Очень хотелось расспросить Сумаю о Фео и обо всём, что приключилось с ними за эти дни, но сейчас Фатияру влекло в тени. То, чего ждала она, но во что перестала верить, случилось.

Она несколько раз поскользнулась, но удержалась. Медленно подбиралась к Ирчинаю, над которым простёрлись чёрные ладони. Сердце Руны было единственным огнём во мраке.

— Я видел перерождённого демона Аймери, — произнёс Ирчинай на чистом колдовском, — он теперь Воин Света и защищает всех Живущих. Он собой закрыл оборотней и дал себя терзать, но не отступился от своей правды. Он — святой, и доказал, что каждый, даже падший на самое дно, может вознестись. Ему помогли тогда, в древние дни. Как бы я желал, чтобы также было с моим Ирчимэ. Идите на перерождение, пусть у вас будет шанс на новую жизнь.

Фатияра протянула руку, но замерла, чуть коснувшись топорщащегося меха шубы. Затем отступила на шаг и села в позу лотоса, положив посох перед собой. Она знала, что делать.

В тревожном ожидании, сжав кулаки, Шакилар смотрел вдаль.

— Летите, ваше величество, за царевной Фатиярой, — произнёс Дер-Су. — Крепость достроена, дальше мы справимся.

— С Аватаром? — спросил Шакилар недоверчиво. С кем мог справится Дер-Су? У него и сил никаких нет.

«Я знала дракона, который даже перевоплотиться не мог, но всё равно стал великим героем», — так Драголин сказала про него. Значит, стоило её послушать.

Будто в подтверждение этих слов Дер-Су извлёк клинок, по лезвию которого перебегали красные и зелёные искры, а на лбу князя загорелся знак.

— Мы задержим Аватара столько, сколько нужно.

Шакилар надеялся вернуться раньше, чем все они погибнут. То, что решил он, могло обречь всех, но страшнее было не сделать ничего.

Огонь вокруг Фатияры отогревал её и сушил одежду, иначе бы она быстро промокла. Звонкие ручьи бежали в долину, и близость живых существ Фатияра ощущала острее, но ещё было нечто, сопротивлявшееся перерождению.

Сумая будто сияла; совсем не такой она помнилась в путешествии. Что-то произошло хорошее, изменившее её. Быть может, в этом замешан Фео?

— Кто он? — спросила Фатияра, кивнув в сторону оборотня.

— Мой прадед, — сказала Сумая, — ты не представляешь, что случилось с нами, что я узнала…

— Что??? — Фатияра забыла о медитации.

— В это невозможно поверить… я расскажу! Если будем живы. А как Хоуфра?

— Был в порядке…

— Я хочу его увидеть!

Сумая вскочила и стала метаться меж теней, и те будто погрузили её в уныние.

— Вся жизнь прошла мимо меня. Я ничего о себе не знаю.

— Сумая, — вступил О-рон, — уведи племя… из-под горы. Они пойдут за тобой… на свет. И за… Ирчинаем. Я передам… Хоуфре…

— Тебе известно??? — миндалевидные глаза стали круглыми.

— Да. С тех пор… как принял вас… иди…

А Сумая бросилась к нему и крепко обняла, отчего О-рон даже вздрогнул.

— Ты тоже возвращайся! Будем жить вместе под небом! Хватит пещер, тюрем, Чаш! Солнце!

«Каких ещё чаш?» — не поняла Фатияра, но интересоваться не стала. Вместо этого она вновь погрузилась в себя, чтобы видеть тот тонкий мир, скрытый от обычных глаз. Она была, как тогда, в бою с Паучихой, в своей стихии, и снова побеждала. Настоящее не отторгло царевну, не ударило в спину, хотя замахивалось и угрожало. Улыбнувшись, Фатияра продолжала звать души, чтобы те, отбросив оболочку из мрака, окрепли и вознеслись. Вокруг неё началась настоящая весна, над головой висели густые облака белого пара, подсвеченные снизу рыжим. Вьюга выла где-то далеко. Её пугал не жар феникса, не лепестки пламени, вновь распустившиеся за спиной Фатияры, но тепло иное, то единственное, что могло прогнать холод с этих земель.

О-рон стоял рядом и наблюдал, и Фатияра ощущала его желание быть причастным, помочь. Может, он и сам ждал исцеления от многолетней боли, и теперь шёл по пути, который до него прошла Сумая, преобразившись. Опять Фео показал себя, как и в Даву, но где он сам?

«Жив». Фатияра не сомневалась.

