— Она в порядке? Во дворце?

— Да. Но не всё в её судьбе прозрачно. Ей нужна будет помощь… в царстве людей.

Озадаченный Фео долго молчал, и, не дождавшись вопросов, Ситинхэ пояснила:

— Дело в том, что Эдельвейс наполовину человек. Свет в ней горит эльфийский, но Древо не влияет на кровь. После встречи с тобой ей законный статус уже не нужен. Она тяготеет к родине матери.

— Как? Разве Сонд… его величество позволит?

— Ты можешь пройти со мной через Время? Я не всё люблю рассказывать, любое сознание искажает истину.

— Нет. Только вас провести. Щит над Домэном меня не пропустит.

— Жаль. Тогда слушай: её судьбу обсуждали. Я всегда была за признание её законной дочерью и принцессой, а Сондэ лишь головой качал. Предательство Фэйэрэн его сильно ранило, но более он недоумевал из-за моей позиции. Вскоре после того, как дошла весть о гибели вашего корабля, Сондэ вызвал меня и спросил, по-прежнему ли я желаю Эдельвейс судьбы принцессы. Я сказала, что да, и он произнёс: «Тогда её ждёт династический брак, как когда-то тебя».

Я отправилась в покои Эдельвейс. Она плакала. Весть о том, что вы живы, ещё не донесли, а надежда легко и загорается, и гаснет. «Здесь вечность, — сказала она, глядя на меня, — чуждая мне. Я хочу уйти в мир, где всё меняется, где время движется. Я лица матери не помню, а её страну хотят уничтожить. Я здесь сгнию среди нетленного». Странно было от неё такое слышать.

Фео только кивнул. Гибель Гилтиана, Аберон, Эдельвейс… голова разрывалась, трещали кости черепа. Собственное тело казалось тесной клеткой, которой бы рассыпаться.

— «Не говори с отцом про меня. Я хочу быть с народом матери и Фео». Конечно, никто не отпустит её, пока не закончится война. Но её и дальше будет тянуть в человеческий мир, а Сондэ поймёт, что дочь не удержит, то найдёт ей опору по статусу. В моих глазах ты достоин эльфийской принцессы, но…

Только Фео моргнул — Ситинхэ исчезла, не договорив. Словно не приходила никогда, её сотворило больное воображение. Нет — подушка на кресле чуть придавлена, открыта створка фонаря, откуда завершали утреннее путешествие светляки. Может, Фео их освободил? Он теперь сомневался во всём, а собственный рассудок стал хрупким, как незакалённое стекло. Слышал как-то, что на границе меж сном и явью случаются странные видения. Вдруг и пришествие Ситинхэ было таким? Фео пожалел, что у него нет всевидящего взора, и он не сумеет осмотреть дом градоначальника, чтобы найти след принцессы.

Маняще блеснул Осколок. За зеркальной гладью вновь кружился вихрь серебряных огней, зовущих сдвинуть завесу Времени. В груди становилось всё жарче, сердцебиение причиняло боль. Фео воззвал к Силинджиуму, но не для того, чтобы встретиться с принцессой, а ради своей страны.

На вчерашний день фронт холода достигал рубежей Тессории — видимо, городские заклинатели погоды остановили его движение, но на большее их не хватило. До силы и мастерства оборотней им было далеко, однако — Фео не сомневался — мороз отступит, ведь некому больше его гнать вперёд. Но урожай загублен. Из земли в столичных областях и приморских выжмут всё, но голода в этом году не избежать.

«Эллариссэ не станет тянуть — ударит, пока людям тяжело», — волна смятения едва не утянула на дно, но Фео выдохнул. Сейчас он должен решить — действовать ли по плану Ситинхэ или же броситься в царство людей. Кто знает, сколько времени у них осталось.

Сна не было — только постыдная дрожь. Фео сжимал Осколок, надеясь получить ответ, но Силинджиум оставался нем.

Идти на север и спасать чужой народ, ожидая, что он поможет людям. Ведь главная битва будет не в Нанроге, а у западных берегов Хавинора, где ещё кипит человеческая жизнь.

Прохлада раннего утра остужала кожу. Фео поднялся, твёрдо решив напоследок поговорить с принцессой. Не могла она так быстро упорхнуть, слишком тяжёлым виделось её состояние.

Пустовали коридоры и гостиные. Все пытались выспаться перед долгим перелётом, только неугомонные птицы звенели, перескакивая с плит на ветви и обратно. Одна пеструшка уставилась на Фео глазами-бусинками и чирикнула, но быстро смекнула — рядом не феникс, а человек. Упорхнула разочарованная и свет унесла на крыльях.

