Рынки и лавки в тот день не работали, и открыты были только таверны. На улицах шло веселье, торговали засахаренными фруктами, жареными дынными семечками и солёными угрями. На площадях танцевали канатоходцы — прямо над разноцветной гудящей толпой, бросающей им свои гроши. Медвежатники водили по улицам своих несчастных, затравленных уличными собаками зверей, в которых кидались камнями оборванные городские нищие. Ведь эти животные были беднее самых бедных, глупее самых невежественных, они были ниже их всех. В толпе было множество калек, пострадавших в этой бесконечной войне и теперь пропадавших в нищете, всеми позабытых и брошенных. Они попрошайничали на улицах, пока старые раны не сводили их в могилу.

В более благополучных королевствах, например в Бургундии, в честь бракосочетаний устраивались турниры. Рыцари на арене скрещивали копья, звенели серебряные фанфары, колыхались шёлковые занавеси, в тени которых сидели знатные дамы. Но во Франции не было денег построить трибуны и сшить костюмы для герольдов, а потребность в кровопролитии и возбуждении удовлетворялась во время петушиных боёв.

Трезвонили колокола соборов Нотр-Дам ла Раш, Св. Сатурнина и базилики Св. Мартина, добавляя свои переливы к торжественному звону, раздающемуся с двойной колокольни собора Св. Гатьена. День был ясным и солнечным, наполненным смехом, музыкой и колокольным звоном.

На стене замка была установлена пушка, около которой дежурил пушкарь. Она должна будет выстрелить на закате, тогда, когда наследник с невестой удалятся в спальню. Грохот выстрела послужит сигналом для всех французов, чтобы выпить за здоровье наследника и пожелать ему и его молодой супруге счастливого результата. Если же пушка даст осечку, то солдат ударит в большой барабан.

Но пушкарь как следует прощупал порох, чтобы проверить, не отсырел ли он, и решил, что он в полном порядке, дождя тоже не ожидалось, значит, ничто не должно помешать произвести залп в честь наследника. Он хотел устроить особый салют, заложив двойную порцию пороха. Его злило, что пушкари ценятся ниже, чем механики, управляющие неповоротливыми устаревшими катапультами. Разумеется, катапульты иногда могут быть достаточно эффективными, когда, например, перебрасывают через крепостную стену камень в 500 фунтов весом. Однако сам пушкарь верил в будущее пушки — благородного, красивого и сравнительно небольшого оружия. Если всё как следует наладить, то пушка может по кусочкам разнести целую крепостную стену, осыпая её градом каменных осколков, разлетающихся с бешеной скоростью, так что стены, предназначенные для защиты, моментально превращаются в орудие уничтожения. Если зарядить пушку кусками металла, она способна уничтожить войско противника, несмотря на их металлические доспехи. Да, наступит день — и пушкарь в этом не сомневался, — когда лёгкие и мобильные пушки сменят тараны и катапульты, используемые в армиях ещё со времён римлян. Людовик и его невеста получат потрясающий салют.

Сам Людовик с гордостью и волнением ожидал сегодняшнего события, не испытывая ни малейших опасений или сомнений, свойственных людям более взрослым и опытным. По поводу невесты с ним никто не советовался, что он счёл вполне естественным, поскольку и сам понимал, что ещё мало смыслит в международной политике. Однако он уже успел увидеть шотландскую принцессу и очень обрадовался, что политики выбрали именно её.

Долг каждого принца — жениться на бесформенных рябых дурочках, и Людовик осуждал тех, кто против этого возражал. Маргарита же была стройна и изящна, у неё был пухлый подвижный ротик, а кожа, судя по виду, должна быть мягкой и нежной, такой, как он и представлял себе кожу молодой девушки в своих мечтах.

Король Яков прислал ему в качестве свадебного подарка шпагу с большим рубином в эфесе. Людовик надел её вечером накануне свадьбы и пришёл к отцу.

— Ха, ха! Жених уже демонстрирует своё острое оружие! Тебе бы лучше распускать хвост перед своей невестой, хвастунишка!

Выражаясь достаточно прозрачно, так, чтобы, как полагал юный принц, смысл достаточно легко дошёл до сознания более взрослого человека, Людовик произнёс:

— Мой король и господин, я хочу поговорить с вами, как мужчина с мужчиной.

