— Непросто тебе пока губителем быть. Своей рукой… — уловив накал Эллариссэ, Пангулар продолжил иначе. — Кое-что тебе покажу, пойдём.

Эллариссэ подчинился. Его воля уснула, а разум разжижился до подобия киселя. Будто бы от шагов в голове плескалась жидкость. Гнилые раны проступили — новая эссенция оказалась слаба, и Эллариссэ с каждой секундой морщился всё сильнее.

Он не смотрел по сторонам. Улицы сливались в один бесконечный коридор, по которому гулял дикий ветер, поднимавший стылую пыль. Только когда за спиной захлопнулись тяжёлые железные двери, Эллариссэ ощутил что-то кроме раздражения.

— Склад алхимического сырья. Готовый материал для любых преобразований. В царстве людей таких мало, но для меня Сагарис один прихватил.

— Когда? — Эллариссэ не успел обдумать вопрос, но тот против воли сорвался с его губ.

— Известно когда. Восемнадцать лет назад, вслед за чумой отступая, мы по этой деревне ударили, а сокровища её я в земных недрах спрятал, куда ни один человек не дотянется.

Пангулар топнул ногой, и в тот же миг перед ним разверзся глубочайший колодец. Эллариссэ заглянул в него всевидящим взором, но пелена мрака оказалась настолько густой, что её не выходило пронзить. Ощутив бессилие Аватара, Пангулар усмехнулся.

— Не для того я тайник мастерил, чтобы каждый мог его секрет разведать. Но тебя попрошу: до его дна опустись и залежи подними. Тебе сподручнее, чем мне, а Кнуну сейчас нужно одному побыть.

Кнуну. Нужно. Одному. Побыть. Что это?

Эллариссэ прыгнул в колодец, замедлив своё падение. Как окровавленный полумесяц сияла над Аватаром демоническая улыбка и такими же звёздами — глаза.

Долгим ощущался спуск. В руках Эллариссэ дрожал свет, и плясали отблески на минеральных жилах, пронизывавших земные недра. Сквозь породы будто бы проступали причудливые лики, но из-за теней они казались грозными, скалились: желали разорвать того, кто потревожил их покой. Собственные мысли перекрывали иллюзию; по-прежнему Эллариссэ был не здесь и не сейчас, разум упорхнул в дебри минувшего и не мог выбраться, запутавшись в тенетах ушедших дней. Унгвайяр, Лилана, Айдохведо… все они мертвы, а нет никого, кто поддержал бы Аватара.

Дно усеивал серебристый металл. Алхимическое сырьё, годное для любых преобразований. Драконы вывели его из особой руды, чтобы упростить свои производства и меньше обучать работников мануфактур. Эллариссэ поднял одну из пластин, настолько гладкую, что в ней получалось рассмотреть собственное лицо — осунувшееся, как у древнего узника или, того хуже, мертвеца. Острое чувство заставило дрогнуть: рядом кто-то был.

Бесформенная тварь, укрывавшаяся в промежуточных недрах, в самоубийственном порыве вылезла из норы посмотреть на Аватара. Вместо речи издав шипение, она втянула пропитанный парами воздух и приблизилась. Эллариссэ медлил, наблюдая. Часть первородного мрака проникла за Пепельный хребет, чтобы ядом своего присутствия отравлять обитаемый мир. Злоба на Неру вела её вперед, и теперь, приметив его наместника, она готовилась напасть, но сила Семилепесткового перстня сдерживала её.

В омуте трепещущей темноты Эллариссэ видел себя: прошлое — печальное, полное надежд и разочарований; настоящее — обречённое; будущее — жуткое. Словно образы Зеркала Времени вновь уплотнились и обступили Эллариссэ в мире, где он повержен и забыт.

Тварь издала нечто, похожее на смешок, и тут же её теневая плоть распалась червями. Одного, особо жирного, Эллариссэ задавил ногой, остальные с мерзким писком забились в щели. Подъём оказался ещё длиннее. Идти приходилось по воздуху, с алхимическим сырьём телепортироваться не выходило. Магикорские чары позволяли Эллариссэ нести много, но тяжесть он ощущал. Перед Пангуларом скрыл усталость, но ухмылка не сползла с лица демона.

— Ты моего сторожа убил. Разве он тебе мешал? — поинтересовался Пангулар.

— Мешал. Он никогда не был живым, чтобы я его жалел.

— Значит, нас ты пожалеть можешь?

