Ошибок полон рассказ не Цезаря, а Г. Ферреро, Но даже если бы не в этом было дело, если бы даже он дал нам новое толкование, соответствующее человеческой природе и свободное от всяких ошибок собственного рассказа Цезаря, мы все же утверждали бы, что эта новая история не может быть принята за подлинную историю. Рассказ Цезаря об этих событиях есть наш единственный древний рассказ о них. Человеку, отвергнувшему его, не остается ничего, на чем бы он мог обосноваться. Г. Ферреро в действительности совершенно неправ, утверждая, что гельветы навсегда разбили бы Цезаря. Нельзя писать истории, исходя из того, что могло бы быть. Нет ни одного события в древней или новой истории, которое было бы передано с такой подробностью, которая не допустила бы ловкого критика найти в рассказе недостатки.
Второй пример метода Ферреро мы заимствуем из царствования Августа. Этот правитель горячо желал основать династию, которая могла бы унаследовать его власть и положение. Он имел только одного ребенка, дочь Юлию, и пользовался ею для своих династических планов с холодной безжалостностью, обнаруживающей худшие стороны как его характера, так и его политических взглядов. Он последовательно выдавал ее замуж за трех мужей. Второй из них, Агриппа, был достаточно стар для того, чтобы быть ее отцом. Третий, Тиберий, совершенно не годился быть ее супругом. Это был недоверчивый и гордый человек, неспособный склоняться или сделаться популярным как в высших, так и в низших классах Рима, но прекрасный администратор и первостепенный генерал, любимый своими солдатами. Подобно многим гордым натурам, он, вероятно, был приведен к своим несчастьям собственным характером, а в тот момент, когда мы знакомимся с ним, он был ожесточен еще особой неудачей. Август, приводя в исполнение один из своих фантастических планов, побудил его в 11 г. до Р. X. развестись с любимой им женой и жениться на Юлии.
Другие причины делали его положение еще более трудным: хотя он был усыновлен Августом, сделался его зятем и был единственным сотрудником старого императора в трудном деле управления, но все же не был его наследником и даже лично не был любим им. «Соправителем» императора он сделался не ранее 12 г, до Р. X., но даже тогда не мог надеяться наследовать его власть. Август имел двух молодых внуков, сыновей Агриппы и Юлии. Они, по его мысли, должны были наследовать ему, и, делая Тиберия своим соправителем, он публично объявил старшего внука, Гая, своим наследником. Тогда Тиберий возмутился. На двадцать два года старше Гая, он не желал быть открыто заменен им.
Его брак с Юлией был также несчастен, и не по его вине: еще до брака с ним Юлия вела предосудительный образ жизни, известный всему Риму, кроме Августа. Тиберий вследствие этих двух причин внезапно отказался от занимаемой им общественной должности и удалился на Родос. Это знаменитейший в истории случай отречения, вызванного мрачной и оскорбленной гордостью. В свое время он вызвал много разговоров и соображений относительно его мотивов. Август, встретив препятствие в своих планах, в гневе обратил его удаление в настоящее изгнание на много лет; но задолго еще до его окончания одна из причин его удаления вполне оправдалась. Августу были представлены доказательства, что его дочь Юлия виновна в прелюбодеянии, продолжавшемся много лет и со многими лицами. Подобно другим, окружавшим Августа, она исчезла со сцены, будучи отправлена в изгнание, и провела остаток своей жизни вне Рима.
