– В последнюю, – не задумываясь, сказал Иван.

А предпоследней в его расчётах должна была быть Ил-Лайда.

Ходоки и временницы, высказав слова благодарности за возвращение в нормальное для них поле ходьбы, и намекнув, что не прочь опять воспользоваться его услугами, уходили по дороге времени в свои эпохи и места обитания.

Лишь Манелла долго не могла покинуть точку перехода, ссылаясь на свою обязанность заботиться о подопечных. Да Таа-Ту-ир-Мана пыталась безо всяких уже женских ухищрений, а в лоб, соблазнить его. Она обещала несказанное удовольствие и удовлетворение любой его прихоти от посещения её маленького, но миленького заведения, где к его услугам будут, что следовало из её слов, не только она сама, но и любящие таких красивых и сильных мужчин, как он, молодые и понятливые девушки.

Ивану до того было не до неё и обещанных соблазнов, что он даже не отделался шуткой, а нагрубил, надеясь раз и навсегда отбить у Таа-Ту-ир-Маны желание вести с ним разговоры на эту тему вообще.

– У меня и без вас таких хватает.

Манелла осудила его выпад качанием головы, а Таа-Ту-ир-Мана даже не обиделась, сурово предупредив:

– Сам захочешь придти, такого не получишь. – И отрезала: – Будешь как все!

Вильнула соблазнительным задом и растаяла в поле ходьбы.

«Чем они все занимаются?» – с досадой подумал Иван, возвращаясь в Кап-Тартар, чтобы вывести оставшихся там ещё ходоков. – «На свете столько интересного!.. везде так хорошо!.. почему они не могут воспользоваться своим даром?.. что им нужно?..»

И тут же с холодком в сердце обратил все эти притязания на свой личный счёт.

Да, в мире так много интересного, а он…

Что он делает, по большому счёту?

Ничего!

Болтается, как селёдка в пустой бочке, по векам и тысячелетиям, теша лишь себя и свои интересы, коих у него оказалось не более чем гороха в погремушке. Даже Сарый заметил его неспособность жить нормальной жизнью. И ведь он прав как никогда…

С тяжёлым чувством собственной никчёмности Иван продолжал вывод ходоков.

Пока что обратный переход из Кап-Тартара обременял его только самим процессом: туда-сюда. К тому же, на этот раз никто не сопротивлялся и не пытался вырваться из его рук, так как теперь с охотой доверялись КЕРГИШЕТУ.

Но впереди были ещё Ил-Лайда и Дигон…

И невесёлые мысли о своём неправильном житье-бытье, посетившие его так некстати…

– Ваня, возьми меня на руки и держи крепко. А то, когда мы шли сюда… – Ил-Лайда замолчала и потупилась.

– Что было с тобой тогда? – обеспокоился Иван.

Её просьба насторожила его. Утром она вела себя буйно. И что-то будет в этот раз. Может быть, ещё труднее, и она это чувствует.

Ил-Лайда промолчала.

– Ладно. Если не хочешь, не говори. А на руки я тебя возьму. Ты для меня ноша не тяжкая.

– Я скажу. Тогда я тебя любила… Но и хотела убить тебя, – тихо сказала Ил-Лайда.

– За что!? – непроизвольно воскликнул Иван от её признания.

– За то, что ты силой завладел мною.

– Я!?. – совсем опешил от её заявления Иван. – Ты что-то путаешь… Как я мог? И…

– Нет, Ваня… Так мне казалось, когда ты меня переносил сюда. А я не могла тебе не уступить, потому что хотела этого и за это хотела тебя убить.

– Но-о… Я тогда ни сном ни духом… – начал оправдываться Иван.

В её словах ему послышалось обвинение в том, что между ними произошло в Кап-Тартаре. Он же помнил, что не питал какого-либо страстного чувства, переводя Ил-Лайду через барьер. А она вдруг укоряет его именно в этом.

– Ты, может быть, и не думал, а я сильно в те мгновения, пока ты меня переносил, представляла, каким всё это будет. Я всё уже видела. Поэтому со мной такое и случилось. И я рада…

Ивана занимали совсем другие мысли. Он не дал ей договорить.

– А до того, как я тебя… Ну, пока я тебя не брал на руки. Что ты ощущала?

– Ты мне понравился сразу и…

– Я не о том, – досадливо перебил её Иван. – До того у тебя было намерение меня убить?