В саду, сидя под кучерявой ивой, Лу Тенгру наблюдал за расходящимися по воде кругами. Искать Ситинхэ более не имело смысла.

— Что она тебе сказала? — произнёс колдун даже не оборачиваясь.

«Значит, не приснилось». Отвечать Фео не спешил, хотя обескураженность попытался скрыть.

— Ну?

— Нас услышат.

Фео подошёл ближе. У Лу Тенгру глаза потемнели настолько, что пропала разница между радужкой и зрачком. Магикорский гнев вытеснило отчаяние, с которым колдун глядел в пустоту, пытаясь объять всё и ничего.

— Ты её искал?

Фео кивнул. В горле кольнуло горечью несказанных слов и мутной обиды. Не за себя. Прежде Фео ощущал себя игральной костью в умелых руках Ситинхэ, но успел убедиться, что она бывает искренней. Лу Тенгру тоже выходило понять. В конце концов, не все сражаются за мир, женитьба и возвращение на родину — вполне достойные цели. Что будет, когда Лу Тенгру узнает о несбыточности своих мечт, а хуже — о заблуждении, коим окутан ради общего блага.

— Почему ты не с ней? — спросил Фео.

— У неё есть ещё то, что я не должен слышать. Доволен?

Язва в голосе, язва на сердце. Лу Тенгру морщился.

Зашелестели листья, зашептали травы. На водную гладь опустилась Ситинхэ, подобно богине, прямо с небес, и только на неё Лу Тенгру поднял взгляд. Утро сменилось лунными сумерками, и всё замерло.

— Я готова отложить своё дело и довести вас до северной границы Нэти, — произнесла она, и на голос откликнулись уже засыпающие светляки — зажгли свои брюшки.

— Великожреческий ореол, — с надрывом произнёс Лу Тенгру. — Неужели думала, что я не замечу?

Ситинхэ молчала, а с ней и весь мир слушал тишину.

— Не отвлекайся от своего дела. Ради всех нас ты за него взялась, — Лу Тенгру махнул рукой, но принцесса не уходила.

Фео телепортировался, не дожидаясь окончания разговора. Пусть влюблённые между собой сами разбираются, третьему рядом с ними не место. Единственное, что утешало — больше не нужно хранить тяжёлый секрет.

«Ситинхэ действительно рассчитывала скрыть правду от Лу Тенгру?»

Легкие сдавило, и Фео пришлось опереться на колонну у двери, чтобы прокашляться. Не все раны исцелены, особо глубокие будут ещё долго терзать. Ситинхэ стоило поберечься — ей не из сада к дому телепортироваться.

Тёплый кристалл приятно согревал и отгонял дрожь. Достав его, Фео улыбнулся. Эдельвейс полюбила его — неказистого человека, очутившегося рядом с ней. Тогда слабого, но теперь он готов за неё сразиться. Против зимы, демонов, Аватара. И для неё он сохранит мир людей, куда приведёт её.

После утреннего спора, к удивлению Фео, Лу Тенгру от возлюбленной не отходил ни на шаг, и даже новая беседа между Ситинхэ и Руми состоялась в его присутствии. Дом опоясывали защитные руны — принцесса укрыла свои тайны и речи. За трапезой Фео узнал, что не только к нему и колдуну Ситинхэ приходила и раскрывала новый план. У Фатияры она интересовалась, как победили перводемонессу, у Шакилара — как сняли проклятие с Пламени Земли.

— Мы правильно поступили, что отправились за оборотнями, — уверенно произнёс он. — Это последний способ объединить племена, иначе я не знаю, что поможет. Слишком древняя меж ними вражда.

В этот момент к трапезничающим подсел Хоуфра.

— Верно говоришь, — ответил он с набитым ртом, вытирая пальцы о скатерть. — Если не это, то ничто. Если восточные ещё сплотятся, то рыбы, отверженные… моё племя и Ядулы — те, кого презирают явно. И только уравняв всех перед судьбой, справимся. Со мной, кстати, тоже говорила принцесса Ситинхэ. Быстро, однако, разносятся вести.

Тёплая страна фениксов скоро станет далёкой, и, кто знает, ступит ли ещё раз Фео на земли Эю. Собственная смертность ощущалась остро как никогда. Меж колонн ещё бродила тень Гилтиана, будто не спешила воссоединяться с Мировым Древом. Белые цветы в кадках солнечный свет окрасил в золото, и призрачная рука касалась их, заставляя сиять.