III …Мне голос был: — Остановись и внемли. Освободи мятущуюся плоть И поспеши покинуть эту землю, Где Я велел — связать и заколоть. — Вот жизнь твоя! Мне этого не надо. Тебя ли, сын, в земных полях взыщу? Нет! Я велел — и ты не знал пощады… За эту горечь жертвенного чада Я все тебе прощаю и прощу. — Я говорю: за взгляд, простой и легкий, За эти три безжалостных узла, За этот нож, огонь, дрова, веревки, За жизнь, что под ножом изнемогла, — Я, испытав тебя огнем закланья, Тебе велю: живи, Мой сын, живи. Не бойся снов и яростных желаний, Не бойся скуки, горя и любви. — Будь на земле, живя и умирая, Земные ведай розы и волчцы, К тебе из музыкальных высей рая Слетаться будут частые гонцы. — И, слушая неслышанные песни, Что ветерок донес издалека, Ты вдруг поймешь, что нет игры чудесней, Чем этих волн улавливать раскат. — Так знай: ничто поэту не помеха, Но все ведет к желанным берегам. Вот Мой завет: не бегать слез и смеха, Смотреть в глаза любимым и врагам… — Стоять пред гулкой солью океана, Звучать в ответ на радость, на прибой, В веселии, семижды окаянном, В бесплотный пляс вступать — с самим собой. — На женскую спасительную прелесть Идти, как в море парус — на маяк, Чтоб милые в ладонях груди грелись, Чтоб женщину ласкать и звать: моя. — Земли порой оставив побережья, Отчалить в сны бесцельной красоты… …Свой малый путь пройти стопой медвежьей, С медвежьим сердцем, ясным и простым. — …Не бегать благ и дел юдоли узкой, Но все приняв, за все благодарить. Торжествовать, когда играет мускул. Осуществлять себя. Плодотворить. Сатир Брату Николаю — с монастырским приветом Д. К. 56. Вступление В конце концов, друзья, вполне возможно, Что демоны ведут судьбу людскую, Что в их игре, большой и осторожной, Для них едим, плодимся и тоскуем. Что на путях любви, добра и зла Ведут нас, на плечах усевшись ловко, Как армянин классический — осла: Маня висящей на кнуте морковкой. Спокойно говорю: мне все равно. Мне нравится встречать и трогать женщин, Меня нередко веселит вино, Люблю стихи, серебряные вещи… И если я, в конце концов, добыча Той тьмы, в которой я мерцал вначале, Мне все равно: я все учел и вычел — Мне соловьи о радости свистали. Пусть эти демоны меня морочат, Когда в моих руках моя подруга, Пусть, тайно управляя мной, хохочут В злорадный час чертовского досуга, Пусть только потому, что близорук я, Мне часто мир — как музыка прекрасен, Сдаюсь, охотно поднимаю руки — Пляшите, черти. Я на все согласен. 57. (I) «О чем здоровый думает мужчина…»
О чем здоровый думает мужчина В часы мужских раздумий и мечты? Читатель, дяде твоему и сыну Подобно — все о том же, что и ты. Будь он чертежник, водолаз, приказчик, Чиновник, арендатор иль поэт, Мясник, портной, философ завалящий, Он не о славе думает, о, нет! Не о наживе, как это ни странно, Не Бога хочет он в ночи бороть, Не мысли мудрых жгут его обманом, Но женщина его пружинит плоть. Я, нижеподписавшийся мужчина, Сравнительно — почти анахорет, Не вижу больше смысла и причины Хранить наш древний, наш мужской секрет. Я говорю: ни банки, ни парламент Мужского не убили естества… О, дайте мне для этих слов пергамент, Чтоб не стирались честные слова. Безмерной женской прелестью — телесной — Согрета нам земная полумгла. Любая нам прекрасна и прелестна, Мила, желанна, радостна, тепла. И ссудо-сберегательные кассы, Куда в визитке едет свинопас, Нас научили скопческим гримасам, Но все ж не вовсе оскопили нас. Я признаюсь от имени собратий: Мы не встречали женщины такой, Которой не раскрыли бы объятий, К которой не тянулись бы рукой. 58. (II) «Тому дней пять… дней шесть тому назад…» Тому дней пять… дней шесть тому назад Я проходил коммерческим пассажем, Где издавна незыблемо стоят Два манекена в светском антураже. Я с давних пор привык там видеть их: Все так же, не меняя поз и жестов, Стоят — невеста и ее жених. И вечно так — счастливая невеста С улыбкою глядит на жениха, Он смотрит вбок, не выдавая страсти… Они вдвоем — как будто два стиха, Рифмующиеся с полночным счастьем. И вот я мимо шаркаю спеша, Так, этаким чиновником бесполым, Как вдруг — хлебнула радости душа! — Невеста предо мной стояла голой. Поймите, ведь — папье-маше! Но — вдруг! И я, облезлый, рыхлый и лядащий, Опять окреп, опять — упруг и туг, Вновь — стоющий, стоящий, настоящий. |