– А-а, – разочаровалась Ил-Лайда, ей хотелось говорить об их взаимоотношении, а он решил выяснить у неё совершенно не то, что ей хотелось. – Нет, конечно.

Иван задумался.

– Возможно, это барьер послужил неким исполнителем твоих желаний. А?

– Ты так думаешь? – всплеснула она руками.

– Предполагаю.

– Но тогда, Ваня… Я боюсь!

– Чего ты боишься? Возьму тебя на руки и перенесу.

– Да, Ваня. Но только держи меня крепко, чтобы я… – она коротко глянула на него, потупилась. – Я за себя боюсь… И за тебя боюсь тоже. Я так хочу… Я так боюсь…

Впору было выругаться.

Иван так и сделал, про себя, естественно. Чего только не случается с ходоками в поле ходьбы. Вот и Ил-Лайда, может быть, тихая и скромная, по всему, девушка, вдруг становится женщиной, обуреваемой страстями.

А он сам…

Он просто тупеет от всего этого, да ещё так сильно, если даже совершенно не понимает, что творится вокруг него.

Ходоки и временницы со своими порой глупейшими причудами и заботами – так и остались за пределами его соображения…

Вот ещё Дигон, будто сошедший с картины о древнем человеке – не хватает только камня, нацеленного узловатой рукой в издыхающего мамонта…

Или пристрастия Сарыя и жреца племени будущих литовцев – Перкунаса – в Фимане…

А безудержная деловитость Манеллы и плоские, не нужные ему, желания Таа-Ту-ир-Маны…

Всё слилось, смешалось в запутанный клубок отношений, устремлений, действий, где ему, быть может, даже вопреки ему, его воле и желаниям, тоже отведена роль…

Да, роль.

И роль, по сути дела, второстепенная. Пока что удобного для них перевозчика… Перевозчика не то душ, не то тел из мира людей в мир Тартара, то бишь, в загробный мир, и обратно. Через Стикс. Кто он тогда?.. Харон?

– Ваня, Ваня, – теребила его Ил-Лайда. – Ты что, Ваня?

Иван словно очнулся от неожиданного наваждения.

Вообще, с ним в последнее время такое случалось уже не однажды. Уж слишком разыгрывалось у него воображение и захватывало все чувства, будто всё это происходило наяву. До того, как стать ходоком, таких странных симптомов он в себе не замечал. Наверное, потому, что был всегда занят какими-то приземлёнными мыслями: о работе, об обустройстве квартиры… Да мало ли чем он занимался в той, давно уже прошедшей жизни, когда он опять же ни сном, ни духом не помышлял о вещах, которыми занимался сейчас.

– Ничего. Подумалось кое-что…

– Ну, тебя, испугал! Смотришь куда-то и рычишь. – Ил-Лайда изобразила, как это выглядело. – Разве так страшно можно думать? А, Ваня?

– Конечно, нет, – сказал Иван, стараясь выглядеть веселее, чтобы не столько Ил-Лайду успокоить, сколько себя…

Несмотря на предупреждение, Ил-Лайда при переходе вела себя намного спокойнее, чем можно было ожидать.

Барьер, правда, как только Иван взял девушку на руки, опять сгустился и пропускал его с ношей неохотно, растягивая недавнюю короткую (с другими ходоками) дистанцию из мира в мир до размеров широченного поля.

Однако они прошли его без особых приключений. Ил-Лайда хотя и выдохлась в борьбе с собой, но выглядела или старалась выглядеть бодрячком. Пограничье осталось позади, и уже после первого шага в родном поле ходьбы она выскользнула из объятий Ивана юркой каплей ртути. Делано засмеялась.

Потом подошла к нему, положила ладони на его грудь, грустно попросила:

– Ваня, ты меня не забывай. Ладно?

– Я… Конечно… Но как я тебя найду?

Она на мгновение застыла, прикрыв глаза.

– Вечером… В точке зоха, откуда мы все ушли с тобой в Кап-Тартар. Ладно?

– Ладно, – машинально повторил Иван её слово, с сожалением провожая гаснущую в поле ходьбы ладную фигурку Ил-Лайды.

Не теряет ли он её навсегда, как потерял Напель?

Но намеченное время встречи вселяло надежду, ведь для него, ходока во времени, вспомни он об Ил-Лайде даже через сто лет, всё останется незыблемым и он сможет её найти всегда на будущих Пулковских высотах шестого мая тысяча сто сорок седьмого года до новой эры. Вечером.