Из Савойи герцог Людовико писал королю: «О Вашем покровительстве искусствам много говорят в Италии, и на юге полуострова Вас называют гуманистом, а в их представлении нет высшей оценки, и указывают на повелителя, принёсшего Возрождение в страну, которую они всё ещё считают “варварской Галлией”. Примите мои поздравления!»

«С чем он меня поздравляет? — искренне недоумевал Людовик. — Ведь всё, чего я хочу, — это несколько почтовых голубей. И я достану их». И конечно же, достал.

Герцог Людовико писал, что здоровье его улучшается, что он убедил Шарлотту возвратиться во Францию, так что король вскоре увидит её. Он передавал добрые пожелания Амадею и пересылал тёплое письмо королю от его сестры Иоланды. «Герцог Людовико думает, что поправляется, — писала она, — но, между нами, на самом деле ему становится хуже... Я расхваливаю Вас каждый день моему дорогому Амадею и часто напоминаю ему о том, что безопасность Савойи зиждется на дружбе с Францией. Я буду говорить ему это, когда он станет герцогом, как делаю это сейчас. Мой дорогой Амадео всегда соглашается со мной».

«Преданная сестра, преданная Иоланда, — улыбался король. — Она стоит целого полка солдат». Он всё ещё надеялся, что у него появится дофин, но принцессы могут быть почти столь же полезны, как и принцы, даже гораздо ценнее, если речь идёт о таких принцах, как его брат Карл, напыщенный позёр, швыряющий бешеные суммы ради глупой гиеньской любовницы.

— Впрочем, пусть перебесится, — говорил король. — По крайней мере, этот не заигрывает с Бургундией. — Ему было весьма жалко разлучать друзей — Фуа, Анри, Жана, но он получал истинное наслаждение, разделяя своих врагов — Карла Гиеньского и Карла Бургундского.

Он разводит быстрых лошадей, основывает библиотеки, дрессирует почтовых голубей, закладывает родовые драгоценности, разделяет врагов, разделяет друзей, нанимает художников, наблюдает за сменой властителя в соседнем государстве, в надежде на то, что следующий будет ему дружествен, как и предыдущий, — о, занятой, занятой король. Неудивительно, что он всех приводил в замешательство своей безудержной активностью. Но через все его занятия, пронизывающей их насквозь, проходила одна неизменная жизненно важная непреложная забота — укрепление власти. Ничто не казалось ему ни чрезмерным, ни не заслуживающим внимания, если оно способствовало достижению того идеала, которому посвящена вся его жизнь. Одни посвящают свои таланты служению Богу, другие — наукам, третьи — воинским трудам. Таланты Людовика были поставлены на службу искусству управления государством.

Уже в первые месяцы после битвы при Монтлери государственная деятельность Людовика стала приносить первые плоды. Его вложения начали окупаться. В понедельник 25 августа 1466 года Динан и Льеж, расположенные во Фландрии, восстали против герцога Карла. Динан был, правда, невелик, зато Льеж был огромным городом. Ужасный герцог двинулся против меньшего города и грабил его, словно какой-то восточный тиран, до тех пор, пока сточные канавы не стали красными и липкими от крови. Урок образумил и Льеж.

В тиши своего дворца Людовик мрачно усмехнулся, когда услышал эту новость. «Забивать, словно скот, женщин и детей — не лучший способ завоевать сердца своих подданных».

Используя все подвластные ему способы передачи информации, включая театр, которого он, впрочем, не одобрял, бродячих артистов, менестрелей, сочинителей памфлетов и собственные королевские послания, исполненные ужаса, король дал понять, что страшится бургундской тирании. Как было глупо, убеждал он, ждать справедливости от герцога. И как омрачит будущее Бургундии подобная жестокость.

Мало-помалу французская аристократия начала приходить к согласию со своим сюзереном, давшим ей так много бургундского, которое не дало им ничего. Так же мало-помалу и налоги во Франции стали снижаться. Вскоре ему удалось выкупить королевские драгоценности у банка Сен-Джорджио, приславшего ему в соответствии с современными требованиями банковского протокола сердечное послание: «Если когда-нибудь Его Королевское Величество пожелает снова взять заём, то Почётный Совет Директоров, должным образом оказав предпочтение Его Величеству перед остальными, почтёт за честь таковой кредит ему предоставить...»