Король уже немного выпил и намеревался провести вечер в Альбуа с одной из гостиничных шлюх.

— Так, значит, ты хочешь узнать, как должен вести себя жених? Значит, твои учителя тебя ничему не научили? Хотя конечно. Брат Жан и сам ничего не смыслит, а Бернар д’Арманьяк слишком щепетилен. Так что же ты хочешь от меня? Может быть, показать тебе, как это делается? Чёрт побери, с такой милой малышкой это было бы приятно.

Юноша покраснел до корней волос. Ему было стыдно, что отец может так пошло шутить по поводу своей неверности по отношению к его матери, его также разозлило, что при этом была упомянута и его невеста. Он взял себя в руки и напрягся, выставив вперёд круглую бочкообразную грудь. Грудная клетка и голова у него были несколько непропорциональными, и он гордился своей грудью, а голову скрывал под большой — больше, чем того требовала мода, — шляпой.

— Разумеется, мне не нужны уроки, — ответил принц с большей уверенностью, чем в действительности испытывал. — Мне просто хотелось спросить, считается ли наш союз с Шотландией достаточно надёжным, чтобы допустить раннюю беременность? То есть сразу же, как только принцесса станет моей супругой.

Он приготовился внимательно выслушать ответ, в глубине души испытывая досаду на брата Жана Майори и правителя Верхнего Арманьяка. Почему его наставники не сводили его как-нибудь ночью в таверну и не дали возможности самому всё узнать о таких вещах? Юноши из знатных семей узнавали всё именно там. Это было бы несложно сделать, а если хорошенько укутаться плащом, то никто бы его не узнал и он бы испытал по-настоящему волнующее и захватывающее приключение. Людовик в душе надеялся, что отец ответит ему примерно так: «Международное положение таково, что беременность нежелательна».

— Ведь если наш союз с Шотландией ослабеет, — с тайной надеждой заметил Людовик, — то ребёнок сильно усложнил бы ситуацию.

Король Карл уставился своим тяжёлым взглядом из-под полуопущенных век на принца, задающего вопрос так, как будто король был членом тайного совета. У него чуть не сорвалось с языка: «Откуда мне знать, чёрт возьми? Мои советники мне никогда ничего не говорят». Однако королю не хотелось показывать наследнику полное неведение ситуации, и его ответ звучал довольно издевательски:

— Людовик, мальчик мой, почему бы тебе не пригласить завтра в спальню королевский совет и не обсудить этот вопрос с ними? Они будут рады услужить. И уверяю тебя, некоторые из них с радостью возродили бы старый обычай — позволить наиболее приближённым удостоверить подлинность королевского зачатия. — Карл хлопнул себя по обтянутому рыжей замшей бедру и громко захохотал. — Только представь, как старина Дюнуа Орлеанский любуется на вас с Маргаритой голых в постели! Тебе, возможно, придётся подраться с ним из-за своей девушки, хотя он и старик.

Людовик был рассержен и смущён, он всё же заметил, что на отце был костюм для верховой езды, совершенно, казалось, неуместный в этот час. Глаза юноши блестели, но в основном от слёз сомнения, так как ответа на свой вопрос он так и не получил.

— Вы позволите мне удалиться? — коротко спросил принц.

Он стоял и ждал, поскольку в соответствии с придворным этикетом обязан был получить разрешение короля.

Людовику казалось, что в голове у него стучит молот, а по спине вверх и вниз ходит ледяной ветер, хотя свечи в комнате горели ровным спокойным пламенем. У него так бывало в моменты волнения или напряжения, и подобные смущения нередко являлись признаком того, что назавтра ему может стать плохо. Однако если он на следующий день ел очень мало, то чувствовал себя превосходно. Бернар д’Арманьяк ничего не знал об этой идиосинкразии, а сам Людовик считал её слабостью, не достойной мужчины. Однако он не считал это грехом, поэтому и брат Жан ничего об этом не слышал, даже во время исповеди, иначе подобные приступы обеспокоили бы бывшего аптекаря, который всё ещё не забыл, как во время крестин наследника спрашивал у герцога-архиепископа о падучей болезни.