Рыжий цветок распустился над горой, превращая толщу льдов в оркестр звонких ручьёв, воспевавших весну. Тени стали тоньше волоса и качались, подобно колоскам не ветру. Поначалу в свете собственной ауры Фатияра не видела искр, но они тянулись вверх, обрывая путы. Маленькие, почти невидимые искры. Она старалась их раздуть, чтобы не погасли до того, как коснутся Корней и, наконец, отправятся в вечность… Как вдруг…

Из-за лиловой вспышки перед собой Фатияра даже не поняла, что произошло, а через миг боль поглотила сознание.

— Ничего не выйдет! Ничего!

Ару дыхнула второй раз, и слабеющим взором Фатияра видела, как искорки тонут в демоническом пламени.

— Ты их не остановишь… они будут жить.

Мысленно Фатияра приготовилась к смерти. Она не могла поднять руку, чтобы защитить себя, и понимала, что ещё одного удара не выдержит. Что осталось — помочь искрам, дать им лишнюю секунду. Корни уже дотянулись до многих. Всё не напрасно.

Вокруг Фатияры пылали фиолетовые костры, и жар их обжигал даже феникса. Но почему-то Ару не била напрямую, а мучила Фатияру в кольце огня. Языки пламени прижимало к земле будто бешеным порывом ветра, и свист его слышался в ушах, а кожу холодило.

— Ты всего лишь химера! Что ты можешь, полудемон?! — вопила Ару, и Фатияра не понимала, о ком она, но угасающий рассудок напомнил.

О-рон. Он заслонил собой Фатияру и сражался с демонессой, ветром уводя в сторону потоки пламени. Ару злилась и жгла сильнее, плавя лёд, а вода не могла залить проклятый огонь. Сама Фатияра лежала в ручье, пытаясь исцелить себя, чтобы встать и сражаться, но над ней самой стояла тень, сплетённая из чёрных нитей. Одна рука её превратилась в клинок.

— Ты ничему не научилась. Так же, как ты боялась Ару, тебе стоило бояться нас, но ты выпустила зло в Нанрог, — выдохнула холодом тень и вонзила острие в правую ладонь Фатияры.

Крик. Мир окрасился красным. И сквозь пелену ужаса и мучений, Фатияра прохрипела:

— Они хотят спастись… ты их не удержишь…

Её подхватило потоком, понесло, сначала сквозь огонь, а потом вниз, где скалы. Фатияра уже не осознавала ничего и не заметила, как движение прекратилось. Маленькие волны били её, но в шуме сознания чувства смешивались.

Потом наступила тьма, похожая на смерть, но страх тлел внутри, не давая разуму окончательно затухнуть. Страх — то, что оживляло плоть.

— Ночжа… — сорвалось с губ Фатияры. Она ощутила нечто мягкое и тёплое, похожее на нагретое солнцем ложе. Руки покалывало, словно на них падали крохотные искры.

«Улетайте… улетайте…» Фатияра уже не могла говорить. Она готова была сама сгореть, чтобы поделиться с ними пламенем.

«Ночжа… спаси их».

Перед тем, как всё кончилось, грохотнуло так, будто мир взорвался. Через миг резко стало тихо, будто все звуки поглотил молчаливый космос.

Ещё не открывая глаз, Фатияра уловила запах сырости и тихое журчание. Значит, обоняние и слух не пропали. Веки же разлепить не получалось, и ещё не понимая, где она, Фатияра подняла ладонь так, чтобы та оказалась перед лицом. Боли не было, только легкое покалывание. Наконец, прозрев, Фатияра увидела новые шрамы: крупный и глубокий, а ещё мелкие, похожие на порезы, на пальцах.

Лежала Фатияра на меховом плаще. Из-за мягкого ворса изнанки приняла его поначалу за шкуру зверя. Рядом сидел О-рон. Зеленоватые мхи шерсти почернели и поредели, кое-где прогладывала серая кожа. О-рон крепко сжимал тёплый кристалл, и Фатияра потянулась к отверженному рукой, чтобы исцелить прикосновением.

— Ты очнулась… хорошо.

— Что случилось? — спросила Фатияра. — Где мы? И где Ару?

— Убежала. Принц… прогнал её. Спас тебя и меня. Увёл воду… в русла рек. Он… он… походил на бога… в сиянии…

— В сиянии? — Фатияра смотрела на О-рона с недоумением.

Догадка, такая очевидная, отчего-то не находилась, разум пребывал в сумерках, и редкие проблески быстро затухали. Смерть перестала быть близкой, но ясность ума быстро не возвращалась.