Кто знает? Не исключено.

В один из понедельников следующего года старый герцог Филипп Добрый умер. Разум его уже давно угас, в теле же продолжала теплиться жизнь. Кончина Филиппа позволила Людовику нанести ещё один тайный удар по врагам. Из Парижа отправились два курьера. Один, в камзоле золотой парчи, усыпанном серебряными лилиями, вёз соболезнование от короля дорогому кузену Карлу в соответствии с требованиями феодального этикета. Другой отъехал ночью, в повседневной одежде, но в седельных сумках у него были деньги и письма к агентам в Льеж. Льеж опять восстал.

Людовик начинал верить, что понедельник был его счастливым днём. Чтобы подавить восстание в Льеже, Карлу снова пришлось идти войной на своих подданных.

Неожиданная возможность извлечь выгоду из нападения Карла на Льеж предоставилась сама собой: Людовик её не упустил. Никогда ещё ему не удавалось обвинить врага в вооружённом нападении на церковь: а Льежем управлял епископ.

Вскоре каждый кардинал, епископ и архиепископ во Франции получил письмо от короля, осуждающее чудовищное неуважение герцога Карла к церкви. Людовик умно и предусмотрительно позаботился о том, чтобы письмо было подписано всеми его духовными титулами: наместник Священной Римской империи, хоругвеносец Римской Католической Церкви, наихристианнейший король. Необходимость написать такое количество писем доставила канцелярии немало хлопот, что подвигло Людовика обратить внимание её служащих на недавно изобретённые средства печатания. Говорили, что в Германии есть мастера, умеющие печатать книги. Почему нет их во Франции? Это безусловно ускорило бы рассылку королевских писем. Но пока он нанял обычных писцов, и вскоре с каждой церковной кафедры неслись проповеди, осуждающие преступления герцога Карла против истинной веры всего цивилизованного мира. Французы, от мала до велика, слушали, и им приходилось верить, поскольку факты были неоспоримы. Конечно, Людовик просто довёл их до общего сведения и сумел извлечь из них максимальную выгоду. Крупные аристократы сплачивались вокруг трона, вовсе не желая оказаться в одной компании с вероотступником. Теперь не страшно было ввести несколько новых налогов.

В том же году умер и Людовико Савойский. Людовик был искренне расстроен, поскольку смерть герцога очень опечалила и огорчила королеву; и даже маленькие принцессы, которые знали своего доброго дедушку, носили лиловые траурные платья с совсем недетской печалью. Но переход власти над Савойей в руки Амадео значительно усилил Францию, поскольку влияние человека на шурина всегда больше, чем на тестя.

Итак, по истечении полутора заполненных трудами лет король мог поздравить себя с тем, что отвоевал всё, что потерял в результате битвы при Монтлери, а также обрёл душевный покой, поскольку здоровье его было в надёжных руках. Оливье Лемальве в эти дни важничал, одевался как франт и был бесцеремонен. Все находили его невыносимым, все, кроме несчастной маленькой кривой Жанны, которая брала его за руку и ковыляла с ним вокруг дворца, потому что он с бесконечным терпением учил её ходить, чего не мог сделать никто. Он также умел варить леденцы, гораздо более сладкие, чем те, что получались у лучших поваров. Ради Жанны королева прятала свою неприязнь к цирюльнику.

А затем быстро, словно в театре, который Людовик сначала невзлюбил, а потом поставил себе на службу, произошла смена декораций. На безоблачном дипломатическом небосклоне появились тучи. Герцог Карл Бургундский, обнаружив, что французские аристократы сближаются со своим королём и отдаляются от него и что таинственные по происхождению восстания охватывают его города, прибег к помощи Англии. 2 июля 1468 года он женился на английской принцессе Маргарет, дочери короля. В британских гаванях начал собираться английский флот.