Не оборачиваясь, Эллариссэ вышел из кузен. Свежий воздух морозом оцарапал легкие. Заброшенная деревня укрылась сумерками, и серость схлынула: в рыжих лучах заката горели железные крыши, словно и не было восемнадцати лет тишины, а местные вот-вот вернутся из долины, чтобы занять свои дома и наполнить их теплом. Птичьих голосов не слышалось здесь, а деревья засохли: весна не заставит их расцвести, когда холод отступит.

Сагарис стоял у дверей храма, с прищуром наблюдая за потухшим востоком. Рана на синюшной груди не затянулась до конца, один глаз вытек и не был воссоздан, щеку разорвало. Однако царь демонов не выглядел ужаснее обычного, и только осознание того, что перед взором — мертвец, отвращало.

— Я слышал, — начал Сагарис, приметив Эллариссэ, — что ты не стал сражаться и убежал, хотя мог победить. Наши враги остались без Эрес-Гронда, были измотаны, подавлены. Или таки признал, что они сильнее тебя?

Впервые он говорил безо всякой иронии и насмешки, а от его слов земля покрывалась изморозью. Первое, что мелькнуло в голове Эллариссэ — оправдание, за которое он захотел себя удавить. Сагарис продолжил:

— Да, Шторм Звёзд испугал, но всё, на что тебя хватило — проткнуть племянника.

Эллариссэ всмотрелся в фигуру демона. Будто бы силуэт вырезали из тёмного пространства, и мгла до сих пор окружала его. Не звучало прежнего ехидства в голосе. Сагарис походил на ту тварь из колодца — разве что был разумен. Злоба, которую он пытался припорошить иными чувствами, чтобы посмеяться над Эллариссэ, вышла наружу. Пред Аватаром предстал истинный демон — слияние воли Неру и беспощадной ненависти Скверны, оружие, коим она уничтожает всё живое. Не труп, а карающий меч, несущий безмолвие. Никто из свиты Сагариса не виделся таким Эллариссэ, и, глядя на пробужденную злобу Оссэ, он дрогнул.

— Если сейчас не заткнешься — я сделаю так, что ты больше не встанешь.

Слова припорошили тревогу, а ответа не последовало. Сагарис исчез, и без него стало теплее и светлее: демон утянул за собой все тени, что следовали за Аватаром по горам.

Опустившись на холодную храмовую ступень, Эллариссэ сцепил руки в замок и задумался: мысль о каре, жутком возмездии Живущим за предательство и объявление войны перестала быть такой острой, но всё ещё царапала мозг и вызывала боль. Чтобы сбить хлипкую печать, достаточно сил Сагариса. Тот не промедлит — Эллариссэ не сомневался. Многовековая вражда обратится в бурю и поглотит Нанрог. Легион ледяных призраков пройдёт по мёрзлой земле под траурный вой оборотней. Это проклятие не снимет ни один Живущий, даже Аватар. Ненависть к сородичам — в крови племён, её беда лишь притупит, но не изгонит.

«Воины Света могут помешать мне. Срыва печати мало…»

Эллариссэ ощутил на сердце холод всех пока дремлющих бурь. В один прыжок до Нанрога не добраться и Аватару, и, скрипя зубами, Эллариссэ отыскал Пангулара в той же кузне. Тот наблюдал за странным действом: из пространства, как из полотна, Кнун вытягивал нить и связывал её с другой, чёрной. Из Скверны. Затем обе — с металлической, чтобы неосязаемое обретало форму. Шла тончайшая работа, и от напряжения дрожал воздух. Демоны не повернулись к Эллариссэ, а он следил за ними, не в силах оторваться. Здесь же был и Сагарис, в дальнем углу почти неприметный, но сияние глаз выдавало его. Со всеми тремя говорить Эллариссэ не хотел, но теперь его интересовал не Пангулар — Кнун.

Теневые руки тонко мастерили, тогда как собственные были обрублены. То ли чувства застыли, то ли разум, но Эллариссэ почти не испытывал отвращения, глядя на культи Кнуна, но лицо демона озадачивало.

«Неужели… ему больно?»

Сагарис с пробитой грудью не морщился, а его младший брат — да. Проще было поверить, что ткань пространства причиняла ему страдания, только Эллариссэ понимал, что лжёт себе. Правда на поверхности. Сагарис прищурился.

— Перстень будет готов нескоро, есть, чем заняться. Идём, пришло время мстить.

Раздавить бы его за то, что смеет указывать Аватару, но Эллариссэ сдержался. Гнилой полутруп ещё нужен хоть для зелья.