— А мы уж гадали, кто это гору прогрызает нам навстречу, — донесся чей-то насмешливый голос. — Успокойтесь. Асцерат мертва, а других перевёртышей у демонов нет. К тому же, я вижу Пламя Земли, его не подделать. Узнаю его золотые ободы и блеск из десяти тысяч подобных.
Говорящий находился за спинами двух стражей, но, видимо, не прятался, стоял в полный, весьма выдающийся рост, тогда как остальные драконы чуть пригнулись, готовые нападать.
Преодолев оцепенение, Шакилар опустился на колени.
— Простите меня за своеволие, ваше величество. Я готов понести любую кару.
Стража расступилась, полностью открывая взору императора прибывших. Поднимать взгляд Шакилар не имел права, пока не будет разрешено, и терпеливо ждал.
— Поднимись. И ты, царевна Фатияра, тоже.
В сердце будто раскалённую иглу вонзили. Как изменился император! Лицо посерело, осунулось, кожу рук исчертили тонкие синие вены, длинные благородные ногти искрошены, волосы поредели. Только в глазах оставалась живость, да едкая улыбка выдавала в этом старике, каким, наверное, не становился ни один дракон, отца.
— Как вы?.. — успел только произнести Шакилар, и отец тут же посуровел.
— Увы, подданные мои и фениксы только чуть вытянули меня из лап смерти, поставили на ноги, но долго я всё равно не проживу.
Шакилар подался вперёд, забыв про этикет. Не до него.
— Отец…
— Я помогу вам, ваше величество! — крикнула Фатияра, и в комнате — а это была скорее комната, нежели пещера — стало светлее из-за посоха.
— Оставь, — поднял ладонь император, — твой отец и так много для меня сделал, учитывая, какой шорох навели мои слуги в Алькашамбре. Но не суть. Я прожил долгую жизнь, более долгую, чем кто-либо из ныне живущих. Всё рано или поздно заканчивается, и я хочу, чтобы для меня закончилось в бою, а не в постели.
Шакилар едва не упал на колени, в этот раз от бессилия.
— Вы… пришли… умирать?
— Зачем так заунывно? Я пришёл сразиться с Аватаром и его новой гнилой свитой. А для того нам с вами нужно обсудить пару вопросов, пока слуги мои закончат обустраивать наш временный штаб. Да, именно его. Вы удивлены? Эта гора кишит тенями, но сила, обитающая в ней, враждебна демонам. Никогда бы не подумал, что такое возможно, но лучшего укрытия и от Шторма, и от Аватара нам пока не найти. Впрочем, не сомневаюсь, он о нас знает. Ненавижу всевидящий взор.
Стража рассредоточилась, а император обошёл прямоугольный стол и опустился на резное каменное кресло. Осмотревшись, Шакилар понял, что выбитая пещера действительно походила на военный кабинет, в каком отец собирал генералов для обсуждения атак на Океан Штормов.
— Что с военным советом? — спросил Шакилар, приметив, что никого из известных ему войсковых чинов за столом нет, в лучшем случае — заместители, а то и ниже, при том совсем молодые; зато сидел, разглядывая свитки, давным-давно разжалованный Дайерин Дер-Су. — И с судьями?
— Я их всех казнил, — отмахнулся император, но выражение лица сына вынудило его продолжить. — Видишь ли, меня нисколько не удивляет, что военный совет решился меня устранить. Несколько десятилетий мы живём без Аватара, кому-то кажется, что я одряхлел, да и в прошлом справлялся лишь с помощью Гории. Можно подумать, это Гория правил Ливнером две тысячи лет. Ты веришь в какую-то благодарность? Её не будет никогда. Я живу слишком долго, потому собрал орду метящих на мой трон. Судьи в этой цепи лишь промежуточное звено, хотя многие из них, особенно Люцит, вцепились бы в свой кусок. Единственное, чему я рад — мне хватило сил не позволить им этого.
Император указал Шакилару и Фатияре на места напротив себя.
— Возможно, кто-то скажет, что обезглавить страну перед Казнью Мира так, как сделал я — безумие? Не согласен. Нет ничего страшнее предательства.
— Многие из них заблуждались, — ответил Шакилар.
— Ты всё же веришь в лучшее. Это похвально по молодости. Да и не сказал я, что вырезал всех до одного. Эддо, которого ты изобличил, до сих пор ждёт своей участи. Мне его даже немного жаль. Острого ума дракон.
— Я не смею что-либо вам советовать, ваше величество. Несчастья, обрушившиеся на императорский дом и нашу страну — моя вина.
— Не сильно ты ли много власти берешь, Нэйджу? Впрочем, как не о ней нам сейчас с тобой говорить.
