…» Я все веселье отдаю — и рад — За слабый звон нездешних струн и смеха, За переброшенное сотни крат — Из тьмы во тьму летающее эхо. В полночный час я стерегу простор. Коплю улов, дрожащий в лунном свете… Плыви в меня, таинственный восторг! Я жду тебя, стою голодной сетью! На что мне — слезы, радость и печаль! На что мне пыль и шум земной услады! Душа моя, прощайся — и отчаль В тишайший край незыблемой прохлады! Течет и плещет тихий океан И берега холодные чарует… Я слышу песню мимолетных стран, Что благосклонно выплеснули струи. Я слышу невозможные миры — И я иду, счастливый и покорный, Туда, где — знаки выспренней игры — Качаются серебряные зерна. О, Господи, промолви мне: растай! — И кану в тьмы, благодаря и веря. Как сладок ропот музыкальных стай, Что плещутся о Твой зеленый берег! 49–50. Тишина 1. «Сияющий песок у запыленных ног…» Сияющий песок у запыленных ног. Гудит небытие огромной тишиною. Опустошен, блажен и одинок, Стою и слушаю — в пыли и зное. Неутолимым сном опалена, Душа ведет меня в огонь и соль пустыни. Встает миражем сонная страна, Где все недвижно, благостно и сине. …Мне вечность зазвучала, как струна, Семи небес суровое дыханье… Душа кочевником поет в пустыне сна, Моих горбов покорна колыханью. 2. «Лежат века на зреющем песке…» Лежат века на зреющем песке. Нет никого, нет ничего со мною. Все голоса остались вдалеке. Я предаюсь забвению и зною. Журчит песок. Плыву, послушный плот, По струям нерасслышанных журчаний. Я слышу рост — и предвкушаю плод: Тугое, полновесное молчанье. А ты, душа, ты дремлешь на плоту И видишь упоительные дали — Ту голубую глубь и пустоту, Что мы с тобой давно предугадали. Журчит песок. И по волне тепла Плыву, плыву — в последние покои. Я переплыл моря добра и зла, Держа весло упорною рукою. Но старый сон мне преграждает путь, И вижу устрашенными глазами Знакомую заманчивую грудь, Былые схватки с нежными врагами… Последняя — веселая — борьба, И сброшен груз — тяжелых дней и мыслей. Играй, греми, победная труба. Гуди, ликуй о сладостном безмыслии. 51. «Пустынный свет, спокойный и простой…» Пустынный свет, спокойный и простой, Течет вокруг, топя и заливая. Торжественной последней полнотой Напряжена душа полуживая. Плывут первоцветущие сады, Предслышится мелодия глухая, И вот не кровь, но безымянный дым Бежит во мне, светясь, благоухая. Земля покачивается в убогих снах, В тишайшем облаке пустыни безвоздушной. Неупиваемы тепло и тишина, Смиренье дел природы простодушной. |