Таков остов истории, каким он дошел до нас и принят, например проф. Домашевским, посвятившим ему, так же как всему царствованию Августа, обширную главу. Г. Ферреро наделяет этот остов странной жизнью. Он выбрасывает личность Августа, превращая монарха или, как он предпочитает его назвать президента, в простую куклу. Взамен этого он прибавляет две партии, на которые наши античные авторитеты не дают никаких намеков. С одной стороны, он помещает пуританскую аристократическую партию, поддерживавшую традиционную суровость римских нравов и бывшую партией Тиберия, в которой тот играл роль нового Катона Цензора. Эта партия будто бы вынудила у Августа знаменитые законы 18 г. до Р. X. о нравственности и браке. С другой стороны, итальянский историк помещает котерию молодых людей с более либеральными или более легкомысленными идеями, поэтом которых был Овидий, а социальным вождем Юлия. Эта партия, говорит Ферреро, ненавидела и боялась Тиберия. Она-то и заставила Августа, против его желания, усыновить своего внука Гая в качестве наследника. Мальчик, несмотря на свою молодость, уже принадлежал к партии Юлии. Его дед поместил его под наблюдение учителей, подобно Веррию Флакку, известных как сторонников старой школы нравов, но им не удалось привлечь его к пуританизму. Таким образом, его назначение наследником изображается не как личное желание Августа, чтобы ему наследовал его прямой потомок, а как победа одной социальной партии над другой. В течение нескольких лет партия Юлии управляла Римом и даже провела ряд финансовых и социальных мероприятий. Наконец, отчаянные усилия пуритан дали ясные доказательства дурной жизни Юлии и вынудили Августа изгнать ее, хотя и не вернули обратно Тиберия.
Таков этот интересный рассказ, но место ему, во всяком случае, не в истории, так как, повторяем, наши античные источники не содержат никакого свидетельства о существовании партии пуритан или котерии прожигателей жизни. Они даже содержат намеки, что Веррий Флакк вовсе не был особенно консервативен в своих взглядах. Обычная версия событий, описанных нами, вполне понятна: здесь, как в примере с галльской победой Цезаря, нет никакой надобности в новом толковании. Тут опять психология Г. Ферреро страдает недостатком: как он неправильно понял гельветов, так неправильно понял и цивилизованного итальянского государственного человека. Человек, победивший Антония, поставивший единовластие на место олигархии, водворивший в Средиземном море мир после трех поколений постоянных беспорядков, удвоивший размеры римских владений и передавший мирную и хорошо организованную империю в неоспоримое наследие своим преемникам, был не из тех людей, которые предоставляют управление другим и разыгрывают роль марионеток.
Мы привели два примера, заимствованных из разбора труда Ферреро критиком, в общем довольно расположенным к нему. Но при самом появлении в свет «Величия и падения Рима» раздались и гораздо более резкие нападки. Так, Г. де Санктис в своем разборе двух первых томов сочинения Ферреро нападает как на основную мысль, так и на самый метод работы названного исследователя: претенциозное легковерие, фактические ошибки, пустые декламации — вот для де Санктиса общий итог двух первых томов, и он не находит для автора иного имени, как «дилетант».[670] Не менее суров отзыв другого итальянского критика: Ферреро написал историю как романист, его страсть — постоянно проводить параллели между древним миром и современностью — и его материалистическая философия исказили ему историческую перспективу; талантливый публицист, он не более как импровизированный историк,[671] На Ферреро в данном случае оправдались слова, что никто не бывает пророком в своем отечестве: отзывы иностранных ученых оказались в общем более сочувственными. В Германии Бауер, указывая недостатки «Величия и падения Рима», вместе с тем отмечает и его положительные стороны,[672] а во Франции книга вообще встретила весьма сочувственный прием. Поль Гиро приветствовал ее как «превосходный труд» и как «работу редкого достоинства».[673] Итальянец Александр Леви хвалит «новую концепцию истории», предложенную Ферреро, «Г. Ферреро, — пишет он, — употребляет методы современной эрудиции с немецким прилежанием, а возвышается до синтеза с латинской гениальностью. Какой урок для выдающихся профессоров истории в золотых очках, так любящих удаляться от жизни!» [674] «Выдающийся профессор» поспешил принять вызов: в «Цензоре» появился ряд статей de La Ville de Mirmont’a, самое заглавие которых достаточно указывает на их содержание: «G. Ferrero vu de l’Universitd frangaise»; «Comment M. Ferrero use des textes»; «Comment M. Ferrero 6crit l’histoire»; «Pour instruire M. Ferrero». В этих статьях в весьма резкой форме повторяются все нападки враждебных итальянскому ученому критиков, и местами изложение прямо переходит в памфлет. Автор отвечал в таком же тоне, и полемика эта длилась около трех месяцев.[675]