Тут император посмотрел на Фатияру, всё время елозившую на каменном троне. Придворный этикет ей будто не был знаком, да и вовсе она не ощущала, сколь высокая особа рядом с ней. Не принц-возлюбленный и даже не взбалмошная мать. Поймав взгляд императора, Фатияра присмирела и даже осунулась.
— Я сожалею о том, что случилось с твоей матерью, — тихо произнёс император, а Дер-Су поднял голову. — У меня всегда были тяжёлые отношения с Руми, хотя я понимаю, что несправедлив к ней. Я видел её свет в глазах Нэйджу перед тем, как для меня всё закончилось. Руми умела не просто сострадать, а подниматься выше ненависти, на что способен не каждый в этом мире. Когда она протягивала мне руку помощи, я бил её по ладони. Зато, не будь моего отказа, не было бы и тебя. Неплохо, я считаю. Я попросил у Руми прощения через Симериона. Она знает, за что. И твоего отца я отблагодарил.
Дер-Су прищурился, но больше ничем не выдавал своей вовлечённости.
— Спасибо, ваше величество, — улыбнулась Фатияра, — я очень рада это слышать.
— Я прошу вашего благословления на помолвку с царевной Фатиярой, — произнёс Шакилар, впервые полностью выпрямившись. — Возможно, не лучший момент…
— Действительно, не лучший. Да и не сильно ты волновался о моём благословлении, отрекаясь от трона ради брака. Впрочем, не виню тебя и не стану противиться вашей любви. Для меня важнее, что ты благородно уступил Сого, как и он уступил тебе. Что, по-твоему, отличает царя истинного от ложного? Истинному власть дарована, ведь народ ему верит. Ложный царь власть выгрызает, а потом цепляется за неё, чувствуя, что своё место занимает незаконно. Моё время как патриарха Северного Предела, а затем и императора истекает. И станет моим преемником тот, кого выбрал народ. Кто понял его душу.
«Сого», — подумал Шакилар. Кто лучше него понимает других? Не только драконов, но и остальных? А что судьи отвергли Сого, так они не народ и сами предали драконов. Сого — император. Для Шакилара это было простой истиной, незыблемой, как восход солнца на востоке. Не могло быть иначе.
— Отец, вы — император. Никто не заменит вас.
— Не знаю. Не заглядываю в будущее, в отличие от твоего друга Феонгоста. Но доверюсь тем, кто рассказал о Тенджине и проклятом столбе. Всегда называли одно имя. Догадаешься, кто спас столицу и весь Ливнер.
Шакилару вдруг показалось, что его разум заснул, погрузившись во тьму, но глаза ещё различали свет.
— Нэйджу, я считал, ты сообразишь быстрее. Большего при твоей невесте не скажу, но не расстраивай меня.
— Это… это не могу быть я… Я же нарушил приказ! Я вывез Пламя Земли из Ливнера!
— Сого взял ответственность на себя за это. Хотя мне по-прежнему не нравится ваше своеволие, за время лечения я многое переосмыслил. А что не сумел — то помог князь Дер-Су. Он будет верным советником тебе так же, как и Сого. Ты не останешься один перед Казнью Мира.
— Отец… ваше величество… я… это огромная честь, но…
— Что «но»? Ты ослушаешься своего императора?
Шакилар огляделся. Все стражи, занятые благоустройством, склонили колено перед принцем. Это походило не на церемонию, и Шакилару хотелось уйти, чтобы, оказавшись в одиночестве, осмыслить услышанное. Но сделать так — опозориться. Драконы ждут от наследника иного в преддверии войны.
— Ты примешь свою судьбу и своё достоинство, как полагается сыну императора?
— Да, ваше величество, — кивнул Шакилар. — Я повинуюсь вашей воле.
Оба встали и вышли из-за стола к алтарю. У ног каменных Дезескуранта и Лингвэ не горели свечи и не дымили благовония. Только крохотные пиалы, наполненные жасминовым маслом, твердили, что алтарь — не украшение в этом кабинете, но здесь молятся. Шакилар бы и сам помолился, но не мог насмотреться на отца, всё ещё пытаясь поверить, что он жив, однако близок к смерти. Что, завещав империю, он подвёл черту. Дальше — ничего. И эта мысль перебила изумление, наполнив сердце тягучей грустью. Шакилару о многом хотелось поговорить с отцом, даже со временем поделиться своими приключениями в Эю. Наверняка ему будет интересно узнать о Рэн Джуне и том, как победили Паучиху. Её греза… даже забывшись и подчинившись демону, Шакилар не мог помыслить, что отец сам признает его.