Когда Моммзен оканчивал свою «Историю» смертью Цезаря, у него было намерение продолжать ее после того, как будет положено основание собранием всей массы уцелевших надписей. Так как проходили десятилетия, то свет уже перестал надеяться на появление труда, написать который был способен в то время едва ли ни он один. Это было во всяком случае задолго до того, как сам историк окончательно отказался от этого намерения. Отрывок, написанный им в 1877 г., был опубликован после его смерти, а в 1885 г. появилось то, что значится как пятый том «Римской истории». Более даже, чем Staatsrecht, «История римских провинций от Августа до Диоклетиана» базируется на надписях.[629] Исчезнувший мир был восстановлен трудом и гением одного человека, и стало возможным определить действительный характер и влияние империи. Прежние писатели поневоле смотрели на нее глазами римских историков и сатириков, помещавших личность правителя на передний план картины. Моммзен показал, что Рим еще не был всей империей, что жестокости и эксцентричности монарха имели мало влияния на бесконечное пространство римского мира и что мрачный ужас столицы не был типичным для всего государства. Авторитет Тацита до Моммзена равнялся авторитету Ливия до Нибура. Легенда, освященная Гиббоном, о контрасте между первым и вторым столетиями, веком Тиберия и веком Антонинов, рассеялась. Провинции, по словам историка, радовались сносному вечеру после знойного дня; величайшей заслугой Империи было обеспечение трехсотлетнего мира. Традиции о веке деспотизма и упадка Моммзен противопоставил картину прочного порядка, из которого возникла цивилизация Запада. Вместе с тем он разоблачил истинную природу административной машины империи. Мы узнаём о политике, направленной на расширение границ, и о политике создания буферных государств, о пограничных землях и вассальных государствах, о военной системе, гарнизонах, налоговой системе и торговле. Это настоящий географический словарь всей империи помимо Италии. Лучшие из глав посвящены тем странам, надписи которых изданы самим Моммзеном, а именно — придунайским землям и Малой Азии. Отдел о Греции замечателен по рассмотрению причин его упадка, хотя Нельдеке находит изображение эллинистической культуры слишком мрачным.
Отличается пятый том от предшествующих и по слогу. Автор редко позволяет себе быть живописным, и действия отдельных личностей совершенно отсутствуют. Это беспристрастное изучение системы управления, а не летопись страстей и борьбы. Общее изображение провинциальной политики и администрации выиграло бы лишь от обсуждения отношений между центральным и провинциальным управлением и более подробного обзора социальных и экономических сил, под воздействием которых складывался весь уклад жизни.
Последние годы жизни историка были в значительной мере посвящены изучению текстов авторов и их изданию. Самым знаменитым из его изданий было издание завещания Августа. Оригинал его в Риме утрачен, но прекрасная копия была открыта в XVI столетии Бусбеком в Анкире, в Малой Азии. Критическое издание ее стало возможным только после французской экспедиции Перро в 1861 г. По его копии Моммзен издал надпись в Corpus’е и переиздал ее в 1865 г. отдельной книгой. Но части греческого перевода недоставало. В 1882 г. Гу манну удалось открыть эту часть и сделать эстампаж со всей надписи. На основании нового материала Моммзен выпустил новое издание с пересмотренным комментарием. По поводу происхождения этой надписи тогда же возникли оживленные споры. Сам издатель склонен был думать, что она была составлена при жизни Августа, в то время как другие утверждали, что она была составлена им самим, а награвирована его преемником с необходимыми добавлениями.[630] В конце своей жизни Моммзен взял на себя издание отдела, Auctores antiquissimi в Monumenta Gerraaniae historica, охватывающего время переселения народов. История готов была иллюстрирована изданиями Иордана и Кассиодора, в то время как Liber Pontificalis, Ненний и другие мелкие хроники от четвертого до седьмого столетия пролили свет на этот темный период. «Темный переход от древности к современной истории, — писал издатель, — должен быть освещен с обеих сторон, и наука стоит перед ним, подобно инженерам перед горным туннелем». Последним трудом Моммзена было издание Кодекса Феодосия с подробным введением. Таким образом, сфера его изучений распространилась до той эпохи, когда на развалинах Римской империи стали возникать новые государства Европы.
Моммзен, естественно, играл выдающуюся роль в организации или покровительстве предприятий, направленных к изучению римской истории. В числе их был проект исследования Лимеса, т. е. римского пограничного вала от Рейна до Дуная. Общество для этого изучения было основано в 1890 г., был начат журнал с целью отмечать успехи предприятия и устроен музей для выставки найденных предметов. Исследование Лимеса пролило свет не только на границу империи, но и на методы фортификации и защиты. Вторым трудом, к которому он обнаружил живой интерес, была «Просопография Римской империи», т. е. биографический словарь, основанный почти всецело на Corpus’e и составленный Клебсом, Дессау и фон Роденом под наблюдением Берлинской академии (4 тома, 1897 сл.). Хотя Моммзен был уже стариком, когда начало выясняться важное значение папирусов, его ученик Вилькен, главный авторитет в этой области, свидетельствует, что он был в числе первых, признавших важность этих темных разорванных лоскутов. Новая наука затронула его собственные труды прежде всего в связи с Египтом как римской провинцией. Для изучения и публикации папирусов он помог основать специальный журнал «Archiv fur Papyrusforschung» и высказал необходимость издания собрания папирусов. Он желал, чтобы ученые всех стран объединились для предприятий, слишком обширных для средств одного государства. Одним из таких предприятий был Thesaurus Linguae Latinae, история каждого латинского слова вплоть до шестого столетия. В 1892 г. он старался объединить академии Германии и Австрии для подобных предприятий и набросал статуты для этой федерации. Но Берлинская академия, одобрив сотрудничество в издании Thesaurus’a, отклонила план более тесного объединения. Такое решение было для Моммзена разочарованием, но его усилия подготовили путь к Международной ассоциации академий, первое собрание которой происходило в Париже в 1901 г. Кругозор престарелого историка становился все шире и шире, энергия его оставалась прежней. Он легко следил за сенсационными открытиями, которые вскрыли древние цивилизации Востока и поместили Грецию и Рим в совершенно новую перспективу. Его ум был сильно занят мыслью о новой науке о старом, и между его последними предприятиями был план собирания вопросов, относящихся к древнейшему уголовному праву цивилизованных общин, который он разослал специалистам по греческому, германскому, индийскому, мусульманскому и еврейскому праву с целью координировать общие результаты их изыскания. Вопросы, относящиеся к Риму, он оставлял за собой.
Одним из элементов его величия как историка был живой интерес ко всем сторонам жизни.[631] «Глава ученых был в то же время деятельным политиком. Его блестящие глаза и подвижное лицо выражали каждое движение его темперамента, вибрировавшего со страстностью и энтузиазмом. Он сражался своим пером в 1848 г. и принес в жертву своим убеждениям свое положение в Киле и Лейпциге». В 1861 г. он вступил в прусский парламент в качестве члена Fortschrittspartei. В 1881 г. он стал членом рейхстага, примкнув к радикальной партии, основанной его другом Бамбергером, отделившимся от национал-либералов, когда Бисмарк стал вводить протекционизм. Он был одним из тех, кто остро чувствовал, что объединение Германии возлагает на нее обязанность высшей культуры, и в своей ректорской речи 1874 г. объявил что немцы не могут почить на своих лаврах. Но, подобно Ранке, он был устрашен тем, чтб он обозначал как «антигуманистические тенденции эпохи». Он энергично сопротивлялся сильному взрыву антисемитизма, руководимому Штекке-ром и Трейчке, и если нападал на славян, в которых видел опасность для немцев, то это можно простить великому историку и найти ему оправдание в его горячем патриотизме. Он называл аграриев хлебными спекулянтами и винокурами. За его определение протекционизма как политики обмана Бисмарк возбудил против него судебное преследование, но безуспешно. Он противился колониальной политике как шовинизму и школьному закону, предложенному Зейдлицем, как обскурантизму. Он сопротивлялся всякому посягательству на свободу в науке, литературе и искусстве. Известно его возмущение против так называемого закона Генце, направленного на стеснение художественного творчества. Его последним политическим выступлением было ожесточенное нападение на аграрный тариф 1902 г. Он умер в 1903 г. в возрасте восьмидесяти шести лет, до самого конца жизни продолжая свою ученую работу.
